"Энн Райс. Гимн крови ("Вампировы хроники" #10) " - читать интересную книгу автора

Я ощущаю каждый фрагмент мощей. В безмятежном полусне я чувствую, как
они перемещаются.
"Лестат, помоги мне перестать курить. Лестат, мой сын-гомосексуалист -
он попадет в ад? (ни в коем случае). Лестат, я умираю. Лестат, ничто не
может вернуть моего отца. Лестат, этой боли не будет конца. Лестат, правда
ли что Бог в самом деле есть? (Да!)
Я отвечаю всем.
Мир, возвышенный век, непрекращающееся наслаждение бытием, исчезновение
всякой боли, полная победа над бессмысленностью.
Я имею огромное значение. Я знаком всем и каждому. Я - неизбежность! Я
вмешался в ход истории! Я вписал свое имя в страницы Нью-Йорка.
Сам же я пребываю на небесах. Я с лордом Света, создателем всего
сущего. Мне известны самые непостижимые явления. Почему бы нет? Я знаю ответ
на любой вопрос.
Господь говорит мне: "Ты должен явить себя людям. Это священная
обязанность для каждого хорошего святого. Люди внизу ждут этого от тебя".
И потому я покидаю свет и спускаюсь на зеленую землю. Я сталкиваюсь с
неспособностью принять истину, едва вступая в атмосферу. Ни одному святому
не по силам донести абсолютное знание до мира, потому что миру не по силам
его охватить.
Я могу принять свой обычный земной облик, скажете вы, но я все еще
Великий святой и мне претит воплощение. Куда же я иду? Как вы думаете?
Ватикан, самое маленькое королевство на планете, смертельно спокоен. Я в
спальне папы. Она напоминает монашескую келью: узкая кровать, стул с прямой
спинкой. Так просто.
Иоанн Павел второй. Восьмидесяти двух лет от роду. Он страдает. Боль в
его костях слишком сильна, чтобы он действительно мог заснуть. Его сотрясает
болезнь Паркинсона, артрит распространился по всему телу, жестокая дряхлость
немилосердно терзает его.
Медленно он открывает глаза и здоровается со мной по-английски.
"Святой Лестат, - говорит он. - Почему ты пришел ко мне? Почему не
падре Пио?"
Он не слишком мне рад. Но он и не думал меня обидеть. Его можно понять.
Папа любит падре Пио. Он канонизировал сотни святых. Вероятно, он любит их
всех. Но как он любит падре Пио! Что до меня, то я не знаю, любил ли он
меня, когда канонизировал, потому что я еще не написал ту часть истории, где
меня канонизируют. Когда же я писал эту часть, как раз на прошлой неделе был
канонизирован падре Пио.
(Все это я видел по телевизору. Вампиры любят телевидение).
Итак, продолжим.
Лицо папы спокойно и исполнено аскетичной строгости, несмотря на
окружающие дворцовые просторы. В его молельне горят свечи. Папа стонет от
боли. Я возлагаю на него свои исцеляющие руки, и боль проходит. Покой
проникает в каждую клеточку его тела.
Он смотрит на меня одним глазом, второй у него зажмурен в его обычной
манере, и внезапно между нами возникает абсолютное взаимопонимание или,
возможно, я начинаю видеть в нем то, что должен знать мир: его безграничное
бескорыстие, его необычайную духовность, которая объясняется не только тем,
что он бесконечно любит Христа, а всей его жизнью, проведенной при
коммунизме.