"Энн Райс. Скрипка" - читать интересную книгу автора

она скажет, и подождать. Это была красивая машина: просторный лимузин с
бархатной серой обивкой - такие обычно используют в похоронных бюро.
"Итак, мне все-таки довелось прокатиться в нем, - подумала я, когда они
отъезжали от обочины, - хотя и не во время похорон".
Как красиво смотрелся мой дом. Мой дом. Бедная Катринка!
Руки у Алфеи мягкие, как черный шелк. Мы обнимаемся, и мне кажется,
будто в мире никто никому не может причинить боль. Бесполезно пытаться
передать здесь ее слова, потому что говорит она ничуть не лучше Лакоума,
произнося не больше одного слога из каждого многосложного слова, но я все
поняла: "Добро пожаловать домой, очень о вас беспокоилась, скучала, все бы
для вас сделала в те последние дни, почему меня не позвали, я бы выстирала
простыни, не побоялась бы их выстирать, а теперь прилягте, деточка моя, а я
пока приготовлю вам горячий шоколад..."
Лакоум затаился у порога кухни - маленький лысый человечек, который где
угодно, кроме Нового Орлеана, сошел бы за белого, хотя, конечно, его бы
сразу выдал предательский акцент.
- Как дела, босс? На мой взгляд, вы отощали, босс. Вам бы следовало
поесть. Алфея, даже не смей предлагать этой женщине свою стряпню. Босс, я
сам схожу за едой. Что купить, босс? Босс, в доме полно цветов. Я бы мог
поторговать с крылечка - заработал бы для нас несколько долларов.
Я рассмеялась: Алфея отчитала его как следует, повышая голос и
подкрепляя слова несколькими выразительными жестами.
Я отправилась наверх - просто захотелось удостовериться, что кровать о
четырех столбиках в стиле принца Уэльского на своем месте. Так оно и
оказалось. Правда, я увидела новые атласные украшения.
Мать Карла повесила у кровати портрет сына в рамке - не тот скелет,
который увезли отсюда, а кареглазого добросердечного человека, который сидел
со мной на ступенях пригородной библиотеки, говорил о музыке, о смерти, о
браке, человека, который возил меня в Хьюстон послушать оперу и в Нью-Йорк,
человека, который собрал все картины, изображавшие святого Себастьяна,
когда-либо написанные итальянскими художниками или в итальянском стиле,
мужчины, который занимался любовью, пользуясь только руками и губами, и не
терпел никаких возражений по этому поводу.
Письменный стол был пуст. Все бумаги исчезли. Сейчас не время
волноваться по этому поводу. Гленн дал слово, а он и Роз еще никого и
никогда не подводили.
Я снова спустилась вниз.
- А знаете, я мог бы вам помочь с этим парнем, - сказал Лакоум.
Алфея тут же заявила, что он слишком много болтает и пора ему замолчать
или пойти вымыть пол, или вообще убраться на все четыре стороны.
В моей комнате было чисто и тихо. Разобранная постель, нежные ароматные
марокканские лилии в вазе. Откуда они узнали? Ну конечно, им рассказала
Алфея. Марокканские лилии.Я забралась в кровать, в мою кровать. Как я уже
говорила, эта спальня была спроектирована как хозяйская спальня коттеджа и
расположена она на первом этаже в восточном восьмиугольном крыле дома,
вытянувшегося среди темных зарослей лавровишни, отгородившей его от всего
мира.
Это единственное крыло, которое есть у дома, имеющего прямоугольную
форму. И крытые галереи, наши широкие террасы, которые мы так любим,
проходят вдоль этой спальни, заворачивают за угол и по другую сторону дома