"Патриция Райан. Сокол и огонь " - читать интересную книгу автора

Мартина помолчала, задумавшись над его словами, ее синие глаза
поблескивали в свете свечей. Ее красота, когда он смотрел на нее, иногда
доставляла Торну мучительно сладкую боль.
- А вы действительно верующий человек, сэр Торн? - спросила она.
Он пожал плечами.
- Я принял крещение Матери нашей, святой церкви.
Она недоверчиво улыбнулась, а он остановил свой взгляд на ее губах -
ярких, немного припухлых, словно их только что поцеловали. Эта мысль
отдалась напряжением в чреслах, он мысленно стиснул зубы, проклиная свое
необузданное воображение.
- Думаю, то, что вы принимали участие в крестовом походе, еще ни о чем
не говорит, - сказала она. - Райнульф рассказывал, что многие весьма далекие
от веры люди, в том числе разное отребье, нашили на одежды кресты и
отправились с рыцарями-крестоносцами в надежде на богатую добычу. Другие
присоединялись к походу, чтобы замолить свои грехи, и нимало не
интересовались его целью - освобождением Гроба Господня в Иерусалиме.
Торн кивнул и откинулся на спинку стула. Тем временем Клева, кухарка
брата Мэтью, убирала со стола пустые тарелки.
- К сожалению, должен сказать, что я не искал в походе ни добычи, ни
прощения грехов, миледи. Я принадлежал к третьему типу крестоносцев -
беднякам Божьим, как называл нас Людовик, - потому что мы были преисполнены
веры и религиозного рвения. Я действительно стремился освободить Святую
Землю и был даже готов пожертвовать ради этой цели своей жизнью.
Торн говорил спокойно, но Мартина уловила в его голосе горькие нотки
сожаления, раскаяния, оставившего шрам в его душе.
Он вздохнул и отхлебнул добрый глоток вина.
- По крайней мере те из нас, кто остался лежать в земле Палестины,
умирали с мыслью о том, что мы победим, что мы освободим Иерусалим и
вернемся героями. Они так и не узнали, что крестоносцы потерпели страшное
поражение и что на родине тех, кто вернулся, встречали отнюдь не как героев.
Клева поставила на стол вазу с ароматным анисовым печеньем. Мартина
взяла один темно-коричневый кусочек и стала задумчиво жевать, размышляя о
годах ранней юности Торна - о его первоначальной набожности, о пленении в
Леванте и, наконец, о долгожданном возвращении домой, где он узнал о
жестокой участи, постигшей его семью.
- Удивительно, что вы вообще сохранили хоть какую-то веру, - сказала
она.
- О, я еще продолжаю верить, - тихо сказал он, глядя ей в глаза. -
Правда, не так, как в юности. Будучи ребенком, я был, - он печально
улыбнулся, - очень наивным. Я верил во всепрощающего Бога, в Бога любви, -
сказал он.
- А теперь?
Он встал и подошел к стоящему в углу сундуку, в котором хранились
шахматы.
- А теперь я знаю больше. Я знаю, что у Бога тоже есть что-то вроде
характера и что лучше не становиться у него на пути, если он решил покарать
кого-то.
- Звучит так, будто вы определяете веру как страх перед Богом.
Он поставил шахматную доску на стол и начал доставать фигурки из двух
зеленых бархатных мешочков и расставлять их.