"Элеонора Раткевич. Одноногий бегун" - читать интересную книгу автора

Шекких должен их покинуть? С кем теперь делиться всевозможными эльфийскими
премудростями? Бедные мы, бедные... да и Шеккиху тоже не повезло: с такой
развеселой компанией проститься приходится!
Проводы получились шумные и совершенно непарадные. Много пели, как у
эльфов водится, много пили - как водится у людей, много давали обещаний
свидеться после войны и тогда уже повеселиться по-настоящему. И подарок
памятный на прощанье приготовили - а как же иначе? Хороший подарок, среди
людей редкостный: лучший рисовальщик среди эльфов "Шелеста" три дня
трудился, прежде чем почел изображение достойным своего боевого товарища.
Эльфийские изображения - не чета картинам, нарисованным человеческой рукой,
они постоянно движутся, да так, что глаз не отвести, - и все же Шекких
медлил взглянуть на подарок: он смутно предчувствовал содержание картины.
Предощущение его не обмануло. Когда Шекких на другой день после проводов
развернул заботливо обернутую дощечку, он увидел на ней то, что и ожидал.
Художник с большим чувством изобразил его последний воинский подвиг. Шекких,
неимоверно кряжистый - такой, каким он виделся эльфу, - взмахивал своей
мускулистой сверх всякого вероятия рукой, из этой мощной длани вылетала
кошка и вершила свой смертоносный путь с плавной стремительностью, снова и
снова покидая тяжелую, словно из гранита иссеченную руку и устремлялась в
верхний угол картины.


САПОГИ ВСМЯТКУ
Стрела вторая

Если бы на заставу был прислан новый ее командир, а не новый интендант,
он бы несомненно вызвал всеобщее любопытство. Всякому интересно знать, по
чьим началом отныне служить придется. Но едва ли кому интересен
по-настоящему новый интендант: едва ли он окажется лучше прежнего, а
остальное... остальное, впрочем, особого значения не имеет. Какая разница,
высок ростом новоприбывший или низок, дороден или худощав - успеем еще
насмотреться, успеем даже и наскучить его обликом.
Вероятно, так - или почти так - рассуждали новые сослуживцы Шеккиха, и
оттого его прибытие на заставу произошло тихо и ничьего внимания не
привлекло. Впоследствии пограничники локти себе кусали с досады, что не дали
себе труда сразу же присмотреться к новому интенданту - а значит, никто не
видел и не слышал, как именно происходил разговор нового интенданта с
прежним. Хотя окно по случаю летней жары было распахнуто настежь, никто не
пробегал по ним как бы случайно, никто не останавливался поправить пояс или
якобы между делом осмотреть оружие, прислонясь к стене.
Однако заключительная часть представления разыгралась в такой
непосредственной близости к окну, что ползаставы сбежалось поглазеть и
послушать. К немалой досаде запоздавших зрителей, глазеть им пришлось
недолго. Развязка не заставила себя ждать.
Новый интендант схватил прежнего за грудки, несколько приподнял и
встряхнул. Раздался треск рвущейся материи, и интендант Ветт, лысеющий
сорокалетний красавец, очутился на свободе. Зрители под окном затаили
дыхание.
- А за порчу казенного имущества в лице моего мундира вы еще
ответите, - тихо и злобно произнес Ветт, ясноглазый, как нашкодивший щенок.