"Рассудов-Талецкий. Радио 'Моржо' " - читать интересную книгу автора

ее общеизвестными сведениями из школьных учебников.
- Все меломаны, - вещал он млеющим талдыкурганцам, - раньше любили
слушать музыку в форме долгоиграющих альбомов, - бросив взгляд на покорных
филиальцев и убедившись, что слюни из открытых ртов текут, как обычно, он
развивал свою мысль: - Теперь же все меломаны предпочитают слушать музыку в
форме сборных солянок из произведений разных авторов и исполнителей...
Талдыкурганцы нежно хлопали глазами.
- Потому что я сам так музыку слушаю, - неожиданно закончил свое
высказывание Великий Вождь, и тут же девушки из карякско-ненецкого филиалу в
немом восторге обожания судорожно описались.
Хитрый Количек, через две недели после этого случая повстречав Великого
Вождя в курилке и имея цель понравиться, заявил, изобразив на лице выражение
преданной искренности:
- Я музыку люблю слушать только в форме сборных солянок...
- Молодец, правильно, - промурлыкал Вождь. - И все так отныне любят...
- Но позвольте, - попытался было возразить случившийся поблизости Саша
Мурашов. - А как же все основные фирмы звукозаписи? Почему они продолжают
упорно львиную долю продукции все же выпускать в виде долгоиграющих
альбомов?
Вождь с укоризною посмотрел на Мурашова, а вечером записал в
поминальник: "Количек - плюс сто очков. Мурашов - минус двести".

Трудно пришлось бы Количеку, не окажись в его жизни подполковника
Синюхина, эх как трудно! Трудно было бы поступить на журналистский факультет
с девятью баллами при четырнадцати проходных, да еще и стать старостой
учебной группы. Еще труднее было бы Количеку переползать из семестра в
семестр с повышенной стипендией, не прикасаясь, даже слегка, к вечной
мудрости римско-греческих, франко-итальянских и англо-германских литератур,
равно также пренебрегая и отечественными. Однако Игорь Игоревич, как просил
себя называть подполковник, в критические моменты Количековой биографии
незримым всемогущим духом оказывался рядом и враз разрешал самые, казалось
бы, гиблые проблемы.
Когда они перешли на второй курс, Игорь Игоревич пожелал, чтобы Количек
жил отдельно от родителей. Так было бы сподручней устраивать студенческие
попойки, а также в тиши сепаратного проживания было сподручней писать отчеты
Игорю Игоревичу об этих самых попойках, о том, что студенты обсуждали,
поднимая стакан, о чем спорили, его опуская, кто был с кем, кто кого, кто
кому и так далее с подробностями. Подполковник сотворил тогда чудо,
посильное разве что джинну из персидских сказок: незримым духом витая в
кулуарах горжилобмена, Игорь Игоревич помог разменять маленькую
однокомнатную квартирку, где Количек проживал со своими стариками, на
однокомнатную квартиру и две комнаты в коммуналке на Седьмой линии, совсем
рядом с факультетом. Учиться стало некогда. На получаемые еженедельно от
Игоря Игоревича средства приобретались несметные декалитры "Эрети" и
"Агдама", и трещали, сотрясаемые студенческой страстью протраханные диваны в
обеих комнатах в веселой коммуналке на Седьмой, и переполнялся рычащим
блевом унитаз, и строчила вдохновенно, дрожа похмельной скорописью, рука. И
все у них было с подполковником хорошо, один лишь раз между ними кошка
пробежала.
Когда Количек с повышенной стипендией перешел на четвертый курс,