"Секретные войны Советского Союза" - читать интересную книгу автора (Окороков Александр)АФГАНИСТАН. 1919-1978 гг.Краткая историко-географическая справка Афганистан Третья англо-афганская война (официально называлась "Политическая акция в Вазиристане") оказалась скоротечной. Закончилась она отступлением англо-индийского экспедиционного корпуса и признанием 8 августа 1919 года независимости Афганистана (Репалпиндский договор). Решить основную военно-политическую задачу – использовать территорию Афганистана для выхода в Среднюю Азию – Великобритании не удалось. Афганистан стал геополитическим буфером между Советской Россией и Британской империей после того, как в апреле 1919 года признал РСФСР и установил с ней дипломатические отношения. 28 февраля 1921 года был заключен и первый Советско-афганский договор о дружбе и сотрудничестве. Афганская дипломатия исходила из традиционного на Востоке принципа: "Враг моего врага – мой друг". Придерживаясь этого принципа, Афганистан стал поддерживать тесные контакты с еще одним противником Британской империи – Германией, побежденной в Первую мировую войну и стремившейся к реваншу, в том числе за счет получения союзников на Ближнем Востоке и Среднем Востоке. В соответствии с Советско-афганским договором советское правительство предоставило Афганистану свободный и беспошлинный транзит афганских грузов через свою территорию, оказало финансовую помощь в размере 1 млн. рублей золотом (безвозмездно), передало 12 (по другим данным, 10) самолетов и 5 тыс. винтовок с необходимым боезапасом [272]. Дало согласие оказать помощь в создании в Кабуле авиационной школы, построить завод по изготовлению бездымного пороха, направить в Афганистан технических и других специалистов, усовершенствовать систему связи в стране, в том числе телеграфной линии: Кушка – Герат – Кандагар – Кабул. Еще ранее в Кабул была доставлена радиостанция, переданная в дар правительством РСФСР. Ее привез и в кратчайший срок установил специальный советский технический отряд [273]. Для последующего обслуживания радиообъектов по договоренности с руководством молодой Советской республики в Ташкент на специальные курсы связи (с последующим прохождением практики в Ашхабаде и Самарканде) было направлено восемь афганских военнослужащих [274]. Кроме того, в СССР были подготовлены летчики и аэродромно-технический персонал из числа афганцев. Уже в 1926 году в составе ВВС Афганистана насчитывалось 400 офицеров и младших авиационных специалистов, часть из которых прошли обучение в Советской России. Эти действия регламентировались положениями Договора о нейтралитете и взаимном ненападении, заключенного между странами 31 августа 1926 года. В конце 1928 года в стране произошел государственный переворот. Дружественное Советской республике правительство Аманулла-хана было свергнуто английским ставленником Бачаи Сакао (дословно переводится как "сын водоноса"). Таким образом, британцы попытались очистить кабульский трон от не устраивавшего Лондон монарха, заигрывавшего с большевиками. Первостепенная роль в этой операции, по некоторым сведениям, принадлежала известному английскому разведчику полковнику Вильяму Лоренсу. В марте 1929 года посол Афганистана в Советской России генерал Гулам Наби-хан Чархи и министр иностранных дел Гулам Сидик-хан во время конфиденциальной беседы с Генеральным секретарем ЦК ВКП(б) Иосифом Сталиным обратились к советскому правительству с просьбой оказать законному правительству Амануллы-хана военную помощь. Возможность таких шагов предполагалась Советско-афганским договором 1921 года о дружбе. В результате в Ташкенте в срочном порядке был сформирован особый отряд под командованием героя Гражданской войны атамана Червоного казачества Украины Виталия Марковича Примакова. В целях конспирации он носил имя "турецкого офицера Рагиб-бея" (для секретных донесений в Москву использовался псевдоним "Витмар" – по первым буквам имени и отчества). Его начальником штаба был кадровый афганский офицер Гулам Хай-дар (вместе с ним в отряде находилось еще несколько офицеров афганской армии). Отряд насчитывал около двух тысяч сабель, имел 4 горных орудия, 12 станковых, 12 ручных пулеметов и мощную радиостанцию. 15 апреля 1929 года отряд, переодетый в афганскую форму, переправился через Амударью в районе таджикского города Термез и атаковал афганский погранпост Пата Кисар. За два дня части Примакова овладели городами Келиф, Ханабад и 17 апреля подошли к одному из главных политических и экономических центров афганского Туркестана, городу Мазари-Шариф. 22 апреля в результате многочасового и кровопролитного боя город был взят. После нескольких дней безуспешных попыток отбить Мазари-Шариф войска Бачаи Сакао, перегородив арыки, перешли к его осаде. Опасаясь волнений со стороны афганского батальона, сформированного из местных добровольцев, Примаков был вынужден обратиться в Москву за помощью. "Окончательное решение задачи, – отмечалось в радиограмме, – лежит в овладении Дейдади и Балхом. Живой силы для этого нет. Необходима техника. Вопрос был бы решен, если бы я получил 200 газовых гранат к орудиям. Кроме того, необходимо сделать отряд более маневроспособным, дать мне эскадрон головорезов… Если можно ожидать, что ситуация изменится и мы получим помощь, я буду оборонять город. Если на помощь нельзя рассчитывать, то я буду играть ва-банк и пойду брать Дейдади. Возьму – значит, мы хозяева положения, нет, значит, обратимся в банду…" [275]. В ответ на просьбу 6 мая советская авиация нанесла несколько бомбоштурмовых ударов по боевым порядкам противника под Мазари-Шарифом. Одновременно афганскую границу перешел отряд красноармейцев численностью около 400 человек. После стремительного двухдневного марша отряд под началом Зелим-хана вышел к Мазари-Шарифу. Кто из советских военачальников скрывался под этим псевдонимом, точно не известно. С большой долей достоверности можно предположить, что это был командир 8-й кавбригады САВО Иван Петров, впоследствии участник Великой Отечественной войны, генерал армии, Герой Советского Союза [276]. Соединившись с примаковцами, сводный отряд отбросил афганцев от Мазари, а 8 марта, после артиллерийского обстрела, овладел Дейдадом, захватив при этом большие трофеи (50 орудий, 20 пулеметов, много стрелкового оружия и боеприпасов). Отдохнув, сводный отряд двинулся дальше на юг, в сторону крупного центра Ташкурган. Однако на этом пути он встретил трехтысячный кавалерийский отряд Ибрагим-бега. Абдулла Валишев, взводный командир из отряда Примакова, следующим образом описывает этот бой: "По отработанной схеме восемь орудий поставили на главное направление, по два станковых пулемета в 200 м от дороги. С приближением басмачей на 500 м орудия открыли частый огонь: три из них били в голову колонны, три – в хвост, а два – в середину. Заработали и спрятанные пулеметы. Противник бросился врассыпную. Конники лихо орудовали клинками и даже пиками. Через полчаса после начала боя дозор обнаружил еще 1500 басмачей, прискакавших на сей раз с запада. Ими командовал Сеид Хусейн, военный советник Бачаи Сакао. Два часа длился страшный бой… Басмачи отчаянно сопротивлялись. Выиграть бой помогла военная смекалка Ивана Петрова. По его распоряжению к противнику отправили трех пленных, захваченных у бека, чтобы сообщить главарю второй банды о результатах предыдущего боя – 2500 убито, 176 в плену и лишь трем сотням вояк удалось спастись бегством. Предупреждение подействовало: басмачи сложили оружие. Конечно, если бы оба отряда появились одновременно, с противоположных сторон, то, имея 10-12-кратное превосходство в живой силе, они смогли бы смять отряд" [277]. 12 мая красноармейцы овладели городом Балх, а на следующий день Ташкурганом. 18 мая Примаков был вызван в Москву, и командование отрядом принял Али Авзаль-хан – комбриг Александр Иванович Черепанов. Следуя инструкциям, он продолжил движение в глубь Афганистана. Но 23 мая пришло известие, что афганская дивизия Сеид Хусейна внезапным ударом овладела Ташкурганом, перерезав коммуникации отряда красноармейцев. В сложившейся ситуации Черепанов был вынужден возвратиться к городу. 25 мая после артиллерийской подготовки и авиационной бомбардировки вызванными по рации самолетами черепановцы ворвались в Ташкурган. Жестокий бой продолжался два дня. Город трижды переходил из рук в руки, но в итоге афганцы отступили. Однако победа далась дорогой ценой. В ходе этих боев были израсходованы почти все снаряды, более половины орудий и пулеметов вышли из строя. Отряд потерял 10 красноармейцев убитыми и 30 ранеными, афганские сторонники Амануллы – 74 убитыми и 117 ранеными. Завершение военной кампании было столь же быстрым, как и ее начало. В последних числах мая стало известно, что Аманулла-хан решил прекратить вооруженную борьбу и вместе с родственниками, захватив значительную сумму государственных денег, бежал в Индию, а оттуда выехал на Запад [278]. В этой ситуации продолжение кампании становилось не только бессмысленным, но и вредным. Она уже могла расцениваться как агрессия против суверенной страны. Сталин приказал отозвать отряд. Вместе с советскими войсками в таджикский Термез возвратились и чиновники Гулам Наби-хана. Однако в штабе Среднеазиатского военного округа продолжалась разработка операции по борьбе с Бачаи-Сакао. Один из его вариантов предусматривал возвращение Амануллы при сохранении независимости Афганистана, другой – создание на севере страны марионеточной республики с дальнейшим ее присоединением к Советскому Союзу [279]. Однако оба плана так и не были реализованы. В октябре 1929 года бывший афганский посол в Париже и родственник бежавшего из Афганистана Амануллы-хана генерал Мухаммад Надир-хан, при поддержке британских властей Индии, "разочаровавшихся" в Хабибулле, развернул мощное наступление на Кабул и сверг Бачаи Сакао. Захваченный в плен, он вскоре был казнен. Приход к власти проанглийски настроенного Надир-хана существенно изменил положение вещей в Афганистане с точки зрения взаимоотношений с СССР. В Докладной записке Восточного секретариата ИККИ о положении в Афганистане, составленной 6 марта 1931 года, в частности, говорилось: "Нынешний эмир Афганистана Надир-хан занял Кабул в октябре 1929 г. при прямой поддержке англичан. Племенные войска Надир-хана формировались и вооружались открыто англо-индийским правительством на индийской стороне границы. Кабул был занят махсутами и вазирами, переброшенными из северо-западной полосы Индии. Вся английская и англо-индийская печать с первого дня прихода к власти Надир-хана открыто рассматривает его как "верного союзника и прекрасного соседа", который регулярно и своевременно информировал англоп-ра[вительство] "о действиях и возможных замыслах русского правительства" (Лорд Крю, бывший посол Англии в Париже). Подписание соглашения о военной и материальной помощи, по которому правительство Надир-хана получает от англичан 20 000 винтовок (13 000 уже получено) и 400 000 фунтов стерлингов, и принятие афганцами на себя обязательства всеми мерами бороться с антибританским движением среди племен – целиком подтверждают, что в лице Надир-хана английский империализм получил "верного союзника" в деле превращения Афганистана в плацдарм против СССР и укрепления своих позиций в нарастающей индийской революции". Далее в Записке отмечалось: "Полная капитуляция Надира перед англо-пра[вительством] привела к потере совпредставителями позиций, которыми они располагали в отношении афганской армии, авиации и пр., и к передаче таковых открыто или в секретной форме англичанам. Все эти данные говорят, что а) Надир полностью капитулировал перед англичанами; б) Афганистан, в нынешних условиях, уже нельзя рассматривать как буфер между СССР и английским империализмом; в) правительством Надира страна все более и более превращается в плацдарм английского империализма для борьбы против СССР…" В заключение документа давались рекомендации по выправлению ситуации: "…Все это создает предпосылки и обуславливает необходимость создания внутри Афганистана революционного крестьянского ядра, которое сможет возглавить борьбу крестьянства за афганскую независимость против английского империализма и правительства Надир-хана. База для крестьянского движения в Афганистане, особенно его северной части, населенной национальными меньшинствами (таджики, узбеки и пр.), есть; выдвинулись уже отдельные вожди этого движения, которых нужно объединить, дать им соответствующие установки, лозунги и пр., и таким образом сделать первые шаги к созданию народной революционной партии Афганистана" [280]. В то же время между Советской Россией и Афганистаном было заключено своего рода неофициальное соглашение в борьбе с еще активным басмаческим движением. В ходе рейдов против басмачей советские пограничники неоднократно вторгались на территорию Афганистана. Данные прецеденты не вызывали особого недовольства со стороны афганского правительства. Разгром басмаческих отрядов в северных провинциях способствовал укреплению власти Надир-шаха, которая имела опору только в пуштунских племенах, контролировавших провинции к югу и юго-востоку от Гиндукуша. По мере того как басмаческое движение ослабевало, к середине 1930-х годов в Кабуле стали усиливаться прогерманские настроения. Они имели давние корни. Еще в январе 1916 года Хабибулла-хан, учитывая антианглийские настроения своих подданных, заключил с Германией дружественный договор. Этот документ был составлен таким образом, что его подписание не мешало эмиру продолжать политику нейтралитета. Вместе с тем договор с Германией породил среди пуштунов Южного Афганистана и "независимых" племен Британской Индии надежду на скорое объявление джихада против своих поработителей – англичан. Имел он и важное военное и экономическое значение. С помощью немцев, стремившихся ослабить влияние Великобритании в Афганистане и Индии, были укреплены некоторые приграничные крепости на индо-афганской границе, начато реформирование афганской армии. В короткий срок германские офицеры во главе с Оскаром фон Нидермайером организовали несколько военных школ для подготовки командного состава афганской армии и построили оборонительную линию вокруг Кабула. После этого армия эмира по разработанному немцами плану провела даже маневры с целью отразить вероятное наступление британских войск. В конце 1930-х – начале 1940-х годов немецкие специалисты из организации Тодта (многие из которых являлись кадровыми сотрудниками разведки) построили в стране ряд важных стратегических объектов: аэродромы в Кабуле и Герате, дорогу Кабул – Газни, мосты и дороги в приграничных с Индией районах, большой железобетонный мост через реку Гильменд у Герата и др. Афганское правительство прекрасно понимало, что немцы стремятся создать сеть современных дорог для своего будущего наступления на Индию, однако не препятствовало этому, так как было заинтересовано в укреплении своих позиций в районах проживания пуштунских племен. Кроме того, афганское правительство рассчитывало сотрудничеством с немцами ослабить позиции своего исконного врага – Великобритании. Для этого были веские основания. Для пришедших к власти в Германии национал-социалистов Афганистан приобрел важное военно-стратегические значение в борьбе с Англией. По мнению руководителей Третьего рейха, организация вооруженного выступления племен Британской Индии могла значительно ослабить позиции Великобритании в целом. С целью дестабилизации обстановки в районах проживания пуштунских племен, в 1939 году германской разведкой было разработано два плана спецопераций, получивших кодовое название "Аманулла" и "Тибет". Их авторами являлись авторитетные специалисты по Среднему Востоку, опытные разведчики Оскар фон Нидермайер и Вернер фон Хентинг. Ключевой фигурой в них стал бывший король Афганистана Аманулла-хан, который с 1929 года проживал в Италии. По замыслу разработчиков, он должен был возглавить правительство Афганистана в изгнании и стать знаменем планировавшегося государственного переворота. Определенная роль в реализации обоих планов отводилась Советскому Союзу. Главной целью плана "Аманулла", как говорилось в одном из документов МИДа Германии, было "приобретение базы для операций любого рода против Индии, сковывание английских вооруженных сил, поддержка повстанческого движения в Вазиристане" [281]. По замыслу Хентинга, для свержения короля Захир-шаха было необходимо из воинов гильзайских племен, часть из которых откочевала из Афганистана в советский Туркестан, набрать отряд численностью около 2 тысяч человек. Это формирование, вооруженное немецким оружием, под руководством бывшего министра иностранных дел Афганистана Гулям Сиддик-хана, сотрудничавшего с немецкой разведкой, должно было захватить важный административный центр Северного Афганистана город Мазари-Шариф, а затем, объединившись с восставшими пуштунскими племенами, двинуться на Кабул. В случае такого вооруженного выступления Захир-шах был бы обречен. Для полной гарантии успеха Хентинг собирался задействовать в операции "Аманулла" еще одну горную дивизию вермахта, которая бы поддержала наступление отряда Сиддик-хана на Кабул с территории советского Туркестана. Участие советской стороны предусматривал и план операции "Тибет". Ее проведение, по замыслу его автора гауптштурмфюрера Эрнста Шеффера, должно было "подорвать британское господство в Тибете и Гималаях". Для этого предполагалось организовать крупное восстание "разбойничьих племен" (не только пуштунских) и осуществить диверсионные акты против стратегически важных объектов (железнодорожные мосты, линии телеграфа) и частей британской армии. На его последнем этапе, после заброски на Тибет через Афганистан германских диверсантов, оружия и крупных сумм денег, предполагалось при содействии СССР организовать "научную" экспедицию из 200 офицеров и унтер-офицеров СС, прошедших специальную подготовку (с включением в ее состав представителей советской разведки). Руководители операции надеялись, что советское правительство разрешит создать в одной из среднеазиатских республик базу для войск СС. Экспедиция, стартовав с этой базы, должна была доставить для племен Тибета и северных районов "независимой" полосы Британской Индии караван из 3 тысяч вьючных животных и крупную партию оружия, включая минометы [282]. Однако этим планам национал-социалистической Германии не суждено было сбыться. Москва, выяснив все детали операций через немецкого представителя, уполномоченного вести эти секретные переговоры, офицера СС П. Клейста (одновременно являвшегося информатором советской разведки), не только не пошла на сотрудничество с нацистами, но и вскоре сообщила об их планах в Кабул. Стремясь извлечь из своей неудачи хоть какую-то пользу, немцы попытались "раскрутить" дезинформацию о якобы планируемом нападении Советского Союза на Индию. Благо некоторые сведения о предпринимавшихся между СССР и Германией переговорах все же стали достоянием западных, и в первую очередь британской, разведок. Убедительным фактом в этой пропагандистской "игре" стало и заключение советско-германского пакта. Первой о советском наступлении на Афганистан и Индию сообщила итальянская радиостанция "Гималаи". Появились сведения, из различных "достоверных" источников, о скоплении советских войск близ афганской границы. В итоге совместные действия разведок стран "оси" принесли ожидаемые плоды. Упорные слухи о крупной группировке советских войск, якобы готовой к вторжению в Афганистан, вынудили британские власти сконцентрировать вдоль индо-афганской границы войска численностью около 600 тысяч человек [283]. После нападения Германии на Советский Союз планы немецких разведывательных служб в Центральной Азии значительно расширились. Понимая, что война с СССР будет достаточно затяжной, германская разведка попыталась реанимировать басмаческое движение в Северном Афганистане. Именно в этом районе, вдоль советско-афганской границы, проживало несколько сот тысяч среднеазиатских эмигрантов. Многие из них в 1920-1930-е годы активно боролись против советской власти и были готовы при первом удобном случае вновь взяться за оружие. Так, в кишлаках к западу от Герата осели сторонники Джунаид-хана. Населенные пункты Карамкуль, Алты-Булак, Доулетобад, Андхой, Курган превратились в центры туркменской эмиграции. А в районе Файзабада, Шугнана, Баглана и Бадахшана расселились таджикские, узбекские, киргизские и казахские эмигранты. Туркменское басмачество было самым многочисленным, хорошо вооруженным и самым воинственным. Еще в августе 1939 года в докладе советского посольства в Кабуле в Народный комиссариат иностранных дел отмечалось, что туркменская эмиграция в Северном Афганистане "представляет особо внушительную силу, которая может быть использована нашими антагонистами для диверсий и налетов на прилегающие к Афганистану приграничные округа Туркменской ССР. По скромным подсчетам, вся туркменская эмиграция может выставить в месячный срок не менее 5 тысяч бойцов на лошадях, вооруженных разнокалиберным оружием…". Ранее в одном из докладов советского консульства в Мазари-Шарифе в Москву также сообщалось о тревожной ситуации на советско-афганской границе: "Так или иначе, но банды (басмачей. Активную работу по сплочению, подготовке и вооружению басмаческих отрядов проводили, помимо немецкой, также японская и итальянская разведки. Японцам, например, удалось завербовать многих лидеров басмаческого движения, в том числе бывшего эмира Бухары Алим-хана, туркмена Кизыл-Аяка, узбеков Курширмата, Махмуд-бека и других. В Стране восходящего солнца многие басмачи прошли и специальную разведывательную и диверсионную подготовку. В случае начала боевых действий в среднеазиатских советских республиках Абвер планировал укрепить ряды басмачей дополнительными силами, а именно диверсионными отрядами, укомплектованными офицерами и солдатами национальных формирований вермахта, в первую очередь "Туркестанского легиона". Для их подготовки была создана в Польше под Вроцлавом секретная тренировочная база под кодовым названием "Лесной лагерь СС-20", или "Главный лагерь Туркестан". Однако в результате успешной деятельности советской разведки, активно сотрудничавшей в годы войны с британскими разведслужбами, все попытки стран "оси" спровоцировать военные действия в Средней Азии были сорваны. При этом некоторые лидеры басмачей – "непримиримые борцы с большевизмом" были завербованы или куплены советскими спецслужбами и включились в тайную борьбу со своими бывшими покровителями. Среди них был и авторитетный среди узбекского басмачества лидер Махмуд-бек – резидент Абвера, работавший одновременно на турецкую и японскую разведки. Он него Москва, в частности, узнала важную информацию о деятельности финансируемой немцами антисоветской организации "Унион", созданной в Северном Афганистане, а также заброшенных на территорию СССР диверсионных группах из числа среднеазиатских эмигрантов. Все это позволило советской разведке уже к началу 1942 года поставить под свой контроль деятельность как Абвера, так и антисоветских эмигрантских объединений в приграничных с СССР районах Афганистана. После войны геополитическая ситуация на Среднем Востоке значительно изменилась. В 1947 году в результате освобождения Индии от колониального господства Великобритании из ее состава вышло и образовалось новое государство – Пакистан. Опасение, что Афганистан может стать его протекторатом, и традиционное неприятие Запада вновь подтолкнули кабульские власти к "дружбе" с СССР. В 1955 году в ходе официального визита Н.С. Хрущева в Индию был подписан новый договор о дружбе и сотрудничестве между СССР и Афганистаном и предоставлен кредит на сумму 200 млн. долларов. Новизна договора заключалась в том, что СССР становился одним из важнейших торговых партнеров Афганистана, причем усиливался военно-технической аспект советско-афганского сотрудничества. В значительной степени активизация отношений между странами была связана с деятельностью правительства принца Мухаммеда Дауда [286] (1953-1963 гг.), провозгласившего политику "руководимой экономики". В результате в стране были осуществлены важные государственные преобразования: созданы государственные организации и смешанные акционерные общества в области внешней торговли, установлен государственный контроль над промышленными предприятиями и банковской деятельностью и т. д. Кстати, с принцем Даудом, сыгравшим впоследствии довольно позитивную роль в отношениях с Советским Союзом, связан один интересный исторический факт. В 1940-х годах он был замешан в сотрудничестве с итальянской и немецкой разведками. Готовя в стране военный переворот, он в середине 1942 года связался с итальянским представителем П. Кварони и заявил о своей готовности после свержения правительства Хашим-хана "содействовать немцам и итальянцам в их движении на Индию". Правда, под гарантию, что Берлин и Рим сохранят правящую в Афганистане династию Яхья-хель, и не раньше, чем Германия захватит Кавказ и начнет наступление на Иран. Однако сделка не состоялась. В планы германских и итальянских стратегов входило не сохранение правящей династии, а возвращение на престол Амануллы-хана. С его помощью, как полагали в Берлине и Риме, им было бы легче организовать антибританский мятеж пуштунских племен на индо-афганской границе. Предложение Дауда было отвергнуто, и осенью 1942 года тайные контакты заговорщиков с итальянской и немецкой миссиями были прерваны. Интересен и еще один штрих из биографии Дауда. В одном из докладов средневосточного отдела НКИД от 4 апреля 1942 года отмечалось, что группа афганских военных во главе с принцем Дауд-ханом разработала план военного похода против СССР. В Кабуле, как указывалось в этом документе, полагали, что все части Красной армии, ранее охранявшие советско-афганскую границу, к этому времени уже были переброшены на советско-германский фронт. Поэтому Дауд-хан и его окружение рассчитывали, что "будет достаточно одной афганской дивизии, чтобы захватить Хиву и Бухару". Впрочем, в это сложное для Советского Союза время большинство афганских политиков не сомневались, что СССР в 1941 году не сможет оказать серьезного сопротивления Германии и распадется. Многие члены правительства даже не стремились скрывать своей уверенности в победе Германии. Только после окружения немецких войск под Сталинградом для Кабула стало ясно, что немцы потерпят поражение в войне. Капитуляция Германии в 1945 году и ослабление влияния Великобритании в Среднеазиатском регионе определили дальнейшие ориентиры страны. В области внешней политики Афганистан стал активно сотрудничать с неприсоединившимися странами. Позитивный нейтралитет, подтвержденный сменившими кабинет М.Дауда правительствами Мухаммеда Юсуфа (1963-1965 гг.), Мухаммеда Хашима Мейвандваля (1965- 1967 гг.) и Hyp Ахмеда Эттемади, составили основу международного курса Афганистана, выступавшего за мирное сосуществование государств, против колониализма, за разоружение. Эта внешнеполитическая линия Афганистана была созвучна интересам Советского Союза и других социалистических стран и способствовала сближению между ними. Достаточно лишь отметить, что доля социалистических стран, включая СССР, в общем внешнеполитическом обороте страны в 1967-1968 годах достигала 47%. Доля импорта и экспорта Афганистана в это время распределялась соответственно: СССР – 33,2% и 48,1%; США – 8,3% и 12,8%; Индия – 16,3% и 4,5%. Определенный процент принадлежал ФРГ, Англии, Пакистану, Японии и ЧССР [287]. При технической и финансовой помощи СССР (в соответствии с советско-афганскими соглашениями об экономическом и техническом сотрудничестве) в 1950-1960-х годах в Афганистане были сооружены хлебокомбинат, домостроительный комбинат, асфальтобетонный и авторемонтный заводы в Кабуле; газопромыслы на Севере, газопроводы до границы с СССР и до Мазари-Шарифа (1968 г.), ирригационный канал и ГЭС на реке Кабул в районе Джелалабада, плотина Сарде (близ Газни), механизированный порт Шерхан на реке Пяндж, ГЭС в Пули-Хумри, плотина и ГЭС в Наглу, автодороги Кабул – Шерхан (протяженность около 400 км, с тоннелем длиной 2,7 км сквозь горный хребет Гиндукуш на высоте 3,3 тыс. м) и Кушка – Герат – Кандагар (680 км). [288] В 1970 году вошла в строй ТЭЦ Мазари-Шариф на газе, а в 1975 году – азотно-туковый комбинат, производивший удобрения. В 1968 году начался экспорт газа в СССР. За 2 года поставки были увеличены до 2,3 млрд. куб. м. Забегая вперед, заметим, что после революции 1978 года газ стал основным способом поддержки афганских коммунистов, который приобретался по завышенным ценам. В августе 1956 года состоялось подписание советско-афганского соглашения о поставках этой стране различных видов боевой техники и вооружения на весьма льготных условиях на общую сумму 25 миллионов американских долларов. Следует заметить, что этому предшествовало обращение афганского руководства за военной помощью к США. Однако американцы обусловили ее совершенно неприемлемыми политическими требованиями, и сделка не состоялась. Первые партии вооружения (высвободившегося в результате реорганизаций армий стран – участниц Варшавского договора) поступили в Афганистан уже в октябре 1956 года. Это были 11 реактивных истребителей МиГ-17 и 2 вертолета Ми-4, стрелковое оружие (пистолеты-пулеметы ППШ, карабины, ручные и станковые пулеметы). В 1957 году было поставлено еще 7 МиГ-17, 2 Ил-28, 6 МиГ-15, 25 танков Т-34. Затем с 1961 но 1963 год дополнительно 60 МиГ-17, 50 танков Т-54, артиллерийских систем (артиллерийских орудий различных калибров, 82-мм и 120-мм минометы, реактивных установок БМ-13 "Катюша" и др.). Во второй половине 1960-х гг. еще 12 МиГ-19, 40 МиГ-21, и в 1973- 1974 гг. – около 200 танков Т-54. К концу 1970-х гг. на вооружении афганской армии находилось практически только советское оружие и боевая техника. Например, в составе ВВС Афганистана на апрель 1978 года было: 86 МиГ-17/17Ф, 28 МиГ-21ПФМ/ ФЛ/У/УМ, 24 Су-7БМК, 24 Ил-28, 12 Ан-2,6 АН-26, 12 Ил-14, -4 Ми-4. Было оказано также содействие в подготовке и переподготовке афганских армейских кадров как внутри страны, так и в военных учебных заведениях СССР и социалистических стран. Всего в 1956 -1957 гг. в Советском Союзе и других странах Варшавского договора училось около 3700 афганских военнослужащих. В последующие годы их численность возросла: к 1973 г. только в военных учебных заведениях СССР получили образование около 3000 афганцев. Кроме того, была достигнута договоренность об оказании советской материально-технической помощи в создании афганской военной инфраструктуры, в том числе и в строительстве военных аэродромов в Кабуле, Баграме, Мазари-Шарифе и Шинданде. В феврале – марте 1957 года в Кабул по линии 10-го Главного управления Генштаба ВС СССР была направлена первая группа советских военных специалистов в составе около 10 человек (включая переводчиков) для обучения афганских офицеров и унтер-офицеров правилам содержания и эксплуатации поставленной советской военной техники и вооружения. Группа совершила перелет на рейсовом самолете Аэрофлота Ил-14 с промежуточными посадками в Пензе, Актюбинске, Джусалы, Ташкенте и Термезе. По прибытии в столицу Афганистана советские военные специалисты были размещены в военном клубе ("Клубе аскари"), находящемся в военном парке. Интересный нюанс. По словам старшего переводчика группы М.Ф. Слинкина, еще в Москве командированных "строго-настрого предупредили уважительно относиться к обычаям и традициям страны, не вести с афганцами никаких разговоров о политике и не высказывать своего мнения относительно положения в Афганистане, чтобы не быть обвиненными во вмешательстве во внутренние дела страны и, не дай бог, в ведении коммунистической пропаганды. И мы всегда об этом помнили" [289]. Прибывшие советские специалисты были приняты афганскими офицерами по-восточному внимательно, но многими сдержанно. По мнению М.Ф. Слинкина, это было связано в значительной степени с влиянием турецких советников, работавших в то время в афганской армии, и прозападной ориентации части старших офицеров и генералов [290]. Отстаивая свои позиции, они старались дискредитировать советскую технику, обращали внимание на устарелость поставленного в Афганистан оружия, выражали сомнение в его высоких боевых качествах. В тоже время они с восхищением говорили об аналогичных западных, главным образом американских, образцах оружия. Чтобы переломить ситуацию, М. Дауд по совету советской стороны принял решение провести показательные стрельбы и продемонстрировать, таким образом, боевые возможности советского оружия. При этом была поставлена жесткая задача: всю боевую работу должны проводить только афганские военнослужащие без какого-либо участия советских специалистов. М.Ф. Слинкин, вспоминая дальнейшие события, пишет: "Настал день стрельб. Прибыл король, сопровождаемый М.Даудом и другими высокопоставленными военными и гражданскими лицами. Показ начался с демонстрации возможностей стрелкового оружия – карабинов, автоматов и пулеметов. Для большего эффекта использовались в основном трассирующие пули. Самым зрелищным моментом явилась стрельба из станкового пулемета зажигательными пулями по низкому забору из тряпок и ветоши, предварительно изрядно смоченных соляркой. Цель, расположенная на удалении примерно 700 м от огневых позиций, вспыхнула огромным пламенем буквально с первых очередей, что вызвало неподдельный восторг у собравшихся на полигоне людей. Затем наступил черед стрельбы из минометов и артиллерийских орудий по заранее пристрелянным целям. Король, чтобы развеять сомнения в мастерстве афганских военнослужащих, несколько раз называл новые цели на местности. И все они, к нашему немалому удивлению и удовлетворению, были поражены без излишнего расхода мин и снарядов. Завершающим аккордом этого, прямо скажем, шоу явились доселе не виданные в Афганистане залпы знаменитых "Катюш". Гром их выстрелов, море огня и пыли разрывов на огромной площади на склонах гор, примыкающих к полигону, потрясли воображение всех присутствующих. Дело было сделано. Король в присутствии афганской элиты высказал восхищение по поводу высоких боевых качеств советского оружия и выразил благодарность советским военным специалистам за оказанную помощь в организации и проведении стрельб" [291]. Кроме указанных курсов в Кабуле, в мае 1957 года в Герате, в гарнизоне 17-й пехотной дивизии (командир – генерал-лейтенант Хан Мухаммад, с 1963 по 1973 г. – генерал армии, министр национальной обороны), начали функционировать первые в Афганистане курсы по изучению советской бронетанковой техники – танка Т-34 и бронетранспортеров БТР-40 и БТР-152. Через несколько месяцев первые выпускники гератских танковых курсов составили костяк командных кадров и боевые экипажи 4-й танковой бригады в Пули-Чархи. Успешная работа советских специалистов активизировала дальнейшее сотрудничество между странами в военной области. По данным Главного управления международного военного сотрудничества МО РФ, в 1961- 1967 гг. в Афганистан было направлено около 4500 советских военнослужащих [292]. Особое место в советско-афганских отношениях занимают 1970 – 1980-е годы, в течение которых в Афганистане произошло несколько государственных переворотов, началась гражданская война и на афганскую территорию был введен контингент советских войск. Первым звеном в цепи этих событий стал бескровный государственный переворот, совершенный 17 июля 1973 года под руководством двоюродного брата короля (не имевшего права наследования) бывшего премьер-министра Мухаммеда Дауда. Отстранив от власти короля Захир-шаха, находившегося в то время за границей на лечении, и упразднив монархию, он провозгласил себя президентом Республики Афганистан. Большинство афганцев рассматривало М. Дауда как сильного лидера, способного осуществить в стране необходимые реформы, и поддержало его. В первое время Дауд пользовался поддержкой и афганских левых, в частности Народно-демократической партии Афганистана, члены которой, армейские офицеры фракции "Хальк" ("Народ"), были главной силой переворота. Однако смена власти спровоцировала активизацию борьбы за выбор пути дальнейшего развития страны между различными политическими силами Афганистана. В результате это привело к падению авторитета центральной государственной власти, на фоне которого роль объединяющего начала стало играть исламское духовенство. В складывающейся в стране ситуации Советский Союз активизировал свою военную помощь правительству Дауда, рассматривая его как единственного гаранта стабильности в регионе. По западным источникам, она составляла около 100 млн. долларов в год. Увеличилось и количество советских военных специалистов – с 1500 в 1973 году до 5000 человек к апрелю 1978 года [293]. Старшим группы советских военных специалистов в это время (с 29.11.1972 г. по 11.12.1975 г.) был генерал-майор И.С. Бондарец (с 25.06.1975 г. он стал именоваться "главный военный консультант – старший группы СВС"), а с 1975 по 1978 г. главным военным консультантом и старшим группы военных специалистов – генерал-майор Л.Н. Горелов [294]. В конце июля 1975 года по личной просьбе Дауда в Афганистан, сроком на 2 года, была направлена первая группа советских военных консультантов в сухопутные войска, министерство обороны, генштаб и во все центральные управления. Перед отправкой тщательно отобранные офицеры-консультанты прошли основательную подготовку в Генштабе. При этом значительное внимание уделялось истории страны с древнейших времен, сведениям об армии, обычаям, быту афганцев, правилам общения, особенностям мусульманской религии. Вплоть до мелочей, например, недопустимости спрашивать, даже из вежливости, у мусульманина о состоянии здоровья его жены. В состав группы вошло 35 человек (без переводчиков и аппарата главного консультанта): 11 – для работы в министерстве национальной обороны (МНО); 3 – в армейских корпусах (по одному в каждый ак); 21 – в "развернутых" (укомплектованных не менее чем на 50-60%) пехотных дивизиях (пд) – по 3 консультанта на каждую – по артиллерии, технике и по тылу. В числе направленных в Афганистан были офицеры Н. Полозов, В. Кузнецов, Л. Себякин, Н. Коробов, И. Карпенко, А. Хлебосолов, А. Душебаев, А. Митянин, Е. Мастеров и Г. Дементьев, консультанты-операторы в армейские корпуса полковники Н. Жарков (1 ак, Кабул), А. Павлов (2 ак, Кандагар), А. Гаврилов (3 ак, Гардез) и др. После прибытия и встречи с послом СССР в Афганистане А. Пузановым консультантам была поставлена первая боевая задача – подготовить и провести широкомасштабное оперативно-тактическое учение с боевой стрельбой всех родов войск и ударами авиации. На всю работу отводилось менее месяца. Этим учением афганское руководство рассчитывало "попугать" Пакистан, на границе с которым в это время сложилась напряженная обстановка. Советское же руководство благодаря учению получало реальную возможность глубже "внедриться" в Афганистан. Участник событий, в то время консультант-советник командующего артиллерией Вооруженных сил ДРА полковник Лев Себякин, так вспоминает об этих учениях: "Всякий, кто знает, что такое учение, представляет, как это сложно даже с хорошо подготовленным личным составом. У афганцев же части не были готовы к боевым действиям. К тому же учение планировалось как показное для всех военных атташе, аккредитованных в Кабуле. По моей линии на учение привлекалась артиллерия 7-й и 8-й пехотных дивизий 1-го ак, 88-я артбригада и противотанковый дивизион ПТУ PC "Фаланга". Боевую стрельбу вели 8 артиллерийских батарей и батарея ПТУРС. Такой размах был очень рискованным. Афганские руководители были в шоке. Стало ясно, что они никогда этим не занимались и смутно представляли, что от них требуется. Руководителем учения назначили начальника штаба корпуса, его помощником по артиллерии – командира 88-й артбригады. В штаб руководства учением входили все консультанты МНО. Его работу возглавлял Николай Полозов. Мы выехали в местечко Шикар Кола под Кабулом. Это был не полигон, а обычная местность, окаймленная населенными пунктами. Спросил Мир Ахмад-Шаха: "Как будем здесь стрелять? Даже при высокой точности снаряды могут рикошетировать в деревню". – "Ничего, – ответил генерал, – мы людей предупредим об этом. А когда начнем стрелять, они сами разбегутся. – Затем добавил: – А вообще при наступлении в первый день боя считаются нормальными потери до 15%". Но этот норматив используется лишь для прогнозирования потерь в реальном бою, но не на учениях. Сказал: "Вы шутите, господин генерал. Мы никаких потерь не можем допустить!" Комбриг достал топокарты. И… о ужас! "Двухверстки" английского производства. Стрелять с помощью таких карт нельзя. А других не было. Но настоящее потрясение было впереди… На месте будущего пункта руководства учением собрали консультантов, афганских генералов и офицеров. Раскрываю артиллеристам замысел учения, задачи. Слушают внимательно, но вижу, что афганцы ничего не понимают. Выясняю, что артиллеристов у них учили стрелять в основном прямой наводкой и только по неподвижным целям, наводя орудия… через ствол! Обучение ограничивалось рамками "взвод – батарея". Приоритетами были изучение Корана, танцы под барабан, подчас заменявшие физподготовку, и строевая подготовка. Пехота и танкисты были подготовлены не лучше. Но они угрозы не представляли. Не поразят мишени – не беда. А артиллерии нужно было стрелять как на войне – через головы участников учения. А со слабой выучкой это крайне опасно. Подготовку артиллерии к учению обсуждали на совещаниях у главного военного консультанта, начальника Генштаба. Одно из них вел начальник Генштаба генерал-полковник Абдул Азиз. Афганцы много говорили о значении учения и почти ничего о том, что нужно для его проведения. Затем слово было предоставлено полковнику Полозову. Азиз заинтересованно воспринимал наши предложения. А когда речь зашла о необходимости привлечь из войск дополнительно советских консультантов и специалистов, генерал, прервав совещание, тут же приказал отдать распоряжение на их вызов. В результате офицеры-артиллеристы на следующий день, прибыв под мое начало, приступили к работе. Заработала группа геодезистов под руководством подполковника Колпакова. Подполковник И. Карпенко с артвооруженцами проверял орудия, артприборы и снаряды. На огневых позициях батарей наши консультанты и специалисты организовали активное обучение расчетов и офицеров. Мне, кроме общего руководства, пришлось "с чистого листа" готовить командира 88-й абр, назначенного помощником руководителя учения по артиллерии, командиров дивизионов и батарей. Работа шла напряженно, денно и нощно. Никто не роптал на нагрузки. Афганцы проявляли к учебе большой интерес. Последнюю декаду августа шли тренировки, затем – "генеральная репетиция", на которой присутствовали начальник Генштаба Азиз и главный консультант Бондарец. Замечаний и недостатков было немало. Но для меня главным итогом стало окончательное решение допустить к боевой стрельбе 3 артдивизиона (8 батарей) и батарею ПТУРС. Такое количество огневых средств определялось возможностями наших офицеров обеспечить контроль над подготовкой к ведению огня. 3 сентября трибуны были до отказа заполнены высокопоставленными военными и государственными чиновниками, аккредитованными в Кабуле военными атташе и другими гостями. Последними прибыли президент М. Дауд и министр обороны Г.Х. Расули. В 7 часов 55 минут перед трибунами громыхнул взрыв, образовав облако разноцветного дыма, ударила барабанная дробь. Из громкоговорителей зазвучали команды руководителя учения и его помощника по артиллерии на открытие огня. Началась огневая подготовка атаки. Мы с Полозовым на пункте руководства стояли в окопе рядом с генералами, следили, как они разыгрывают сценарий. Над головами – шелест, первые разрывы накрывают оборону "противника". Разлетаются осколки каменистой породы и мишеней. Артиллерия переносит огонь в глубину. Наступает время стрельбы прямой наводкой и ударов авиации. Над трибунами на небольшой высоте с ревом проносится эскадрилья штурмовиков. Они освобождаются от смертоносного груза, разворачиваются и, накрыв траншею мощной грядой огня и дыма, под рукоплескания гостей исчезают из поля зрения. Затем удары наносят боевые вертолеты и ПТУРС "Фаланга". Стреляли все – пехота и танкисты – из всех видов оружия. Точность их огня никого не интересовала. Афганскому руководству хотелось больше зрительных и шумовых эффектов. И они были. А вот с артиллерией было сложнее. Управление огнем из-за слабой выучки командиров и связистов было медленным и ненадежным, а окончание стрельбы – непредсказуемым. Оттого и темп стрельбы был низким, и задержки заставляли поволноваться. Из-за этого произошел случай, едва не ставший трагическим. При отражении контратаки танков "противника" у артиллерии была задача воспретить ее заградительным огнем, у танковой роты – с места. Артогонь должен опережать действия танкистов. Но они вышли на рубеж, а артиллерия молчит. Руководители учения командуют: "Ур!!. -Ур-р!!! (Огонь!)", – а его нет… Когда танкисты, постреляв холостыми, начали движение, артиллерия открыла заградительный огонь. Снаряды рвутся в гуще танков! Зрители приняли разрывы за имитацию огня "противника", а руководители учения хватались за головы, неистово кричали: "Дри-и-иш!!! (Стой!)". Но огонь продолжался, пока дивизион не выпустил все снаряды, отложенные на эту задачу. Только чудо спасло от трагедии. И в целом учение закончилось практически без ЧП. Только одно глинобитное жилище в населенном пункте развалил случайно залетевший танковый снаряд. К счастью, обошлось без жертв" [295]. В то же время Дауду неоднократно давали понять, что, если просоветский курс будет изменен, его страна получит помощь от Запада и соседей. Иран, например, обещал вложить в афганскую экономику около двух миллиардов долларов [296]. Информация по этим предложениям, доходившая до Москвы, естественно, вызывала беспокойство советских руководителей. Якобы для урегулирования этих вопросов Дауд был приглашен в Москву. Афганский дипломат Самад Гаус в своей книге "Падение Афганистана", как человек, присутствовавший на последних переговорах афганского лидера с советским, пишет, что Брежнев тогда выразил беспокойство по поводу участия западных специалистов в ряде проектов в Афганистане и недовольство изменением курса внешней политики страны. Дауд якобы обиделся и покинул переговоры, не попрощавшись с Л.И. Брежневым [297]. |
||
|