"Михаил Рашевский. Искупление " - читать интересную книгу автора

та наружу, напала на всё живое в комнате. Если бы её можно было увидеть, то
страшная картина предстала бы перед глазами: рвут её когти душу, вытаскивают
на свет забытые или скрываемые страхи, тайны, грехи. А, вытащив,
истончается, брызгает нитями во все стороны и отыскивает ту боль, что
связана с этим страхом. И возвращает её с лихвой, заставляя страдать от вины
за содеянное. Всех, до кого дотянется.
Александр качнулся, когда сила покаяния ударила в него и переполнила,
сжала тисками сердце, душу - и хлынула в искупаемого. Тот отшатнулся,
ударился о мягкую стену, упал. Заскрежетал зубами. Боль билась в нём,
корёжила. Тяжкий грех, вытащенный из сознания, стал явственен и Искупающему.
Всплыла перед глазами картина: парк, поздняя осень, холодно, слякоть,
темнеет. Никого, а кулаки чешутся, и выпитая водка зовёт на подвиги!
Лишь лёгкий топоток каблучков за кустами, по дорожке. Баба? Удача!
Ты? Любимая, ты? Да как же...
Искупающий упал на колени, когда увидел вместе с искупаемым, кто это
радостная бежала по мощёной плиткой тропинке. Боль утраты усилилась
стократно - и ударила рикошетом в зэка. Тот закричал, закрутился в корчах,
схватил себя за волосы, взвыл.
- Не-е-ет! - кричали Искупающий с искупаемым в унисон. - Не-е-ет!
Прости, прости меня!
Пятеро затащили женщину в кусты, толкают от одного к другому,
"отпустите меня, подонки!", не трогайте её, твари!, "позабавимся, крошка?",
"я беременна, побойтесь Бо...", "закрой хайло!", а-а-а, любимая, родная,
потом кто-то ударил, повалили, рванули одежду, зажали рот, убью, убью!..
слишком сильно зажали... "слышь, она, кажись, того".
Сво-ло-чи-и-и!!!
Застило кровавой пеленой глаза, тупыми крючьями растянуло в стороны,
изорвало, истоптало. Не по телу топчется - а по душе незащищённой. Все слёзы
тут, вся боль утраты, весь гнев и вся скорбь.
- Я не... Прости, прости меня... прости...
Двое лежат, их тела мелко подрагивают в беззвучном плаче, руки
безвольно елозят по резине. Дар Искупителя - собирать из астрального поля
всю чужую боль в себя и переправлять её в искупаемого. Но здесь много
собирать и не пришлось - эта боль сидела в Александре. Слишком долго ждала,
копилась.
Слабость очищения. Слабость утраты. Понимание.
Александр встаёт на колени, шатается, смотрит на искупаемого.
Зэк ткнулся в него мокрым лицом, сотрясаясь в плаче.
- Ты! - прохрипел Искупающий. - Ты-ы!
Рука легла на затылок зэка, вдавила лицо в резину дутыша. А тот и не
сопротивляется. К такой каре он привычен. Такую боль он терпеть готов.
Боже, подскажи, что я должен сделать? Я готов взять на себя этот грех,
ведь не смогу ему простить, не смогу простить то, что он сделал. Скажи!..
Молчишь? Молчишь... Скажи ты, любимая моя, как я должен поступить?
Отомстить? Простить?
- Искупил? - слабо спросил зэк. Попытался поднял глаза, да мешали
пальцы Искупающего, дрожащие от напряжения.
Куда же делись спесь, злоба и презрение? Перед Александром трясся
испуганный, испытавший то, что до сих пор не испытывал ни разу - душевную
боль - человек. Человек. Тварь, издевавшаяся над его женой. Убившая... И всё