"Бхагаван Шри Ранжниш. Мудрость песков: беседы о суфизме (fb2)" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)

6. Будь цельным, тогда ты существуешь

Первый вопрос:

Это важный, а также очень насущный вопрос. Задавшая его Ма Ананда Шефали — очень старая женщина, рано или поздно ей предстоит взглянуть в лицо смерти. И хорошо бы приготовиться, хорошо бы вступить в смерть в полной готовности.

Первое, что надо понять в смерти — это то, что, если вам знакома любовь, вам знакома и смерть, если вам знакома медитация, вам знакома и смерть. Смерть не приносит ничего нового. Она нова только для тех, кто не любил и кто не пребывал в медитации.

Шефали нет нужды бояться: она глубоко погружалась в медитацию и крепко любила. Она старая женщина, которая стала подобна ребёнку — я рассказывал о ней несколько дней назад. Ребёнок рождён, она больше не верблюд и не лев, она стала ребёнком. Она забыла о своём теле. Тело для неё не имеет значения. Стареет только тело. Оно живёт во времени. Но глубочайшее внутреннее ядро не подвластно времени, оно никогда не рождается и никогда не умирает. Тело рождается и умирает. Ум постоянно рождается и постоянно уходит в небытие, но внутри вас существует свидетель, который продолжает наблюдать всю эту игру. Этот свидетель есть ваше реальное существование. Он просто наблюдает. Он видит рождение, он видит любовь, он видит медитацию, он наблюдает смерть. У этого свидетеля одно-единственное свойство: чистое отражение. Он просто отражает всё, что ни происходит.

Шефали нет нужды бояться. Я абсолютно доволен её работой над собой. Она проявила большое мужество. Для того, чтобы снова стать ребёнком, нужно мужество. Нужно, потому что весь мир будет смеяться над вами. Весь мир будет думать, что вы сошли с ума. Вы нигде не найдёте поддержки, вы лишитесь своей респектабельности. Люди будут избегать вас, что и случилось с Шефали. Когда она вернулась в Голландию, она написала мне: «Странно. Меня избегают друзья. Люди, которых я знала всю жизнь, стараются не сталкиваться со мной. А я была так рада видеть их, моё сердце было открыто для них». Но кто хочет открытого сердца? Кто хочет радости? Люди ищут страдания. Люди берегут страдание, люди привязываются к своему аду. Они всегда находят оправдания, уловки. Блаженство осуждается, страдание пользуется уважением.

Когда бы вы ни видели действительно блаженного человека, в вас возникает мысль: «Не сошёл ли он с ума?» Ведь так называемые святые никогда не бывают счастливыми. Святость почти стала синонимом страдания, уныния, печали, серьёзности. Святость стала синонимом ощущения некоторого груза — кто-то что-то нагружает на себя без всякой цели, и единственным достижением может быть смерть. Святость стала синонимом мысли, что жизнь не имеет значения, что для того, чтобы радоваться, нужно быть дураком.

Действительно, нужно иметь мужество, чтобы идти против всей этой толпы окружающего нас мира, против этой страдающей толпы. Никто не знает путей радости, никто не танцует, никто не поёт. И вдруг вы разражаетесь песней! Они чувствуют себя шокированными: «Здесь что-то не так». Они все начинают улучшать вас, они все начинают советовать вам. Они всецело против вас. Вы опасный тип! В уме толпы возникает страх: «Кто знает? Он, возможно, прав». Возникают сомнения. И если вы правы, то неправы все они. Это неприемлемо. Вы должны быть неправы; только тогда они смогут безопасно чувствовать, что они правы. Следовательно, они распинают Иисуса.

Как христиане изображают Иисуса — печальным и страдающим... Если бы он действительно был человеком такого типа, никто бы не побеспокоился о том, чтобы распять его. Люди любили бы его, уважали его. Люди провозгласили бы его святым. Но он был празднующим человеком, он праздновал маленькие радости жизни — пиры, вино, встречи с друзьями. Он нёс религию совершенно другого качества. Это было неприемлемо, этого нельзя было допустить. Они должны были распять его. Они должны были заставить его замолчать, они должны были успокоить его! А он был настолько опасным, что оставлять его в живых было рискованно; его нужно было уничтожить. А затем они создали Иисуса по своему собственному разумению, таким, каким бы они хотели его видеть в жизни — печальным, страдающим, на кресте. Это не случайно, что христианство выбрало крест в качестве символа. Смерть в качестве символа? Распятый человек в качестве символа? Это заставит вас быть печальным.

Когда вы входите в церковь, вся атмосфера в ней является печальной. Атмосфера является атмосферой кладбища; она и должна быть такой. Церковь создана вокруг креста, а не вокруг Христа, запомните это! Поэтому я называю христианство «крестианством». Пространство внутри церкви создано вокруг креста. Уберите крест и христианство исчезнет. Позвольте Христу танцевать и христианство исчезнет. Позвольте ему взять флейту, позвольте ему играть, позвольте ему петь, и все ваши епископы, архиепископы, попы и священники будут шокированы: «Что этот человек делает?» Они снова убьют его. Они могут верить только в жизнь на кресте, они могут верить только в труп. Они против жизни, они есть анти-жизнь.

Люди, которые решили, что Иисус должен быть распят на кресте, тоже были епископами, священниками, архиепископами. Они не назывались епископами, они не назывались священниками, они не назывались попами — они назывались раввинами, — но они были тем же самым типом людей, нет совершенно никакой разницы.

Шефали была бесстрашной, а тот, кто бесстрашен в жизни, является бесстрашным и в смерти. Она поняла, что единственный способ жить — это быть бесстрашной. Для неё нет необходимости бояться; она может войти в смерть танцуя. Смерть обнаружит только то, что уже было обнаружено в любви и медитации — обнаружит это более отчётливо, вот и всё. То, что в медитации и любви было только проблеском, в смерти станет абсолютной реальностью. Смерть является высочайшим видом любви и высочайшим видом медитативной энергии.

Если знаешь, как умирать, то сама смерть будет преображена. Вы не подвержены разрушению! Вы уничтожили смерть, если вы знаете, как умирать — смеясь, хохоча, приветствуя. Там нет смерти, есть только Бог, ваш возлюбленный, стремящийся к вам. Заблуждение, когда это называют смертью. Смерти, как таковой, не существует: просто меняются тела, а путешествие продолжается. Смерть — это самое большее остановка на ночлег в караван-сарае. Утром вы снова пускаетесь в путь. Жизнь продолжается.

Смерть — отдых. Смерть, в общем, не смерть: вы не разрушаетесь. Жизнь нельзя разрушить! Жизнь вечна, а смерть — просто эпизод в ней. И смерть не против жизни, она дополняет её. Она — отдых, она — пауза. Вы так много жили, вам нужен небольшой отдых. Ваше горло устало, устали ваши горловые связки. Вы так много танцевали, вы танцевали в течение семидесяти или восьмидесяти лет, ваши ноги устали, вам бы хорошо немного расслабиться. Смерть даёт вам это расслабление. Вы смеялись, жили, любили — смерть даёт вам шанс родиться вновь. Смерть не разрушает, а оживляет вас. Смерть не экзистенциальна. Она просто как глубокий сон, только немного длиннее и немного глубже, но это просто сон.

Если вы любили, то ваша любовь сохраняется. Если вы медитировали, сохраняется ваша медитация. Чего бы вы ни достигли в вашем внутреннем мире, оно остаётся, а то, что вы накопили в мире внешнем, проходит. Смерть может отобрать только то, чем вы обладаете. То, чем вы являетесь, смерть взять не может. Вы обладаете деньгами — вы их лишитесь. Вы обладаете силой — она будет отнята у вас. Медитацией вы не обладаете, это не вещь, которой можно владеть, это качество вашего существования. Это — вы. Любовью вы также не владеете, это не собственность, любовь — это существование. Внутреннее богатство останется с вами, внешнее у вас отберётся. Так как внешнее принадлежит телу, то тело будет разрушаться, и весь внешний мир будет разрушаться вместе с ним и вместе с ним исчезнет.

Шефали может идти счастливо. Когда придёт смерть, она может молиться и танцевать. В смерти она обретёт Возлюбленного.

Её страх также обоснован: она боится, что ещё не освободилась от эго. Но это и есть начало освобождения от эго — чувствовать, что «я ещё от него не избавился». Эгоисты никогда этого не чувствуют: они считают себя неэгоистичными. А именно чувство, что «я ещё привязан к эго», даёт первый проблеск, первый луч утреннего солнца.

Она говорит: «Я ещё не просветлённая». Это — начало просветления. Это первое чувство, первый опыт: «я» исчезает. Когда «я» исчезает полностью, наступает просветление.

Мне кажется, что для Шефали смерть станет её сатори, её самадхи. Я близко наблюдал её прогресс во внутреннем развитии, между нами оставалась лишь очень маленькая дистанция. Если она сможет полностью принять смерть, то дистанция будет преодолена, Шефали совершит квантовый скачок.

Есть три способа стать просветлённым: первый — медитация, второй — любовь, третий — смерть. И смерть — важнейший из трёх, потому что смерть из них наиболее естественна. Любовь может случиться, может и не случиться. Она не неизбежна. Миллионы людей выбирают жизнь без любви. Они живут, но никогда не любят, поэтому любовь не является чем-то необходимым, её легко можно избежать. А медитация... Вы должны в неё войти, вы должны сделать усилие, вы должны исследовать и искать. Это трудно. Очень мало людей могут пуститься в это приключение. Любовь... Любовь более естественна в этом смысле, потому что она что-то возводит в вашем существовании, медитация не столь способна к этому. Люди упускают даже любовь, что же говорить о медитации? По пути медитации идут лишь немногие.

А смерть неизбежна. Вы не можете избежать её, вы не можете её изменить. Она существует. Через неё должен пройти каждый. Она абсолютна, от неё нельзя уклониться. Всё, что вы можете сделать, это принять её либо танцуя, либо неохотно, цепляясь за жизнь. Если вы сопротивляетесь, вы упустите переживание смерти. Если вы идёте радостно, у вас останется это переживание. Упустить переживание смерти означает упустить Бога, потому что в смерти любовь и медитация расцветают автоматически. Смерть забирает ваше тело: вдруг девяносто процентов вашей жизни исчезает. Смерть забирает ваш ум, когда и оставшиеся десять процентов уходят. Остаётся только свидетельствование: это как раз и есть медитация. Смерть уносит все ваши привязанности, все ваши желания — и, когда все страсти и желания унесены, энергия любви становится чистой. Смерть просто очищает вашу любовь и вашу медитативность. Ваше сознание и ваша любовь омываются и выходят после этого абсолютно чистыми, очищенными в смерти. Если вы идёте радостно, смерть может стать вашим самадхи. Конечно, так может произойти и с Шефали.

Смерть ничего не меняет. Смерть абсолютно нематериальна. Если вы любили меня, если вы были в гармонии со мной, то вы и сохраните эту гармонию. Смерть просто сделает её более интенсивной, потому что будут убраны барьеры. Тело — барьер, ум — барьер. Когда исчеззнут все барьеры, возникнет великий сплав. И ученик придёт к пониманию своего первого переживания Бога как к переживанию сплавления с Учителем. Это привилегия ученика. Тогда второе сплавление произойдёт с Богом. Первое соединение с Учителем, потому что Учитель был для ученика Богом, символом божественного. Первое переживание — переживание единения с Учителем, переживание, утверждающее единство с Учителем, а второе переживание — единение с Богом, и оно легче.

Переплавиться из себя прямо в Бога трудно. Трудность тут такова, что вы можете отпрянуть назад. Между вами и Богом нужен Христос, потому что Христос — и человек, и Бог, то есть нужна индивидуальная природа Христа или Учителя. Он — как и вы, вы можете взять его за руку. Когда вы берёте его за руку, вы медленно, медленно чувствуете, что рука исчезает, и непонятно как вы вошли в нечто невообразимое, в бесконечность. Но к этому времени вы уже не сможете отпрянуть назад, вы уже вкусили, вы пьяны.

Бог подобен океану... вы, может быть, почувствуете страх. Учитель подобен небольшому ручью, вам нет нужды его бояться. Вы можете танцевать под его струями, вы можете позволять ручью литься на вас, вы можете позволить себе душ. Но под этим душем медленно, медленно вы почувствуете, что вас уносит. И тогда вы уже готовы идти в океан, в огромное, в бесконечное.

Второй вопрос:

Я ничего не совершал, я только допускал ошибки. Я жил через них, я перерождался через них. Мне не нравятся малые дела, я просто против малых масштабов. Я люблю великие дела.

То, что я даю вам санньясу. Сейчас у меня 50000 живых ошибок, разъезжающих по всему миру. С ними я буду падать и подниматься. Кришнамурти гораздо безопасней: он отвечает только за себя самого. Он не совершил ни единой ошибки, давая кому-либо посвящение.

Я же продолжаю посвящать людей. Каждый раз, когда я даю человеку посвящение, всё зависит от того, станет ли он просветлённым: если да, то я не ошибся, если нет, то ошибся. Каков критерий совершения ошибки в процессе посвящения кого-либо? Только один: если он становится просветлённым, то я был прав, посвящая его. Если же просветлённым он не стал, тогда я ошибся, я посвятил в санньясу не того. Но меня не беспокоят ошибки. Я продолжаю их совершать даже всё больше, и больше, и больше. Кого это заботит? Даже если один из тысячи стал просветлённым, это великое благодеяние для мира. И помните: таков же путь Бога.

Знаете ли вы, что один мужчина может заселить весь земной шар? У него так много семян человеческих жизней — только у одного человека! В одном половом акте мужчина выпускает миллионы семян. Реально же он становится отцом самое большее дюжины детей, но он мог бы стать отцом миллионов. Всё население земли в настоящее время может иметь отцом одного мужчину.

Одно-единственное дерево приносит миллионы семян. Не все семена становятся деревьями, но Бог всегда работает через избыток. Бог — расточитель, он не скупец. Он знает, что только некоторые семена станут деревьями. Так зачем же производить столько семян? Но он производит миллионы. Вся жизнь как полноводный поток, жизнь — не жалкое явление.

Бог очень снисходителен. Даже если только один-единственный человек станет просветлённым, я полностью реализован. Оставшиеся станут моими ошибками, но рискнуть стоит.

В тот момент, когда вы доверяетесь мне... Вы не знаете, вы даже не догадываетесь, что я полагаюсь на вас больше, чем вы на меня. В действительности, вы ничем не рискуете. Когда вы говорите: «Я отказываюсь от самого себя», что вы приносите в жертву? Чем вы жертвуете, кроме нищеты? Беспокойства, муки, желания — что вы ещё принесли в жертву? Свою темноту, свой ад? Чем вы ещё пожертвовали? Чем рискнули? Выдумаете, что доверяясь мне, вы идёте на большой риск? Вам нечего терять! В действительности я рискую с вами!

Христос рисковал, когда принимал тех двенадцать апостолов, и он должен был ещё думать: «Почему я принял этих двенадцать?» Но если бы он не принял тех двенадцать парней, не было бы никакой церкви, никакого христианства, всё прошло бы напрасно. Будда, должно быть, думал снова и снова: «Зачем я беру так много людей в качестве бхикшу, к себе в ученики?» И, хотя они создавали массу хлопот, рисковать стоило.

Хорошо, что Христос рисковал, потому что, определённо, без этого не было бы церкви и не было бы войн между христианами и мусульманами, и не было бы тех ужасов, что совершала христианская церковь на протяжении веков, но вместе с тем не было бы ни Экхарта, ни Франциска, ни Якоба Беме. Даже если бы на протяжении всей истории церкви появился только один Мэйстер Экхарт, этого было бы достаточно, рисковать бы стоило. Если бы Будда не рисковал, не допускал бы ошибки, посвящая людей в ученики, не было бы ни Бодхидхармы, ни Махакашьяпы, ни Нагаржуны, ни Вималкирти, и мир был бы значительно беднее.

Да, ошибки были, миллионы ошибок, но единственный феномен, такой как Бодхидхарма, достаточен для восстановления равновесия. Все миллионы ошибок — ничто, достаточно единственного Бодхидхармы!

Вы спрашиваете, какова моя самая большая ошибка?

Это не только моя самая большая ошибка, это всегда было самой большой ошибкой всех Учителей: они посвящают людей, и они рискуют. Теперь всё зависит от вас. Это то, что я называю обязательством. Теперь у вас есть обязательство стать просветлённым. Вы должны расти, в этом ваше обязательство. Не застревайте на месте, начинайте двигаться. У вас великая судьба, вам предписано сотворить чудо. Не удовлетворяйтесь малым, вы можете обрести целое, так не удовлетворяйтесь малыми, крошечными вещами: признанием, наградами, карьерой. Не будьте глупцом, будьте умными и прилежно работайте. Выковывайте самого себя, так чтобы всё ложное вышло прочь. Вы должны пройти через огонь. Только те, кто прошёл сквозь огонь, становятся чистым золотом.

Позвольте мне быть вашим алхимиком. Позвольте мне превратить вас, чёрный металл, в чистое золото. Это рискованная игра. Возможность ошибиться всегда есть: чем выше ваша цель, тем больше возможность промаха. Если вы хотите разбогатеть, вы можете легко это сделать. Если вы хотите стать политиком, вы легко можете стать им: для этого не надо большого ума.

Я слышал...

Если вы хотите стать политиком, вам не нужно много ума: в действительности, чем меньше, тем лучше. Вы будете преуспевать гораздо легче. Но если вы хотите стать просветлёнными, вы должны выложить всё, на что способны. Вы должны превратиться в яркое пламя разума, знания. Это ваша возможность, ваш шанс. Я рискнул вместе с вами, вы должны рискнуть вместе со мной. Эта возможность должна расцвести: всё зависит от вас. Совершил ли я ошибку или нет, будет определяться вами. Теперь уже мне это не подвластно. Это — моя вера в вас.

Третий вопрос:

Медитируйте на эти строчки Раймонда Джона Борна: «Что от нас требуется в наше время, так это шагнуть в неопределённость, где новое старо, как наступление утра, а то, что хорошо известно, оказывается также и неизвестным; шагнуть в неопределённость, чтобы проникнуть в самое существо человеческого, куда не добираются живущие, и музыка их сущности находится за семью печатями. Что от нас требуется в наше время, так это распахнуть наши закрытые пещеры и обрести друг друга. Ничто другое не излечит страдающий дух, ничто не освободит сердца для любви».

Вы спрашиваете, что такое любовь.

Она — глубокое стремление быть единым с целым, глубокое стремление превратить «я» и «ты» в единое. Любовь существует потому, что мы отделены от нашего собственного источника, от этого разделения возникает желание вернуться назад, в целое, стать с ним единым.

Если вы вырвете из почвы дерево, если вы обрежете ему корни, то дерево будет испытывать сильное желание снова пустить корни в почве, потому что таков его естественный образ жизни. Теперь оно умирает. Отделите его от земли, дерево не сможет жить. Оно должно существовать в земле, с землей, через землю. Вот что такое любовь.

Ваше эго стало барьером между вами и вашей землей — целым. Человек задушен, он не может дышать, он потерял свои корни. Он больше не получает питания. Любовь есть желание получить это питание. Любовь пускает корни в существовании. И это явление будет ярче, если вы встретите полярную вам противоположность: вот почему мужчин влечёт к женщинам, а женщин к мужчинам. Мужчина находит себе почву через женщину, он снова может обрести почву через женщину, а женщина — через мужчину. Они дополняют друг друга. Один мужчина — это только половина, безнадёжно стремящаяся быть целым. Одна женщина — тоже половина. Когда эти две половины встречаются, смешиваются, соединяются, впервые единое чувствует корни, ощущает почву. В существовании расцветает великая радость.

В женщине вы не только пускаете корни, благодаря женщине вы укореняетесь в Боге. Женщина — просто дверь, мужчина — просто дверь. И мужчина, и женщина — двери к Богу. Желание любви есть желание Бога. Вы можете понимать, можете не понимать это, но желание любви, в действительности, доказывает существование Бога. Другого доказательства нет. Бог есть, потому что человек любит. И потому, что человек не может жить без любви, Бог есть.

Стремление к любви просто означает, что в одиночестве вы страдаете и умираете. Вместе мы растём, питаемся, получаем реализацию, удовлетворение.

Вот почему вообще боятся любви: потому что в тот момент, когда вы входите в женщину, вы теряете ваше эго, женщина входит в мужчину и теряет своё эго.

Теперь это должно быть понятно: вы можете укорениться в целом, только если вы лишитесь себя — другого пути нет. Вас влечёт к целому, потому что вы чувствуете себя лишённым питания, и когда приходит момент исчезнуть в целом, вы начинаете испытывать большой страх. Этот страх возникает оттого, что вы теряете себя. Вы отшатываетесь назад. Возникает дилемма. С этим должен столкнуться каждый человек, каждому предстоит с этим встретиться, пройти через это, понять это и пережить. Вы должны понять, что обе стороны имеют одну и ту же природу. Вы чувствуете, как было бы прекрасно раствориться: никакой тревоги, никакого беспокойства, никакой ответственности. Вы станете частью целого, как деревья и звёзды. Сама идея фантастична! Это открывает двери, волшебные двери в ваше существование, это позволяет родиться поэзии. Это романтично. Но когда вы действительно идёте на это, возникает страх: «Я стремлюсь раствориться, а кто знает, что произойдёт после этого?»

Помните, нерешительная река, слушая шепот пустыни, хочет пересечь её, хочет отправиться на поиски океана, ощущает желание и испытывает слабое чувство уверенности, убеждённости, что её предназначением является идти за пределы? Нет никаких видимых причин, а только внутренняя убеждённость: «Я не кончаюсь здесь. Надо идти искать что-то большее». Что-то глубоко внутри говорит: «Будь упорной! И одолей эту пустыню». И говорит тогда пустыня: «Слушай меня. Есть один-единственный путь: вознестись к ветру. Он подхватит тебя и перенесёт через пустыню». Реке хочется пересечь пустыню, но возникает естественный вопрос: «Какова гарантия, что ветер позволит мне вновь стать рекой и возможно ли это? Раз я исчезла, мною трудно будет управлять. Тогда где гарантии, что я снова стану той же рекой, той же формы, с тем же именем, той же водой? Кто знает? И почему я должна верить, что отдавшись воле ветра, я смогу снова отделиться от него?» Таков страх любви.

Вы знаете, вы убеждены, что без любви нет радости, без любви нет жизни, вы томитесь по чему-то неизвестному, несовершенному, пустому. Вы пусты, у вас ничего нет. Вы как сосуд без содержимого. Вы ощущаете незаполненность, пустоту внутри и от этой пустоты — бедность. И в то же время вы убеждены, что есть пути, на которых вы можете реализоваться. Но когда вы подходите к любви поближе, возникает сильный страх, возникают сомнения: если вы расслабились, если вы действительно идёте в это, будет ли возможность вернуться назад? Будете вы способны защитить свою индивидуальность? Стоит ли идти на такой риск? И ум решает так не рисковать, потому что, по крайней мере, вы есть — недоедающий, недопивающий, несчастный, но вы есть. А раствориться в любви... кто знает? Вы растворитесь, а потом, где гарантия, что будет радость, что будет блаженство, что будет Бог?

Подобный страх испытывает семя, когда оно начинает умирать в земле. Это — смерть, и семя не может представить себе, что ещё будет жизнь, возникшая из смерти.

Любовь есть смерть. И любящие не могут предвидеть, что эта смерть есть смерть только по эту сторону. По другую сторону это рождение. Вот почему вчера я сказал матери Видьи, которая спросила, что может сделать для вас гуру: он может вас разрушить и создать заново.

Быть с Учителем — великий акт любви. Вы должны позволить ему разрушить вас. Это болезненно. Возникает страх, возникает сомнение, вы будете много раз ускользать и много раз говорить: «Не стоит этого делать». Ум будет говорить: «Куда ты лезешь? Зачем? Спасайся и беги!» И ум приведёт тысячу и одну причину, почему надо бежать, а ум искушён в изобретении причин. Ум — рационализатор: где нет причин, он их создаст. И эти причины обращаются к вам, они обращаются к вашему эго.

Это сомнения, дилеммы, страдания. Человек хочет любить, но он боится любить. До тех пор, пока вы не поняли это и не начнёте поступать вопреки страху, вы не способны любить. Вот что такое доверие. Доверие — это поступать вопреки страху.

Четвёртый вопрос:

Им это не нужно. Я не позволю этого. Это делаю я сам, потому что уже один раз Петру и Павлу было поручено создать Церковь, и они полностью это дело провалили. На этот раз я строю свою церковь сам. А Петру и Павлу в этом участвовать не позволяю. Так будет гораздо лучше.

Христос отнюдь не был профаном в восточных методах. Он был на Востоке, учился восточной мудрости, там он узнал истину, на нашей почве — в Индии.

Христианство не получило полной истории о Христе. Его история начинается, когда ему тридцать лет, и заканчивается, когда ему тридцать три. Описано, по сути, только три года. А что происходило до тридцати лет? Где был Иисус? Он путешествовал по Египту, Индии, Тибету. Он упорно работал, он искал путь и способы проникнуть в собственное существование. Когда же он обернулся назад к своему народу, он был почти чужой. Так же себя чувствуют и мои санньясины, возвращаясь на Запад. Там вы станете чужестранцами. Да, теперь это ваша судьба — быть чужестранцами. Если вы в Индии, вы будете там чужими, если вы в Англии, вы там чужие, в Америке — чужие. Связавшись со мной, вы стали чужестранцами. Я сам чужестранец, я вовсе не часть этого сумасшедшего мира.

Когда Иисус вернулся к своему народу, к евреям, там он оказался почти чужестранцем. Окружающие не понимали, о чём он говорит. Иисус не был частью их традиции, хотя и ссылался на традицию. Но значение, которое он придавал цитатам, было совершенно непривычным. Хотя он пользовался именами Моисея и Исаака, это были просто имена, не более, содержание не было иудейским: оно было буддистским. В своей основе содержание было буддистским. Христос наливал буддистское вино в иудейский сосуд, и естественно, что при этом евреи приходили в ярость. И так не могло продолжаться долго, иначе Иисус создал бы свою собственную церковь. И он был очень молод, когда его распяли, всего тридцать три года: времени у него не хватило. А Будда создал свою церковь сам.

Вот почему христианская церковь сделала просветлёнными очень мало людей. Их можно пересчитать по пальцам. Их очень мало, и они очень редки: проходят века, и появляется один Экхарт или один Франциск. А Будда создал собственную церковь, прожил долгую жизнь, восемьдесят четыре года. Будда стал просветлённым в тридцать пять лет, и впереди у него было пятьдесят лет для работы. Он создал собственную церковь.

Когда церковь создаётся Буддой или Христом, она имеет определённое качество. Когда же церковь создаётся Петром или Павлом или Томом или Диком, этого качества она иметь не может.

На этот раз я не собираюсь допускать подобного. Пётр и Павел могут быть свободны, им нет нужды беспокоиться. Что бы здесь ни случилось, всё происходит в абсолютном согласии со мной, поэтому не следует перекладывать ответственность на других. Я сам отвечаю за добро или зло. Что бы ни произошло, я один в ответе, в ответе полностью и абсолютно! Вам легче осуждать моих санньясинов, меня — труднее. Поэтому вы нападаете на них. Вам легко осуждать их. Если хотите осуждать, осуждайте меня, не ищите козла отпущения. Мне всегда нравилось прямое общение и прямой диалог. Петра и Павла у меня нет, и что бы ни делали мои санньясины, они просто выполняют мой приказ. Поэтому, если вы хотите искать промахи, ищите их у меня. Никогда не ищите промахов у моих санньясинов, они не должны нести за это ответственность. Они просто послушны и делают то, что им говорят. Они выполняют всё, что бы им не давалось. Они выполняют это полностью. Это часть их работы, роста.

Но не называйте имён. Не говорите, что Пётр, Павел и другие начали создавать церковь. Нет, эту церковь создал я. Церковь начинается, когда Учитель посвящает ученика. Посвятите одного-единственного человека, и церковь основана. Церковь существует в отношениях между Учителем и учеником. Это чрезвычайно интимное явление. Его вибрации рано или поздно будут ощущаться над всей землей, оно подобно приливной волне.

Церковь сама по себе не ложна. Кто стоит за церковью — вот основное, что надо помнить. Христианство развивалось очень неправильно из-за Петра и Павла. С буддизмом никогда так не было. Но некоторые вещи происходят, чтобы стать ложными, и это в природе вещей. Когда идёт дождь, падают капли воды, они чисты, они из дистиллированной воды, но в тот момент, когда капли падают на почву, они становятся грязными.

Когда говорит Будда, это дождевая вода, наичистейшая, дистиллированная, но когда эта вода попадает в ваши души, то она становится грязной. И это естественно, это следует принять. А когда Будда ушёл, конечно, грязи стало больше, всё больше и больше грязи. Но даже если маленькая часть послания Будды сохраняется скрытой в грязи, эта грязь имеет ценность для вашей головы. И эту грязь полезно нести в вашем сердце, потому что маленькие частицы истины могут преобразовать вас.

Истина никогда не бывает малой. Она не может быть малой. Она может быть атомом, но её взрыв всегда бесконечно огромен.

Я собираюсь создать свою собственную церковь, санньяса — её начало, я хочу создавать её такой, какой считаю нужным. Поэтому, если вы чувствуете, что с чем-то не согласны, критикуйте меня, сталкивайтесь непосредственно со мной.

Пятый вопрос:

Слёзы являются величайшей из молитв. Не старайтесь их анализировать, не старайтесь интерпретировать их: они за пределами интерпретации, за пределами анализа. Слова не могут ничего адекватно сказать о слезах. И если слёзы приходят, то всё, что нужно делать, это не думать о них, но позволить им быть, отдать им всю свою интенсивность, отдать им всю свою целостность. Вы поймёте ваши слёзы только тогда, когда, не колеблясь, отдадитесь им, когда вы не спрашиваете себя. Отдавайтесь им полностью. Станьте слезами, а когда слёзы пройдут — радуйтесь. Вы переполнены. Если вы думаете о любви без слёз, вы не думаете о любви. Думая о Боге, вы думаете о пустяках, о ничтожном, если слёзы не приходят к вам. И когда вы слушаете меня, а ваше сердце не начинает исходить слезами, тогда вы слушаете только через голову, а это означает, что вы ничего не слышите. Когда вы слышите, сердце начинает танцевать. А у сердца только один путь выразить себя — путь слёз.

Помедитируйте над этими строками неизвестного поэта:

Если вы можете полностью отдаться слезам, тогда вы есть. Моё обращение полно смеха и слёз. Оно кажется противоречивым, но это не так. Глубоко внутри вашего существа смех и слёзы сливаются вместе, они часть одной энергии. Если вы долго смеётесь, подступают слёзы. Если вы продолжаете плакать, вдруг вы видите изменение, в одно мгновение всё меняется и вас одолевает смех. Всмотритесь в эту противоположность, отдайтесь слезам так глубоко, как можете, до тех пор, пока слёзы не станут смехом. Тогда вы действительно дошли до самого конца, с этого мгновения колесо завертелось. Когда вы смеётесь, смейтесь так сильно и самозабвенно, необдуманно, что смех перейдёт в слёзы и из ваших глаз хлынет поток. Тогда вы узнаете, что все парадоксы только на поверхности: глубоко внутри они есть одно, смех и слёзы едины. И если ваша молитва идёт от смеха и слёз, она истинна.

Вам не нужно беспокоится о том, что это такое. Это — таинство. Оно должно быть прожито, познано, увидено. Познавая его, видя его, живя им, вы поймёте его. Другого пути понять это — нет.

Шестой вопрос:

Бодхидэва, всегда проще любить абстрактные вещи. Гораздо проще любить человечество, чем человека, потому что, любя человечество, вы ничем не рискуете. Человек сам по себе гораздо более опасен, чем целое человечество. Человечество есть слово, соответствующей ему реальности нет. Человеческое существо — реальность, а когда вы сталкиваетесь с реальностью, наступают хорошие и плохие времена, взлёт и падение, удовольствие и боль, высокое и низкое, агония и экстаз. В действительности, любить человечество — это способ избегать человека, потому что, когда вы не можете любить человека, вы начинаете любить человечество, чтобы обмануть себя.

Избегайте абстракций.

И второе: определённо, легче любить дерево, потому что когда любишь дерево, оно пассивно, оно не отзывается. Любовь к дереву — это просто игра воображения с вашей стороны. Это легко — что бы вы ни хотели сделать с деревом, оно не будет препятствовать. Дерево колеблется на ветру, а вы думаете, что оно зовёт вас, что оно протягивает к вам руки, приветствует вас. А на самом деле дерево в блаженном неведении относительно вас. И когда бы вы ни подошли к дереву, вы проецируете на него своё воображение. А жизни дерева вы не знаете, не знаете ещё и потому, что не знаете даже своего собственного существа. Понять дерево будет ещё труднее, потому что дерево менее развито. Между вами и деревом большая пропасть. Как вы можете её преодолеть? Между вами и вашим соседом такой пропасти нет. Оба вы современники, равные, существующие на одном и том же плане или почти на одном, понимания тут достичь легче. Но вы говорите, что не чувствуете лёгкости в этом.

В чём же проблема, где понимание должно быть легче? Вы не можете фантазировать. Если нет возможности понимания, вы свободны представить себе что угодно. Вы можете любить скалу.

В Америке продаются камни в красивой упаковке. Кто-то прислал мне камень. Этот обыкновенный камень стоит десять долларов. Красивая упаковка, и к ней приложена инструкция как любить этот камень, как его ласкать, как о нём заботиться. Сопроводительный буклет говорит, что этот камень очень темпераментный, и вам следует проявлять о нём заботу. Это — игра, в которую вы можете играть. И если вы обладаете воображением, камень будет восприниматься как отзывающийся на вашу заботу. Вы можете держать камень в руках, и если вы впечатлительны и поэтичны, то вы почувствуете, что он испускает вибрации, что он говорит: «Привет, как дела?» — и потом: «Я люблю тебя, я себя исключительно хорошо чувствую в твоих руках». Но это вы сами! Это — монолог, а не диалог. Камень на самом деле и не подозревает о вас, но вы можете продолжать эту игру.

Играть же в игру с конкретным человеком трудно, за это надо платить. Вот почему люди начинают любить собак, кошек, деревья, камни. Они хотят любить, но они хотят любить не рискуя. Любить собаку можно без риска, любить женщину очень рискованно. Потому что она совсем не то, что вы можете изображать, она — не белый экран, на который вы можете проецировать что угодно, она не будет плясать под вашу дудку, и когда вы приходите домой, она не обязательно будет вилять хвостом.

Один мужчина пришёл к своему психиатру и сказал: «Я в смятении. Что случилось? Ровно год назад, когда я женился, моя жена по вечерам приносила мои домашние туфли, а моя собака лаяла. Теперь всё наоборот — собака приносит туфли, а жена лает».

Психиатр ответил: «Я не понимаю вашей проблемы, ведь услуги остались теми же? Что же вы ещё хотите?»

И с людьми всегда так: иногда они лают, иногда виляют хвостом, а жена иногда бывает сердита. А если женщина рассержена, она действительно сурова. Никакой мужчина не может так сердиться, потому что мужчина ничему не отдаётся всей душой. Никогда он не бывает полностью в любви, никогда — в гневе. Он вычисляет, обдумывает, что стоит делать, чего не стоит. Он полагается на интеллект, он привязан к голове. В этом и красота, и мучение жизни с женщиной. Она так грациозна, так кругла, так легка — всё потому, что её голова не занята вычислением. Она живёт сердцем, она более инстинктивна, в ней больше от животного. Когда она вас любит, она любит вас: готова пожертвовать собой. Она может умереть за вас и не будет при этом колебаться ни минуты. Но когда женщина в ярости... О, она может убить вас! Итак же не будет колебаться ни минуты.

Женщина пока остаётся цельной, пока она остаётся примитивной. И это хорошо, в этом надежда человечества — что женщина остаётся примитивной. Дайте ей образование, сделайте её умудрённой опытом, сделайте её такой же умной, как мужчина, и такой же хитрой... На женщину единственная надежда, потому что она часть природы, она умиротворена в природе, она ещё земная, ещё не стала абстрактной и не беспокоится об абстрактных вещах. Её проблемы конкретны, она — реалист.

Я слышал об одном китайском императоре, который хотел, чтобы для его спальни написали картину. Он видел во сне белого журавля, пересекшего диск полной луны, и захотел иметь такую картину в спальне. Император искал самого хорошего художника. Таким художником оказалась женщина. Император сказал: «Если ты сделаешь то, что я хочу, получишь в награду всё, что попросишь. Я хочу иметь такую картину: белый журавль пересекает диск полной луны. Это я видел во сне».

Женщина ответила: «Вам придётся подождать».

Прошёл год. Император спрашивал снова и снова, и снова женщина отвечала: «Ждите». Прошло два года и правитель сказал: «Долго ли я должен ждать ещё? Просто маленькое изображение диска полной луны и журавля, пересекающего его, долго ли ждать?»

Женщина отвечала: «Я наблюдала каждое полнолуние, но ни единого журавля не пролетало. А пока он не пролетит, я не смогу нарисовать эту картину. Я — не мужчина, я — женщина. Я реалист». Мне нравится эта история. Женщина сказала: «Я — не мужчина, я не смогу сделать то, что вы просите, это слишком абстрактно. Я не могу просто вообразить, мне нужно увидеть. Только после того, как я увижу, что это произошло, я смогу нарисовать».

Император понял и сказал: «Нет нужды. Ты будешь награждена и так. Не стоит беспокоиться, я понимаю твоё отношение».

Женщины всё ещё реалисты.

А вот другая история.

Очень просто любить людей в их абстрактности, реальная проблема возникает только в конкретном случае. Но помните, до тех пор, пока вы не полюбите конкретного человека, человека, реально существующего, вся ваша любовь к деревьям и птицам — просто чушь.

Только если вы любите людей, в вашем сознании возникает точка, в которой содержится любовь к птицам и горам. Эта точка появляется позднее. Если вы не можете постичь реальность, которая так близка к вам, как можно проникнуть в столь далёкую от вас реальность? Как вы можете обращаться с камнем, у вас нет общего языка. Или вы должны стать камнем, или камень должен стать человеком. Иначе дистанция между вами слишком огромна и построить мосты невозможно. Постройте мосты сначала между людьми.

Я понимаю, что можно любить дерево, но только тогда, когда вы полюбили людей так глубоко, настолько тотально, что видите деревья в людях, видите в людях животных, птиц — только тогда. Потому что человек содержит в себе всё это, он несёт следы этого в своём бессознательном или в коллективном бессознательном. Вы когда-то были деревом, птицей, животным, камнем. Вы были всем этим, были миллионами подобных существ, и весь этот опыт ещё в вас. Единственный способ соединиться с внешним деревом, это сначала соединиться с тем деревом, что находится внутри человека.

Влюбитесь в человека, рискните, будьте мужественны. Испытайте боль и экстаз любви. Проникните глубже в человеческое существо, и вскоре вы обнаружите, что человеческое существо не является только человеческим существом: человек есть человеческое существо плюс единое существование, потому что человек — вершина эволюции. Всё, чем человек был в прошлом, сохраняется в нём слой за слоем.

Разве вы никогда не замечали в женщине чёрт кошки? Когда вы заглядываете в глаза женщине, разве вы не видите внутри кошку? Без того, чтобы не быть кошкой, ни одна женщина не может оставаться сама собой. Вы увидите в женщине самку любого животного. А в мужчине увидите волка.

Человек прошёл через всё, что в настоящее время существует на земле. Это как путь от ребёнка к юноше. Разве наше детство полностью исчезло? Оно здесь! Оно обволокло себя слоем юности, но оно здесь, его можно вызвать. Когда вы приходите увидеться с другом детства, вы забываете, что вы юноша, вы снова становитесь ребёнком. Вы начинаете думать о тех днях, появляется ностальгия, всплывают воспоминания, прошлые радости, приятные вещи и всё прочее, вы забываетесь.

Даже когда вы состарились, нельзя считать, что молодость так просто ушла от вас. Она здесь. Вы просто покрыты ещё одним слоем. Ищите в саду дерево и вы обнаружите слой на слое. Так определяется возраст дерева: если ему шестьдесят лет, то у него шестьдесят слоёв-колец. Каждый год нарастает новый слой. В глубине человеческого существа вы обнаружите такие же слои, как на дереве и в камне. Чем глубже вы идёте, тем более странные вещи обнаружите. Когда вы занимаетесь любовью, если вы сможете полностью забыть себя, вы начнёте испытывать любовь к животным, птицам, камням, ко самому существованию.

Каждая отдельная индивидуальность — маленький мир. Микрокосм содержит всё: он содержит целое, макрокосм. Но вы не можете избежать людей. Вы не можете сказать: «Я буду любить деревья, а не человеческие существа», потому что тогда ваши деревья будут фальшивы, вы не приблизитесь к ним непосредственно. Сначала их надо полюбить в человеческих существах, сначала их нужно найти в людях. Только тогда вы узнаете их язык.

Последний вопрос:

Карло, решение принять санньясу должно быть решением твоего эго. Но это решение совершить самоубийство. Эти два момента следует понять.

Когда человек решает совершить самоубийство, жизнь принимает решение о смерти,отдаёт предпочтение смерти. Что происходит, когда человек совершает самоубийство? Он жил и обнаружил, что в жизни чего-то недостаёт, что жить не стоит; он движется в противоположном направлении, он движется к смерти. Он ищет смерти.

То же самое происходит и при принятии санньясы: это эго принимает решение принять санньясу. Санньяса означает самоубийство эго.

Эго жило и испытывало только агонию. Эго искало, искало ощупью в темноте, и никогда с ним ничего не случалось — только напряжение, гнев, страдание. Эго жило в аду. Само эго есть ад!

Жан-Поль Сартр сказал: «Другие есть ад» — он был абсолютно неправ. Адом является эго! Не другие, а я являюсь адом. И когда вы почувствуете это самой внутренностью своего существования, своими костями, своей кровью, своим костным мозгом, когда эго полностью потерпит поражение, тогда оно принимает решение о самоубийстве. Вот что такое санньяса.

Но раз вы приняли санньясу, то для вашего существования возникает совершенно другой мир, совершенно другое видение. Вы начинаете жить без эго, и внезапно вы бываете удивлены. Оказывается, что неправильной была не жизнь, неправильным было эго. Жизнь в огромной мере удовлетворяет вас, это истинная радость, она состоит из материала, называемого блаженством. Именно эго было тем барьером, который препятствовал вашей жизни. Если вы отказались от самого себя, если в этом самоотречении хоть на мгновение приотворилось окно... Вот что такое санньяса — мгновение посвящаемый смотрит в лицо Учителя и исчезает. В одно мгновение вы начинаете смотреть глазами Учителя. В одно мгновение вы уже не отдельная сущность, вы вибрируете вместе с Учителем. Вы принимаете его цвет, вы принимаете его вибрацию, вы пульсируете вместе с ним, вы дышите вместе с ним. Это всего лишь один момент, на за этот момент вы проходите промежуток от той точки, где открылась дверь, и можете видеть совершенно другой мир. Тот же самый мир, но в совершенно другой перспективе.

Это и есть посвящение — видение через глаза Учителя. Вы смотрели своими глазами и ничего не находили. Теперь вы закрыли свои глаза и смотрите глазами Учителя. Это послушание, это самоотречение. Это попытка отбросить своё прошлое и научиться чему-то новому. Это процесс отучения от всего, что касается эго и его путей, и процесс обучения всему, что не имеет отношения к эго.

Учитель не имеет эго. Ученик — это тот, кто пришёл к пониманию, что эго и его пути ложны, что они ведут только к неразберихе. Ученик — это тот, кто готов отбросить эго и хочет узнать, как его отбросить. Ученик долго страдал из-за эго, долго нёс эту ношу. Теперь он устал от этого. Он хочет избавиться от ноши. Но как избавиться, он не знает. Он был привязан к эго так долго, что забыл, что оно может быть отброшено. И вот он приходит к человеку, который избавился от своего эго, смотрит в эти глаза и начинает вибрировать по-новому. Ощущается новая струящаяся энергия, и связь между вами и эго разрушается. Это и есть посвящение, инициация. Конечно, это только начало, многое предстоит сделать позднее. Но если вы предприняли первый шаг, половина путешествия пройдена, потому что первый шаг — наиболее трудный. Остальные шаги происходят подобным образом, они — повторение первого шага, повторение снова и снова.

Вопрос Карло важен.

Это верно. Верблюды не могут узнать Учителя. Верблюды должны быть убеждены. Иногда ко мне приходит верблюд, мне действительно трудно убеждать его. Несколько дней назад я с трудом убеждал одну женщину. Я видел, что она может стать львом, но она продолжала оставаться верблюдом. Я видел её потенциальную возможность: просто сделав один шаг, она могла стать львом. Обычно я не убеждаю слишком долго, потому что убеждая человека принять санньясу слишком долго, можно создать барьер. Убеждаемый может начать думать, что он очень важен и поэтому я так долго с ним вожусь. А чувство важности укрепляет эго. Но когда я вижу, что человек находится на грани, давление оправдано. Приходится двигаться в неизвестное, потому что никто не знает, как поведёт себя такой человек.

Я убедил её. Она стала санньясином, но всё же упустила главное: глядя мне в глаза, она в глаза мне не смотрела. Она ещё боялась, она ещё цеплялась за верблюда. Ей была дана большая возможность, она её упустила. Я написал ей письмо, что она может оставить санньясу, потому что на самом деле санньясы нет. Она захотела остаться верблюдом, так пусть же будет счастлива как верблюд. Верблюд не может многое узнать. Верблюд слеп. Верблюд — личинка, стоячий пруд.

А лев может узнать. Вот почему те, кто имеет хоть сколько-нибудь мужества, немедленно совершает прыжок в санньясу. Это не означает, что они хотят уйти от мира, это не означает, что они хотят избежать проблем, это всё вторично. Можно энергично браться за решение своих проблем, можно встречаться с этим миром лицом к лицу. Но когда приходит момент, когда это нужно — лев идёт на риск. Лев узнает Учителя.

Верблюд не может узнать, верблюда нужно убеждать, подгонять в санньясу, лев может просить санньясу и совершить в неё прыжок сам по себе. И в этом замечательном прыжке лев начинает двигаться к третьей стадии: к стадии ребёнка.

При самоотречении вы становитесь ребёнком, вы становитесь мягким, женственным, вы позволяете Учителю глубоко проникнуть в вас. Вы позволяете Учителю сделать вас беременным, вы становитесь беременным божественным. Состояние ребёнка действительно напоминает состояние беременности. Вы умираете и вы рождаетесь вновь, как ребёнок из вашей собственной утробы.

Это величайшее в мире чудо: человек рождается из своей собственной утробы.

Но решение исходит от эго. Так же, как самоубийство — это решение жизни, санньяса — это решение вашего эго. А раз вы решили, эго начинает исчезать, эго совершает самоубийство. Санньяса и самоубийство,в действительности, очень похожи. Самоубийство — ложная санньяса, санньяса — настоящее самоубийство, потому что в обычном самоубийстве умирает только тело, а вы рождаетесь снова. В санньясе умирает эго, и если вы пройдёте её путь до конца, то, возможно, вы не родитесь вновь.