"Бхагаван Шри Ранжниш. Мудрость песков: беседы о суфизме (fb2)" - читать интересную книгу автора (Раджниш Бхагаван Шри)

3. Вы здесь, чтобы стать самиси собой

Первый вопрос:

Это естественно. Это не странно. Было бы абсолютно странно, если бы они не были против меня. Они всегда были против таких людей, как я. Они должны быть против, это неизбежно.

Всё, что я делаю здесь, задевает их ум. Подрубает самые их корни. Обижает их многими способами. Это шокирует. Это скандально. Они реагируют, они реагируют так, чтобы защитить себя. То, что больше всего задевает их, должно быть понято.

Когда Будда объявил, что стал просветлённым, люди очень оскорбились. Они могли поверить, что просветлённые были в прошлом, но они не могли поверить, что их современник, человек, такой же, как они, стал просветлённым. Они могли поверить, что просветлённые люди могли бы быть в будущем, — но в настоящем? Современник? Это задевает эго, когда кто-то становится просветлённым: «Тогда, что я делаю здесь?» Это не может быть принято.

И это были те же люди, которые читали Упанишады, читали снова и снова великое слово пророков: Ахам Брахмасми — я есть Бог! Если бы Будда просто прокомментировал это слово, если бы он просто сказал, что Бог спрятан в каждом, но лишь не объявлен в нём, то они полюбили бы его. Но вместо комментирования этого слова, он стал свидетельствовать ему. Он объявил: «Я есть Бог! Я достиг, я добрался! Я исполнил обещание пророков». Это было очень оскорбительно.

То же случилось и с Иисусом. В чём было его преступление? За что его распяли? По очень простой причине: он объявил: «Я пришёл. Я тот, кого вы ждали». Люди были очень счастливы, ожидая его, но вам не следовало приходить, вам следовало оставить их в покое. Они могут продолжать ждать вас до бесконечности, но когда вы приходите, вы разрушаете многое. Во-первых, вы разрушаете их надежду. Теперь, когда вы пришли, они не могут надеяться, они не могут ожидать чего-то: вы отобрали у них будущее. Это была единственная радость их жизни: вот Мессия придёт, вскоре он придёт. Их волновало будущее. И вдруг Мессия здесь! И он говорит: «Я пришёл... тот, кого вы ждали!» Они были оскорблены. Им не нравилась эта идея: вы разрушаете всё их будущее, вы отбираете их надежду. С уходом этой надежды они остаются лишь со своим несчастьем. Они прятали своё несчастье за этой надеждой.

Что было такого настолько оскорбительного в утверждении Иисуса, что он должен был быть распят?

Как раз на днях я читал один отрывок. Евангелие описывает такое событие: И он пришёл в Назарет, где был воспитан. И пошёл он в синагогу и стал там читать. Он открыл книгу пророка Исайи и читал: «Дух Господа на мне, поскольку он помазал меня проповедовать добрые вести. Он послал меня объявить освобождение узникам и прозрение слепым». В своей речи Иисус сказал одно единственное предложение, но настолько взрывной силы, что его слушатели не позволили ему продолжать и вытащили его наружу, чтобы убить. Что же он такое сказал, что было настолько оскорбительно? Просто: «Сегодня это писание исполнилось на ваших глазах». Это было его толкование.

Этот отрывок на протяжении веков комментировался тысячи и тысячи раз. Никто не чувствовал никакого оскорбления. Просто комментировалось слово пророка Исайи. Иисус не комментировал. Он объявил: «Я здесь! Я пришёл! Дух Господа на мне!» Он не комментатор. Он сам комментарий, он сам живое слово. Он сказал: «Слово воплотилось во мне. Дух Господа на мне, поскольку он помазал меня проповедовать добрые вести!» Слова Иисуса не стоят в кавычках. Он сделал единственное, — он снял кавычки. Если бы эти кавычки не были сняты, люди не оскорбились бы. Если бы он просто цитировал высказывание Исайи, проблем бы не было. Но он сказал: «Дух Господа на мне! — без кавычек, — поскольку он помазал меня проповедовать добрые вести. Он послал меня объявить освобождение узникам и прозрение слепым». И маленький комментарий в конце: «Сегодня это писание исполнилось на ваших глазах». И люди были так безумны, они просто вытащили его прочь. Они потащили его на вершину обрыва, чтобы сбросить его и убить. Они были чрезвычайно оскорблены.

А Иисус был из этого места. Он родился здесь, он был воспитан здесь, — и в этом была проблема. Люди прекрасно знали его: «Он сын плотника Иосифа и его жены Марии. И этот сын плотника... необразованный, не знающий священных писаний, совсем не учёный человек, — он или безумный, или лицемер, он или сошёл с ума, или он эгоист, если провозглашает: „Сегодня писание исполнилось на ваших глазах! Я пришёл. Исайя говорил обо мне. Это произошло на ваших глазах. На ваших глазах писание исполнилось“.

Это было в тот день, когда Иисус сказал свои знаменитые слова: «Нет пророка в своём отечестве».

Если бы он сказал: «Придёт день, когда это наступит», — всё было бы совершенно в полном порядке. Но он не сказал этого. Он говорил: «Этот день пришёл! Я стою перед вашими глазами, исполненный. Все пророки предсказывали обо мне!» Это было уже слишком.

В Индии Упанишады объявляют: Ахам Брахмасми — я есть Бог, я абсолютен. Говорите об этом, спорьте об этом, философствуйте об этом, размышляйте об этом, входите в метафизику этого слова, но не становитесь свидетелем этому.

Вот почему люди против меня: я объявил, что я — Бог, Упанишады исполнились во мне. Но не только это, я объявляю, что вы есть Бог, и все пророки, и все провидцы ждут, чтобы исполниться в вас тоже! Но вы настроены так осуждающе против себя, вы так смертельно против себя. Вы отталкиваете себя так далеко, что не можете поверить, что и в вас возможен Бог. А если Он не возможен в вас, то как Он возможен во мне? Может быть это было возможно в Кришне, — он пришёл из рая. Может это было возможно в Будде, — он был воплощением Бога. Но вы ведь знаете, что я так же материален, как и вы, так же хрупок, как и вы, так же подвержен болезням, смерти, как и вы. Я — человек.

Когда я уйду, люди перестанут быть оскорблёнными мной. Тогда вы сфабрикуете мифы вокруг меня, создадите вымыслы. И те же люди, что сейчас оскорбляются, станут поклоняться. Так было всегда. Теперь они говорят, что Будда был воплощением Бога, но что они говорили в то время? Теперь они говорят, что Иисус был Мессия, полмира поклоняется ему как Богу. Что они говорили, когда он был жив?

Так было всегда. И, к сожалению, так будет продолжаться.

Человек не доверяет самому себе. Человек не может поверить в идею, что Бог возможен на земле. Может быть Он там высоко на небесах, далеко. Чем ближе Бог подходит к вам, тем труднее его принять. И тогда, естественно, тысяча и одна вещь, которые я делаю и говорю, идут против их предубеждений, идут против их установившихся привычек, идут против их концепций. Они всегда счастливы со священниками, они никогда не счастливы с пророками, потому что священник просто продолжает питать их предубеждения, помогает им. Священник — это подпорка: во что бы вы ни верили, он подкармливает это, он усиливает это. Всякий раз, когда вы начинаете чувствовать маленькое сомнение в вашей вере, вы идёте к священнику, и он снова даёт вам поддержку.

А здесь я, отбрасывающий от вас все поддержки. Я здесь не для того, чтобы подновить старые прогнившие дома, в которых вы живёте. Я стою насмерть, чтобы уничтожить их, потому что новое может быть создано только тогда, когда старое полностью уничтожено. Когда вы покончите со старым, с прошлым, только тогда вы родитесь в новом.

Пророк, Мессия, Христос, Будда — они не могут быть приняты людьми, пока они живы. Люди могут принять их только тогда, когда они мёртвы, когда они не могут нанести никакого вреда, — повредить их глаза. Будды нет здесь, чтобы принести вам какой-нибудь вред. Это выглядит как вред вам. Это больно, потому что он должен сделать операцию, хирургическую операцию.

Быть со мной — это быть постоянно на операционном столе. Только очень немногие смелые могут быть со мной. Трусы будут оскорблены. Но трусы не могут допустить того, что они трусы, поэтому они будут реагировать, будут спорить, они будут создавать тысячу и одну историю, чтобы защитить себя, чтобы чувствовать себя хорошо, чтобы чувствовать, что они правы. Принятие того, что ты неправ, — это начало великой революции. Но очень немногие люди настолько смелы, чтобы принять, что они неправы. И моё присутствие даёт им почувствовать себя неправыми. Если они хотят быть правыми, если они хотят доказать, что они правы, то они должны быть против меня. Они должны доказать, что я неправ: это проще. Они не слушают меня, они не приближаются ко мне. Это страх приблизиться, послушать, это страх быть загипнотизированным мною. Медленно, медленно они могут быть захвачены, преобразованы, поэтому они не приближаются.

Люди, которые против меня, абсолютно не знакомы со мной. Их незнакомство — это искусственное явление: они не позволяют себе прийти сюда. Если прийти сюда, то очень трудно будет не увидеть истины, это почти невозможно. Как бы слепы вы ни были, невозможно не увидеть истины. У истины есть свои пути проникнуть в ваше сердце, начать пульсировать в вас. Истина имеет свои собственные пути соблазна: бессознательно она входит в вас, и вдруг вы видите. Это видение и есть понимание.

Второй вопрос:

Амрита, это состояние молитвы... когда в молитве тело, — не ум, но тело. Тело — это ваше доверие, ум — не что иное, как ложь, накопленная вами за годы. Ум заимствован, тело подлинно ваше. Поэтому, когда молитву совершает ум, молитва ложна. Но когда тело начинает вибрировать в новом ритме, в новой радости, когда тело начинает пульсировать с божественным, с новой песней, это настоящая молитва.

Настоящая молитва вырастает из вашего тела, а не из вашего ума. Это моё основное убеждение: всё, что реально, вырастает из тела. Я чрезвычайно влюблён в тело, поскольку тело — это наша природа. В теле мы заземлены и укоренены, а все так называемые религии, организованные религии, разрушали мост между вами и телом. Они говорили вам, что вы — это не тело; и не только то, что вы — это не тело, они говорили вам, что тело — это ваш враг, что тело должно быть разрушено, что вы должны во имя религии морить тело голодом, что вы во имя религии должны истязать тело, что только путём истязания тела вы становитесь ближе к Богу. Я говорю вам: только живя своим телом, вы станете ближе к Богу. Нет другого пути. Истязая своё тело, вы истязаете Самого Бога, поскольку Бог стал телом в вас. И тело всегда прекрасно, ум очень редко. И ум прекрасен всегда, когда он следует за телом. Тело имеет свою собственную мудрость. Оно знает, как танцевать, как петь, как пульсировать с Богом. Материя знает как танцевать с неизвестным.

Когда солнце встаёт утром, просыпаются миллионы и миллионы деревьев. Они знают... материя волнуется под солнечными лучами. Птицы начинают петь, приходит рассвет, ночь отступает. Бутоны раскрываются, раскрываются, чтобы впитывать солнце, раскрываются, чтобы танцевать с ветром. Материя знает, как войти в ритм с неизвестным. Только ум — это явление, сделанное человеком, душа — в Боге, тело — в Боге. Только ум вне Бога.

Молитва, вырастающая из ума, — это ложная молитва. Будет она христианской, будет она индуистской, будет она мусульманской, — это не будет молитва. Она придёт из Корана, или из Гиты, или из Библии, но это не будет молитва. Это будет жест импотенции, движение без всякой души в нём. Она будет как граммофонная запись, она будет просто механической. Миллионы христиан продолжают молиться, и миллионы индуистов и миллионы мусульман, но нигде на земле вы не увидите живой молитвы. Что случилось? Так много людей молятся, так много церквей, мечетей, храмов, гурудвар, синагог, — так много молитвы, но не видно, чтобы Бог случился где-нибудь. Так много молитвы просто уходит в пустоту? Она не создаёт никакого поля Будды, это не создаёт никакого сознания Христа на земле. Если бы так много молитвы было истиной, земля уже преобразовалась бы. Материя стала бы божественной, если бы так много молитвы было бы истиной. Материя сама стала бы божественной. Материя имеет способность стать божественной. Если божественное имеет способность стать материей, то, естественно, материя имеет способность стать божественной. Если Бог становится миром, мир становится Богом. Они — это две фазы одной и той же энергии. Но эти молитвы ложны, пустая трата времени, энергии. Эти молитвы от ума.

Я учу вас молиться телом. И если вы выучите молитву телом, если вы допустите её, тогда в своём собственном аккорде поднимется молитва души. Когда тело начинает вибрировать с божественным, внезапно вы понимаете, что и душа тоже начинает вибрировать. Ваше тело и душа едины; лишь ум делает их раздельными. Растворите ум, и вы — единое целое, вы абсолютно едины, интегрированы. Ум — вот виновник.

Молитва — это жажда. И только через сильную жажду вы будете способны стать стрелой и воткнуться в реальность того, что есть. Только через жажду вы станете огнём, пламенем. И этот огонь сожжёт вас, как вас, и откроет вас, как Бога. Эта жажда — это огонь, сжигающий всё несущественное, и существенное становится ярким, чистым, громким. Это существенное называется Богом. Бог — это не личность, сидящая где-то на небесах, Бог — это существование вашей сущности. Но вы слишком заняты с несущественным: деньги, политика, респектабельность. Вы стали слишком внимательны к мнениям других о вас, к тому, что они скажут о вас. Вы так боитесь этих мнений, вы начинаете жить согласно этим мнениям. Вы всегда следуете линии посредственности, глупости, толпы.

Запомните, вы здесь не для того, чтобы следовать за толпой. Вы здесь, на самом деле, и не для того, чтобы следовать за кем-либо. Вы здесь для того, чтобы реализовать то, что вы есть. Вы здесь, чтобы быть самими собой.

Несущественное должно быть отброшено. Понаблюдайте, как много несущественных вещей вы продолжаете носить с собой, как много ненужного багажа, мусора вы продолжаете носить с собой. Отбросьте всё это. Жажда поможет вам отбросить это. Позвольте ей стать огнём.

Придёт страх, — потому что, когда ваш дом в огне, естественно наступает страх. Вы не будете знать, идёт ли всё к тому, чтобы спастись от этого огня, или нет. Фактически, уйдёт всё, что вы знали о себе, и выйдет на поверхность то, чего вы никогда о себе не знали. Уйдёт ваша индивидуальность, какая она есть сейчас, но из неё вырастет новая индивидуальность, новое видение жизни.

Каждый должен стать Фениксом из соответствующей сказки. Каждый должен создать свой собственный внутренний огонь, — вот что такое молитва.

Будет хаос, поскольку старое начнёт исчезать, а новому нужно будет время. И будет промежуток, и этот промежуток требует смелости. На самом деле Учитель нужен как раз для того, чтобы помочь вам с этим промежутком. Когда весь ваш ум скажет: «Иди назад, цепляйся за прошлое. По крайней мере ты знал, кто ты есть. Сейчас ты теряешь свою личность. Ты становишься всё более и более неопределённым. Ты становишься туманом, облаком. Куда ты идёшь? Медленно, медленно ты можешь исчезнуть совершенно. Это может быть смерть, а не духовное рождение. Иди назад! Цепляйся за прошлое! По крайней мере, то было знакомо, известно. Ты ушёл оттуда, там ты был очень опытен. Да, там были несчастья, там были падения, там была темнота, — ну и что? По крайней мере там был ты. Теперь, в поисках света, ты исчезаешь. Даже если есть свет, а ты уйдёшь, в чём же смысл?»

Вся логика будет в пользу того, чтобы вернуться. Это тот момент, когда необходим Учитель, кто-то, кому вы безгранично доверяете, доверяете настолько, что можете разрушить свою логику и пойти с ним. Совсем немного подождать — и всё случится. Когда новые звёзды поднимутся в вашем сознании, тогда не будет проблемы. Тогда вы узнаете, что вы на твёрдой почве, и великая радость придёт с этим.

Будет водоворот для всех тех, кто собрался вокруг меня. Будет хаос. Сначала вы станете, как туманность, как пар. Сначала вы исчезните таким, какой вы есть, и только тогда...

Помните ли вы историю, с которой мы начали эти беседы, — «Мудрость песков»? Река боится: «Как пересечь пустыню?» А пустыня говорит: «Не бойся. Единственный способ пересечь меня — это испариться. Лети на крыльях ветра. Позволь ветру перенести тебя через пустыню». Но река естественно боится: «Кто знает? Если испаришься, то где гарантия того, что снова станешь тем же, что снова будешь?» И река логична, она аргументирует, а пустыня говорит: «Аргументы не помогут, и я не могу доказать этого. Я не могу дать тебе никакой гарантии, но это так. Я видела много рек, пересекавших меня. Это единственный способ. Ты должна рискнуть».

Этот риск есть санньяса. Вы должны рискнуть испариться во мне, со мной; только тогда вы сможете пройти через пустыню. В противном случае вы станете трясиной в пустыне, вы будете потеряны.

Верно, поскольку вся жизнь старается держать вас, как вы есть, — родители, школа, колледж, университет, церковь. Структура общества старается держать вас, как вы есть. Вся структура общества устроена так, чтобы оставить вас в застое, чтобы вы не стали динамичными, поскольку динамичные люди — это динамит. Это опасные люди. Растущие люди, развивающиеся люди непременно опасны для государства, для общества, для церкви, для статус-кво, поскольку растущие люди не могут оставаться со старыми идеологиями. Их рост требует новых богов, новых библий, новых коранов. Их рост требует новых видений реальности.

Когда растёт ребёнок, как долго вы сможете удерживать его со старыми игрушками? Единственный способ удержать его со старыми игрушками — это запретить ему расти. Насильно заставить его быть задержанным; тогда он будет продолжать играть со своими игрушками, но вы сделаете его слабоумным. Вот что делает общество с миллионами людей: оно держит их слабоумными. Оно не разрешает им расти, поскольку, когда они начнут расти, никто не сможет удержать их. И когда они почувствуют вкус роста, они не поверят ни в какие границы, они будут расти, пока не станут Богом.

Человек может быть рабом, Бог рабом быть не может. Человек может быть принуждён делать глупые вещи: человек может быть принуждён идти на войну, человек может быть принуждён драться, убивать, совершать насилие. Вы не можете принудить Бога. Если люди продолжат расти, в мире вы не найдёте ни англичанина, ни немца, ни японца, ни индийца. Если человек продолжит свой рост, то вскоре он выйдет за пределы того, чтобы быть немцем, или американцем, или китайцем, или индийцем. Вскоре он увидит глупость этого. Вскоре он станет универсальным гражданином. Что тогда случится с вашими политиками? Что случится с вашими нациями и вашими глупыми флагами? Что случится со всей этой чепухой, которая продолжается и продолжается и стала такой важной? Эта чепуха может оставаться важной, и ваши столицы могут оставаться столицами, и ваши политики могут оставаться великими лидерами, только если человек остаётся задержанным. Если человек растёт, кто захочет лидера? Каждый будет иметь своего собственного внутреннего советчика. Кто беспокоится о том, чтобы слушать политиков? Они будут просто не в духе времени. Если человек растёт, не может быть никакой политики; политика предназначена для детей. Если человек растёт, не может быть никакой бедности, никакого богатства. Если человек растёт, то он будет понимать; это не значит, что наступает коммунизм, поскольку коммунизм — это снова политика. Если человек растёт, приходит новое видение: что мы все принадлежим одной земле, что наше счастье и наше несчастье идут вместе. Если один человек несчастлив, то всё человечество будет чем-то поражено. Один несчастливый человек будет действовать как рана на теле человечества.

Мы все вместе! Если мы действительно хотим быть счастливыми, то все должны быть счастливыми. Только в атмосфере счастья вы можете быть счастливыми. Не так, что приходит пролетариат и начинает доминировать в обществе, — это переход от одной полярности к другой, это не меняет ничего. Вот почему все революции прошлого потерпели поражение, — французская, русская, китайская, индийская. Все революции потерпели поражение, потому что просто маятник движется к противоположному полюсу. Доминировали богатые, — царь был диктатором, — теперь они сброшены; теперь доминирует пролетариат. На самом деле под именем пролетариата начинает править новая буржуазия. И на самом деле, царь никогда не был настолько царём, насколько им был Сталин. Сталин был воплощением Петра или Ивана Грозного.

Порабощённые стали поработителями, поработители стали порабощёнными. Но история продолжается, история та же самая: А становится Б, Б становится А, а проблема остаётся такой же, как и была.

Если люди растут, становятся более сознательными, если люди становятся более центральными, — это не значит, что они все станут слугами общества, но они просто будут понимать, что всё, что они делают, помогает человечеству быть более счастливым. Что бы они ни делали, они должны понимать, что это не увеличивает несчастье в мире. Это произойдёт самопроизвольно. Исчезнут государства, исчезнут нации, исчезнут религии. Это будет род религиозности, среда духовности вокруг земли, её атмосфера. Это нечто совсем другое. Но никто не заинтересован в том, чтобы вы изменились, потому что с вашим изменением вложения столь многих людей будут поставлены на карту.

Вы никогда не были с Учителем. Быть с Учителем — это учиться тому, как умирать. Да, вы будете расколоты на части. И парадокс в том, что только в этой смерти вы родитесь, только этот крест поможет вам воскреснуть.

Я счастлив, Амрита, что вы чувствуете красоту небезопасности, потому что есть только одна безопасность, и это — небезопасность. Все другие безопасности ложны, порождают веру. Есть только одна безопасность, которая не порождает веру, — это жить в небезопасности, любить небезопасность, жить от момента к моменту, жить постоянно доступным для неизвестного. Жить без прошлого — это жить без безопасности. Безопасность исходит из прошлого. Те, кто живёт, боясь небезопасности, ограничены своим прошлым. Они живут мёртвой жизнью, они живут в своих могилах. Они не живут, они только притворяются живущими. Люди, действительно желающие жить, должны жить в настоящем, а настоящее небезопасно. Небезопасность внутренне присуща жизни. Она — сама кровь жизни. Небезопасность означает, что вещи изменяются, движутся, что жизнь — это паломничество, что мы должны продолжать двигаться, пока не достигнем океана и не исчезнем в нём. Этот океан есть Бог.

Разрешите телу, позвольте ему вибрировать и танцевать, позвольте ему молиться. Прислушайтесь к телу. Следуйте за телом. Никогда, никоим образом не пытайтесь подавлять тело. Тело — ваш фундамент. Когда вы начнёте понимать своё тело, девяносто девять процентов ваших несчастий просто исчезнет. Но вы не прислушиваетесь.

Тело говорит: «Стоп! Не ешь!» Вы продолжаете есть, вы слушаете ум. Ум говорит: «Это очень вкусно, восхитительно. Ещё чуть-чуть». Вы не слушаете тело. Тело насыщено, живот говорит: «Стоп! Хватит, так хватит! Я устал!» Но ум говорит: «Какой вкус... ещё совсем чуть-чуть». Вы продолжаете слушать ум. Если вы прислушаетесь к телу, девяносто девять процентов, вероятно, просто исчезнут, а оставшийся один процент будет просто случайным, не представляющим действительной проблемы.

Но с самого детства нас отделяли от тела, нас удаляли от тела. Ребёнок плачет, ребёнок голоден, а мать смотрит на часы, поскольку доктор сказал, что молоко ребёнку следует давать только после трёх часов. Она не смотрит на ребёнка. Ребёнок — вот те часы, на которые надо смотреть, но она продолжает смотреть на часы. Она слушает доктора, а не плачущего ребёнка, а ребёнок просит пищи, и пища ему нужна прямо сейчас. Если не дать ребёнку пищу прямо сейчас, вы отделите его от тела. Вместо пищи вы даёте ему пустышку. Теперь вы обманываете его. Вы даёте что-то ложное, пластиковое, вы стараетесь разрушить, сбить с толку чувствительность тела. Мудрости тела не дано_иметь свой голос, ум вступает в действие. Ребёнок успокаивается пустышкой, он засыпает. Теперь часы говорят, что три часа прошли, и вы должны дать ребёнку молоко. Сейчас ребёнок спит, сейчас спит его тело: вы будите его, поскольку доктор сказал, что нужно давать молоко. Вы снова разрушаете его ритм. Мало помалу вы разрушаете всё его существование. Придёт момент, когда он потеряет все пути в своём теле. Он не знает, что хочет его тело, — хочет ли оно есть или нет, он не знает, хочет ли его тело заниматься любовью или нет, он не знает. Всё управляется кем-то извне. Он смотрит журнал «Плейбой» и чувствует, как будто занимается любовью. Теперь это глупо, это ум. Любовь не может быть очень большой; она будет вроде чихания, опорожнения, больше ничем. Это вовсе не любовь. Как может любовь происходить от ума? Ум ничего не знает о любви. Она становится долгом. У вас есть жена, у вас есть муж, вы должны заниматься любовью, — это становится долгом. По долгу, религиозно, каждую ночь вы занимаетесь любовью. Теперь нет в этом непринуждённости. А потом вы беспокоитесь, потому что начинаете чувствовать, что это не удовлетворяет вас. Тогда вы начинаете искать других женщин. Вы начинаете рассуждать логически: «Может быть эта женщина не подходит для меня. Может быть у нас нет сродства душ. Может быть она не создана для меня. Я не создан для неё, поскольку она меня не зажигает».

Проблема не в женщине, проблема не в мужчине: вы не находитесь в теле, она не находится в теле! Если бы люди находились в своих телах, никто не пропустил бы той красоты, которая называется оргазм. Если бы люди находились в своих телах, они познали бы первые проблески Бога через переживание своего оргазма. Вы не можете познать Бога через церковь, вы можете познать Бога только через любовь, потому что только в переживании любви вы растворяетесь, вы плавитесь, вы становитесь громадными. В этой громадности вы имеете вкус Бога, вкус Дао. В этом фундамент реальной, религиозной жизни.

Почему люди так не религиозны сегодня? Не потому, что недостаточно церквей, или недостаточно миссионеров, или люди не получают постоянных проповедей. Написаны миллионы книг, даны миллионы проповедей, но всё пропадает втуне, поскольку нет реального свидетельствования. Никто и никогда не свидетельствовал Бога в своей жизни. Как вы можете убедить людей, что Бог существует? Всё остаётся на уровне аргументов. Они не преобразуют, они не убеждают. Если бы люди находились в своих телах, они познали бы Бога в любви и тогда они начали бы искать Бога. Они начали бы искать ту огромность, ту обширность, которая случилась с ними. Они узнают её через своё собственное переживание; оно является жизненным экзистенциальным, а не теологическим, не философским. Они узнают, что Бог есть, что есть что-то вроде Бога.

Теперь нужно искать Бога. Следует начинать великое исследование.

Слушайте своё тело, следуйте за телом. Ум глуп, тело мудро. И если вы прошли глубоко в своё тело, в самой этой глубине вы найдёте свою душу. Душа спрятана в глубинах тела. Душа — это внутреннее ядро тела, а тело — это внешнее окружение души. Ум — это побочный социальный продукт. Чем меньше ума, тем лучше. И её усилия здесь должны идти на то, как уменьшить ваш ум, как уменьшить вашу ношу.

Вот почему суфии называют это состояние медитации фана, состояние «не-ума».

Третий вопрос:

Падма Самбхава, возможны лишь две вещи: или вы тупица, или вы Будда. Между ними нет промежуточных ступеней. Или вы знаете, или вы не знаете. Вы удивитесь, когда узнаете, что в Индии аналогом слова тупица является буддху — оно происходит от слова «Будда». Или вы буддху, тупица, или вы Будда, сознательный.

Оба слова происходят от одного корня. Буддху означает глупый, дурацкий, невежественный, крепко спящий. «Будда» означает того, кто пробудился, кто вышел из своих снов, из своих желаний, из своего невежества, того, кто пришёл к знанию, того, кто полон внутреннего света. Темнота исчезла, ночь прошла, солнце встало. И нет промежуточных ступеней. Поэтому никогда не дурачьте себя промежуточными ступенями.

Люди создали множество ступеней. Они говорят: «Я пока ещё не Будда, но я на Пути. Я очень, очень религиозный человек, духовный, святой». Но вся ваша духовность, и вся ваша святость, и вся ваша религиозность, — это не что иное, как сон, мечта, — если вы не стали Буддой. Можно мечтать о том, чтобы быть святым, — в этом нет проблемы, — но вся ваша просвещённость — это только мечта. Можно мечтать о том, чтобы стать просвещённым, но всё время вы остаетесь тупицей, вы не изменяетесь.

Ваши так называемые учёные, и священники, и профессора, и великие мудрецы, знающие люди, как раз остаются в первой категории. Лучше понимать, что есть только две возможности: или вы проснулись, или вы спите. Вам очень поможет, если вы именно так будете смотреть на вещи.

Это потому что и внутреннее, и внешнее созданы воображением. В действительности нет ничего внутреннего и ничего внешнего; всё едино. Вы не можете сказать, что это внутреннее, вы не можете сказать, что это внешнее. Различие между внутренним и внешним создаётся умом. Оно не реально, она не соответствует реальности.

Что есть внутреннее и что есть внешнее?

Вы вдыхаете. Мгновение до этого нечто было внешним, затем оно становится внутренним, затем, через секунду, оно снова внешнее. Так где внутреннее и где внешнее? Вы принимаете пищу, она была вовне; затем вы перевариваете её, — она становится вашей кровью, вашими костями, мозгом ваших костей. Так где внутреннее и где внешнее? Вы идёте к парикмахеру и состригаете свои волосы; они были внутренними, теперь они не являются более внутренними.

Внутреннее непрерывно становится внешним, внешнее непрерывно становится внутренним. Вот что есть жизнь, динамика жизни: инь постоянно превращается в ян, ян постоянно превращается в инь. Мужчина постоянно превращается в женщину, женщина постоянно превращается в мужчину.

Вы съели яблоко с дерева, — оно было внешним, а затем стало внутренним. Затем однажды вы умрёте, попадёте в землю, и на вас вырастет яблоня. И какая-то часть вас станет яблоком, и ваши внуки могут съесть его. Мы все каннибалы: мы едим друг друга. Другого способа существования нет. Когда вы едите яблоко, делайте это с уважением... может быть вы едите вашего дедушку или бабушку.

Нет ничего внешнего, нет ничего внутреннего. Внутреннее и внешнее — это просто способы описания одной и той же вещи. Чтобы увидеть это следует выйти за пределы воображения.

Это действительно так, но сейчас всё является воображением. Фактически, путешествие, как таковое, всегда внешнее. Не может быть никакого внутреннего путешествия. Как это может быть внутреннее путешествие? Хождение где-нибудь — это всегда хождение вовне. Когда заканчивается путешествие, тогда начинается внутреннее. Вы можете приблизиться ко внутреннему, но путешествие остаётся внешним. «Путешествие» означает, что вы пытаетесь соединить себя с отдалённым. Внутреннее не отдалено, оно — это в точности то, что вы есть. Вы всегда соединены с ним, нет необходимости соединять, нет способа соединить вас с ним. Вот почему люди дзэна говорят, что истина — это реальность без путей: вы никуда не идёте, значит вы там. Когда вы никуда не идёте, внутреннее произошло.

Но я также могу понять и затруднения Падмы Самбхавы. Я сам постоянно говорил вам: «Начните внутреннее путешествие». Мне приходится использовать слова, вам приходится использовать слова, и все слова неадекватны. И если вы всё время будете тащить слово к его пределу, к логическому концу, то оно станет абсурдом. Слова должны использоваться только гипотетическим образом. Они должны использоваться в утилитарном смысле.

Когда я использую слова «внутреннее путешествие», я просто имею в виду, что вы смотрели на один аспект путешествия в вашей жизни, называемый «внешнее», теперь постарайтесь посмотреть на другой аспект путешествия, называемый «внутреннее». Вы бегали за деньгами, теперь бегите за медитацией. Вы бегали за властью, теперь бегите за Богом. И то и другое — бег. Если вы начнёте бегать за медитацией, то однажды я вам скажу: «Теперь отбросьте и медитацию. Теперь хватит бегать». И когда вы остановите бег, тогда и произойдёт настоящая медитация.

Медитация имеет два значения. Вот почему в Индии мы имеем два слова для неё: дхьяна и самадхи. Дхьяна обозначает временную медитацию, промежуточную медитацию; самадхи означает, что вы пришли домой, теперь медитация не нужна. Если медитация уже не нужна, то человек пребывает в медитации, — до этого так не было. Когда человек просто живёт в медитации, ходит в медитации, спит в медитации, когда медитация — это способ его существования, тогда он достиг.

Но вы слишком много бегали за деньгами, властью, престижем. Вы стали так привычны к беганью. Сказать внезапно: «Стоп!» было бы слишком. Вы должны замедляться медленно, медленно. Поэтому мы говорим: «Бегите за Богом». Это замедлит вас. Побежав за Богом, вы спросите: «Как?» И я скажу: «Сидите тихо, закройте глаза, наблюдайте за своим дыханием». Какого же рода этот бег? Во имя бега вас убеждают не бегать. Наблюдайте за дыханием, мало-помалу дыхание будет становиться всё медленнее и медленнее. Сидите тихо, не двигайтесь, и однажды вы внезапно осознаете тот факт, что всё путешествие исчезло. Вы никуда не идёте, вы есть. В тот момент, когда вы увидите, что вы есть, что вы просто есть, это и случится. Не будет ни внешнего, ни внутреннего.

Поэтому позвольте мне высказаться парадоксальным образом: внутреннее реализуется только тогда, когда внутреннее и внешнее оба исчезают. Внутреннее как раз и появляется, чтобы уравновесить внешнее. Когда оба приходят в абсолютное равновесие, когда оба отрицают друг друга, в ваших руках остаётся пустота, — нет ни внешнего, ни внутреннего. Это не воображение.

Вот сейчас, Падма Самбхава, это воображение. И вы должны быть очень, очень бдительны, потому что воображение — это один из тех источников, что создают новые для вас желания, новые фантазии, новые миры. Эта майя, это иллюзия.

Четвёртый вопрос:

Я хотел бы рассказать вам одну историю. Много столетий прошло, а эта история сохраняет огромное значение для тех, кто хочет медитировать.

Бодхидхарма пошёл в Китай. Он всегда был одним из самых уникальных людей. Весь Китай ожидал Бодхидхарму.

Много лет потребовалось ему, чтобы пересечь Гималаи. Это было трудно, он шёл пешком.

На границу прибыл император, чтобы встретить его; имя императора было By. Он стал буддистом, — и не только он стал буддистом, он все свои сокровища направил на служение буддизму. Он обратил в буддизм миллионы людей, он создал тысячи храмов и тысячи статуй Будды, и он помог переводу на китайский язык всех писаний Будды. Бывало каждый день десять тысяч монахов получали пищу из его дворца. Он поддерживал буддизм всеми возможными способами.

Прибывал Бодхидхарма — прибывал ещё один Будда, — By пришёл встретить его. Естественно, их диалог состоялся. Это был один из величайших диалогов, небольшой диалог, но огромного значения.

By спросил: «Что я заслужу за все добрые дела, которые я совершил в служении буддизму?» Он должно быть надеялся на хорошее поощрение. Он должно быть надеялся, и это естественно, поскольку все другие учителя буддизма и монахи говорили: «Вы просто великий, вы величайший император в истории. Вы совершили столько святых дел. Ваша жизнь — это жизнь истинного служения и сострадания». Естественно, они могли говорить все эти вещи. By ожидал некоей санкции от величайшего Учителя, прибывшего в Китай. Знаете ли вы, что сказал Бодхидхарма?

Он сказал: «Никакой награды. Ничего особого для вас, абсолютно ничего».

В переводе на современный жаргон, он сказал: «Всё это коровье дерьмо!»

By был оскорблён, шокирован. Он не мог поверить своим ушам. И Там собрались тысячи монахов; они были также шокированы. Они действительно испугались, они боялись чего-то вроде этого, поскольку о Бодхидхарме ходили разные истории, — что он странный парень. И когда он прибыл, они абсолютно уверились, что он странный парень, потому что один из своих башмаков он нёс на голове. И он выглядел опасным человеком. Он был весь глаза, огненные глаза, как будто он собирался прыгнуть и убить вас. И естественно, всякий Учитель должен делать это. У него были длинные волосы и борода, и всё его лицо было покрыто волосами; одни только глаза были на нём. Позднее он стал известен в Китае как «варварский Будда», как «варварский брамин из Индии». Он был дикий человек. Дрожь пробежала по спине императора By.

Бодхидхарма сказал: «Всё дерьмо!» Продолжать разговор не было смысла, но всё было так неожиданно. A By был очень образованный человек, культурный человек, китайский император, — китайцы очень культурные люди, очень вежливые. Выглядело бы не очень хорошо так внезапно прекратить разговор, поэтому, чтобы довести его до точки, где можно было бы легко закончить, By снова спросил: «Разве они не святые? Вы должно быть шутите», — сказал он.

Бодхидхарма сказал: «Нет! Никакой святости! Всё просто пустота». Он шёл на то, чтобы резко оборвать этот разговор.

Теперь даже By позабыл всю свою образованность и культуру и дворцовые манеры. Этот человек был уж слишком резок! Он слишком сильно провоцировал его гнев. И он сказал: «Тогда кто ты, стоящий предо мной?»

И Бодхидхарма красиво улыбнулся и сказал: «Я не знаю».

И я говорю: «Я не знаю».

Что имел в виду Бодхидхарма, когда говорил: «Я не знаю»? Он должен знать. Кто же ещё? Но что он имел в виду этим «Я не знаю»? Он говорит тысячу и одну вещь этим простым предложением. Столетия потребовались людям, чтобы раскрыть значение этого, и всё ещё есть значения за значениями.

Во-первых, когда вы знаете, вы исчезаете. «Я» отсутствует. Пока «я» существует, вы не знаете. Когда «я» исчезает, вы узнаете, но тогда вас уже нет.

Имеются два вида неведения: одно, когда вы есть и вы не знаете; и второе, светлое неведение, полное света, — вас нет, и поэтому, кто же говорит: «Я знаю»? «Я» больше нет здесь.

Второе: всякий раз, когда вы знаете что-либо, это должно быть отделено от вас, это должно быть объектом познания. Как вы можете познать познающего? Вы не можете свести того, кто познаёт, к объекту познания. Поэтому то, что познаёт, никогда не может быть познано. Всё, что бы вы ни знали, просто доказывает, что эта вещь — не вы. В этом одна из основных медитаций Востока.

Смотрите на вещи, наблюдайте вещи, и что бы вы ни были способны узнать, будьте уверены — это не вы. Так что, это исключается. Это называется «процессом исключения». Вы наблюдаете, сидите тихо, — вы можете видеть ваше тело, вы можете чувствовать, что ноги уснули, вы можете чувствовать, что рука устала, тяжела, вы можете чувствовать, что у вас сильно болит голова. Тогда одна вещь определённо может быть принята без доказательства: вы — это не ваша голова, и вы — это не ваши ноги, и вы — это не ваша рука. Вы — познающий, вы тот, кто осознаёт голову и головную боль. Так что тело исключается.

Затем вы начинаете наблюдать свой ум. Возникает мысль, мысль гнева, страсти, любви или чего-либо ещё. Вы можете видеть её возникновение в вас. Облако гнева приходит и окружает вас; вы можете наблюдать его. Или в вас имеется великое желание любви, но вы можете наблюдать, что оно есть. Вы можете видеть, что есть гнев, или есть любовь, или есть алчность, не так ли? Если вы можете видеть, что есть алчность, то одна вещь является определённой, — что это не вы. Вы — это тот, кто знает. Таким образом, ум исключается.

Когда исключаются ум и тело, тогда что же остаётся? Как раз чистый свидетель. Сейчас вы не можете знать этого чистого свидетеля, потому что вы не можете свести его к объекту. Зеркало не может отражать само себя, оно может отражать только что-нибудь ещё. Ваши глаза не могут видеть сами себя, они могут видеть только что-нибудь ещё. Ваш свидетель не может быть свидетелем самому себе. В этом второй смысл слов Бодхидхармы: «Я не знаю».

И третий. Когда Бодхидхарма говорит: «Я не знаю», он имеет в виду: «Предельное — это тайна, и оно останется тайной. Нет путей разгадать её».

Вы бы хотели некоторый традиционный ответ, что я — перевоплощённый Будда. Дерьмо! Нет, я не воплощение Будды. Вы хотели, чтобы я сказал, что я мессия, которого вы ждали. Нет, я не мессия. Я не заинтересован стать мучеником, совсем нет. Вы хотели бы какого-нибудь определённого утверждения, но ничего определённого не может быть по самой природе вещей.

Позвольте мне рассказать вам другую историю:

Моисей пошёл в горы и ему явился Бог в виде пылающего куста. Куст оставался зелёным и не сгорал.

В этом указание, метафорическое указание на парадокс Бога, на то, что Бог — это парадокс, что Бог алогичен, что Бог абсурден, credo quia absurdum. Это знаменитое высказывание Тертуллиана: «Я верю в Бога, потому что Он абсурден. Я верю, потому что в Него нельзя верить».

В метафоре, живописным образом, сказано, что Моисей увидел куст и огонь в нём, и куст не сгорал. Он должен был чувствовать себя очень смущённым, озадаченным. Затем Бог дал ему для его людей Десять Заповедей. И, естественно, он спросил: «Они спросят меня: „Кто дал их тебе?“ Что мне сказать?» И Бог сказал: «Скажи им; я есть то, что я есть».

Во всей еврейской традиции нет высказывания более значительного, чем это: я есть то, что я есть. Даже Бог не может сказать, кто Он есть.

Вы можете сказать, кто вы есть, я же не могу сказать, кто я, — это потому, что вы имеете некоторые индивидуальности, а я не имею индивидуальности. Выдумаете, что вы — это ваше имя. Вас спрашивают: «Кто вы?» Вы говорите: «Моё имя такое или такое». «Кто вы?» — спрашивают вас, и вы можете ответить, что вы христианин, или индуист, или мусульманин. «Кто вы?» — спрашивают вас, и вы можете сказать: «Я доктор, или инженер, или профессор». Всё это лишь поверхностные индивидуальности. Глубоко внутри являетесь ли вы немцем, или англичанином, или китайцем, индуистом, христианином, буддистом? В вашем сознании, в глубочайшем ядре, кто вы? Доктор, инженер, профессор? Нет, все эти индивидуальности исчезают. Кто вы? Вы здесь. Я есть то, что я есть, — ничего более не может быть сказано об этом.

И последний вопрос:

Религия вечна, — религия как предельный закон жизни и существования, как Дао, вечна. Не как христианство; христианство не может быть вечным. Однажды оно родилось, однажды оно умрёт.

Многие религии родились и ушли, исчезли. Многие религии родятся и исчезнут. Вечная религия — то, что в Индии мы называем санатана дхарма, вечная религия, — является трансцендентальной. Иногда интерпретатором вечной религии является Будда — она становится буддизмом. Это перевод вечного во временное. Это приносит нечто, находящееся по ту сторону, на землю. Но в тот момент, когда она переводится во время, она перестаёт быть вечной религией. Она приобретает тело, и объём, и форму. Никакой объём не является вечным, никакая форма не является вечной; это умрёт.

Это как ребёнок, родившийся для вас. Душа вечна, но этот ребёнок должен умереть. Этот ребёнок имеет в себе две вещи — душу, вечное, и нечто временное — структуру, механизм. Тело не может быть вечным. Оно выросло из земли, оно должно уйти в землю — прах во прах.

То же самое происходит и с религией: когда религия понимается просветлённым, он перелагает её на ваш язык, — вот способ, с помощью которого вы можете понять её. И вот почему имеется так много различий и так много религий. Моисей должен был говорить на языке своих людей, то, что они могли понять. Будда должен был говорить на языке своих людей, то, что они могли понять, — и это были разные люди.

Евреи очень практичные люди, а индусы очень непрактичные. Моисей должен был говорить прагматическим языком. Религия стала этикой, моралью, — отсюда Десять Заповедей. Вы не найдёте этих Десяти Заповедей ни в каких писаниях индуизма. Когда впервые Упанишады были переведены на западные языки, люди были озадачены; не было ничего похожего на Десять Заповедей. Как может религия существовать без Десяти Заповедей? Упанишады не говорят ничего о вашей морали. Они не говорят: «Не укради. Не лжесвидетельствуй. Не делай этого. Делай то». Они не разговаривают на этом языке, вовсе нет. Индусы всегда были философскими, рассуждающими людьми. Они любят абстракцию, они любят летать в небеса.

Евреи всегда были практичными людьми. Это различие порождает различие. Моисей должен был говорить с евреями, он должен был быть очень конкретным: «Делай это, не делай того». Если кто-нибудь скажет индусу: «Делай это, не делай того», это не будет каким-то особым призывом. И не то, чтобы не было подобных людей; был Ману, который был в точности подобен Моисею. Но они не представляли— основного потока в сознании индусов.

Мухаммед говорит на другом языке, а время всё время изменяется, — Кришна на пять тысячелетий раньше, Будда на двадцать пять столетий раньше. Двадцать пять столетий прошло между Кришной и Буддой. Люди изменились, люди узнали многие вещи, многие вещи позабыли. Структура тела, социальная структура, структура ума, — всё в течении. Будда говорит совершенно по-другому. Затем Кабир снова говорит иначе.

Я говорю совершенно на другом языке. Я говорю с теми, кто живёт сегодня. Религия снова и снова должна изменяться, но существенное ядро остаётся тем же самым. Объём изменяется, форма изменяется, имя изменяется, но существенное ядро остаётся тем же самым, существенный вкус остаётся тем же самым.

И вторая вещь, которую следует помнить: это изменение, которое приносится просветлёнными людьми, но есть и другие изменения, которые идут параллельно с этим. Многие изменения приносятся священниками, но не потому, что они знают, что есть истина, а потому, что они должны подстраиваться под нужды людей. Когда просветлённый человек, такой как Иисус или Будда, делает какое-либо изменение, он должен смотреть на две вещи: он должен смотреть на истину и он должен смотреть на умы людей. Он должен создавать мост. Но когда священник смотрит на людей, он смотрит лишь на людей, — на политику, общество, экономику. У него нет представления об истине. Он постоянно совершает компромиссы, он постоянно изменяет религию. Он должен изменять, потому что он должен подстраиваться. Священниками приносится тысяча и одно изменение, но изменения, которые приносятся священниками, разрушают религию. А изменения, которые приносятся пророками, создают религию вновь и вновь. Это два различных процесса, запомните это.

Если вы рядом с человеком, таким как Будда, или Кабир, или Нанак, то это совсем другое дело. Он несёт свежее послание от Бога, из источника. Он будет говорить на вашем языке, но он не пойдёт на компромисс с вами. Он будет абсолютно бескомпромиссен. Вот почему эти люди выглядят такими тяжёлыми.

Кто-то сказал: «Иногда, Бхагаван, вы очень тяжёлый человек». Я должен быть таким. Я не могу идти на компромисс с вами. Я говорю на вашем языке, поэтому вы можете понимать, но я не могу идти на компромисс с вами. В противном случае, нет необходимости во мне: если я иду на компромисс с вами, то я больше не Учитель вам. Но священник постоянно идёт на компромисс.

Нам может оказаться полезной такая история.

Священник постоянно идёт на компромисс. Он не заинтересован в вечном, Он заинтересован в чём-то ещё. Эти люди постоянно разрушают религию.

Но и при естественном ходе вещей каждая религия обязана лгать. Изменения, приносимые раввинами и священниками, являются политическими изменениями, социальными изменениями. Они не являются религиозными. Они смотрят лишь за тем, чтобы их стадо не разбрелось. Они боятся потерять численность, они продолжают идти на компромисс с толпой. Так, если у власти Адольф Гитлер, священник благословляет его.

Это странно... человек, верящий в Христа, в своём обращении благословляет Адольфа Гитлера, или благословляет некоторую другую страну. Он должно быть ищет других вещей, не имеющих ничего общего с религией. Такие люди приносят много изменений; эти изменения постоянно убивают и отравляют тело религии.

Но действительные перемены всё же необходимы. И всякий раз, когда происходит реальное изменение, рождается новая религия. Всякий раз, когда случаются те недействительные компромиссы, старая религия продолжается, явление, подобное смерти, трупу, — но она продолжается. Она воняет, но на неё постоянно ставят новые заплаты. Это мёртвое тело, но его продолжают раскрашивать. Продолжают притворяться, что всё живо. Всякий раз, когда происходит реальное изменение, всякий раз, когда из источника приходит новая весть, рождается новая религия.

Иисус принёс новую весть; родилось христианство. Ватикан продолжает совершать компромиссы. Теперь это мёртвое христианство. Было бы хорошо, если бы оно ушло. Если мы покончим с мёртвыми религиями на земле, то это будет великое благо для человечества, потому что, когда с мёртвой религией будет покончено, люди начнут искать новых источников.

И я счастлив, что новое поколение во всём мире кончает со старыми воняющими трупами и ищет новых источников, новых, живых источников. Этот поиск — одно из величайших явлений этого столетия, и этот поиск становится сильнее с каждым днём.

Что-то великое должно произойти. Этот поиск провозглашает великое будущее. Религия снова случится с человечеством, — так, как это случилось во времена Иисуса, или как это случилось во времена Будды. Снова человек становится готовым к новому религиозному сознанию, к новому квантовому скачку.