"Карен Рэнни. Гленлионская невеста " - читать интересную книгу автора

кружевной носовой платочек, она всегда держалась с Дженет мило, слегка
рассеянно.
- Я видела, как вы улыбнулись ему, - сказала Харриет. - Как будто
хотели пленить.
- Это была просто вежливая улыбка.
- Практикуйтесь в своих уловках на конюхе, Дженет. Или на лакеях. Иначе
мне придется сообщить отцу о вашем необузданном поведении.
Необузданном? Дженет тайком улыбнулась. Она наклонила голову, чтобы
улыбка не стала заметной и не выдала ее радости. "Ах, Харриет, если вы
хотите узнать, что значит необузданность, загляните в мое сердце. Вот оно-то
воистину необузданно".
Значит, Харриет что-то заметила. Правда, неприкрашенная и непритворная,
состояла в том, что Дженет не хочет находиться здесь, в этом доме, быть
вечной служанкой и знать, что ее жизнь проходит. Она хочет снова оказаться
дома, в Тарлоги. Она хочет слышать густой смех отца и милый голос матери.
Мать ее матери была англичанкой, и через бабку Дженет считалась
родственницей Хэнсонов; из-за этого родства у нее теперь все-таки был дом.
Но как же трудно притворяться, что тебе нравится быть англичанкой.
Всю жизнь ее приучали гордиться своим народом, находить в себе то, что
есть общего с ним. Она была единственным ребенком в семье, ребенком,
исполненным любопытства, как говорил ее отец. Вероятно, поэтому он разрешал
ей находиться рядом с собой и изучить его ремесло не хуже любого
подмастерья. Она привыкла говорить то, что думает, безудержно смеяться,
видеть лучшую сторону жизни.
Снова стать такой - вот чего она хочет. Танцевать на вересковой
пустоши, видеть восход солнца в горах. Слышать звуки гэльского языка,
ощущать резкий запах торфяного дыма. Вот что значит быть необузданной.
За эти семь лет она превратила себя в другого человека. Дженет, которая
жила с родителями в маленькой деревушке за Тейном, исчезла. Она едва помнила
свой язык, почти забыла мелодии, которые напевала. Даже речь ее изменилась.
Она разговаривала теперь скорее как англичанка, чем как шотландка.
Да, но в груди у нее бьется необузданное сердце.
- Вы что же, дуетесь, Дженет? Служанке это не пристало. Подайте мне
рабочую корзинку, - сказала Харриет.
Дженет наклонилась, чтобы взять корзинку с вышиванием. Она молча
поднесла ее Харриет и молча держала в руках, пока та выбирала нитки для
будущего узора.
- Держите корзинку как следует, Дженет. У вас дрожат руки.
Дженет поставила тяжелую корзинку себе на колени.
- Мне не нравится оттенок синего, который вы выбрали. О чем вы только
думали? - Харриет рылась в нитках. В обязанности Дженет входило каждый вечер
приводить нитки в порядок, наматывать их на маленькие катушки. - Или вы
надеетесь, что избавитесь от необходимости выполнять мои поручения, проявляя
такой дурной вкус?
- Вы просили именно такой оттенок, Харриет. Цвет дельфиниума.
Харриет окинула ее взглядом и нахмурилась.
- Вы хотите сказать, что я ошибаюсь? Не могу поверить, что вы так
глупы.
- Если вам не нравится выбранный мной оттенок, Харриет, - спокойно
проговорила Дженет, - вам, вероятно, в другой раз придется самой сходить в