"Карен Рэнни. Гобелен " - читать интересную книгу автора

контуры...
Да, зрение действительно улучшалось, поэтому он и поставил перед собой
эту задачу - решил вновь научиться читать. Его ужасно угнетала зависимость
от секретаря, и он постоянно раздражался, задаваясь вопросом: читает ли
секретарь все подряд, или только то, что считает нужным? Например, так ли уж
чудовищен неурожай зерна, или это просто уловка, чтобы заставить хозяина
раскошелиться? О, эта ужасная беспомощность - казалось, он вдруг стал
ребенком! И по иронии судьбы он вновь взялся за детскую книжку, по которой
учился читать много лет назад. Но даже крупные и яркие буквы становились
различимыми лишь при очень хорошем освещении.
Буквы и сейчас не казались ярче, хотя за высокими окнами светило
солнце, а в канделябрах, стоявших на столе, горели свечи.
Выругавшись сквозь зубы, он бросил перо на стол и взглянул на пистолет.
Нет, не жалость к себе могла бы довести его до самоубийства, лишь полное,
безграничное отчаяние могло заставить его нажать на курок.
Разумеется, он мог бы передать титул дальнему родственнику, удалиться
куда-нибудь в глушь и жить отшельником. Но почему-то не торопился с этим
решением. Вероятно, по той же причине, по которой до сих пор не
воспользовался лежавшим на столе пистолетом.
Надежда... В душе его по-прежнему теплилась надежда - такая же
крохотная, как осколки его прежнего "я", осколки, которые он взял с собой из
прошлой жизни.
Да, он по-прежнему оставался человеком и хотел лишь одного: чтобы к
нему относились как к человеку, а не как к чудовищу. Как к человеку,
способному мечтать, как к мужчине, еще способному испытывать вожделение, еще
способному быть нежным... Ведь он еще мог бы дружить, смеяться шуткам
приятелей, наслаждаться музыкой, слушая ее вместе с другими, мог бы пить
вино, сидя у огня в доброй компании...
Увы, наверное, ему уже не испытать всего этого, как и не обрести
способность читать.
Он тяжко вздохнул и вновь склонился над книгой. Еще час он провел за
столом, не замечая криков и смеха горничных, наполнявших водой бочонок,
установленный на крыше возле Орлиной башни.
Но когда со стороны огорода донесся пронзительный женский вопль, не
замечать того, что происходит вокруг, он уже не мог.
Сначала все складывалось как нельзя лучше. Место удалось получить без
всяких хлопот, ибо Лаура лгала вполне убедительно - сказала, что ее зовут
Джейн Поллинг и что она служила в Блейкморе, была няней у дочери хозяина
поместья.
Так что все шло хорошо, пока она вдруг не узнала о том, что граф
помешан на чистоте. Сообщив об этом, слуги потащили Лауру в огород.
Дворецкий Симонс молча забрал у нее сумку с вещами, плащ и шляпу. Немного
смущенная, она стояла там, где ее оставили, стояла, совершенно не ожидая
такого подвоха... Если бы Лаура знала, что ее ждет, то непременно что-нибудь
предприняла бы. И не завизжала бы так оглушительно, если бы блейкморские
конюхи, которых она расспрашивала, сообщили ей о том, что в Хеддон-Холле
новую прислугу обливают... целой бочкой уксуса!
Лаура отплевывалась и откашливалась; она едва могла дышать из-за
жуткого запаха.
- Милорд терпеть не может ни блох, ни вшей, - с невозмутимым видом