"Карен Рэнни. Превыше всего " - читать интересную книгу автора

над ней на целую голову, почти загораживая своей мощной фигурой стойло. Граф
стоял со своей обычной беспечностью, а она с большим трудом старалась скрыть
внутреннее напряжение. На графе был великолепный костюм, слишком дорогой для
деревни. Ее наряд вполне мог принадлежать деревенской моднице. Однако оба
они в полной неподвижности молча смотрели на великолепного обитателя стойла,
задавая про себя вопросы друг другу и даже давая на них молчаливые ответы.
Граф хотел спросить, где она научилась так спокойно общаться с лошадьми,
особенно с такими своенравными, как Монти. Кэтрин желала бы рассказать ему о
своем отце и о его любви к животным. Он очень хотел узнать о ее воспитании:
письмо матери относительно новой воспитательницы было слишком сухим и
обтекаемым. Графа даже удивлял столь сильный интерес к этой юной женщине.
Подобное, конечно, случалось с ним и раньше, но довольно редко.
Наступил момент, когда они оба смогли обнаружить немало общего в их
столь разном прошлом; оказалось, что у них были почти одни и те же мечты и
надежды. Только молодого, жизнерадостного Фрэдди жизнь превратила в
нынешнего, закованного в непробиваемую броню графа Монкрифа. А множество
юношеских ошибок и ощутимый страх перед будущим заставляли Кэтрин глубоко
прятать свои чувства. Жизнь, однако, слишком сложна и переменчива, она
постоянно то разлучает, то снова сближает двух родственных по духу людей. И
тогда вопреки рассудку они стремятся друг к другу снова и снова. Кэтрин
поняла это всем сердцем, когда манжета графа коснулась ее запястья. Нежный
аромат ее тела, смешанный с запахом сена и лошадей, щекотал ноздри графа.
Она неотрывно смотрела на его слегка растрепавшиеся на затылке волосы, а он
не мог отвести взгляд от ее побелевших пальцев, обхвативших серую
перекладину стойла.
Наконец девушка спустилась вниз и отряхнула ладонью юбку из грубой
хлопковой ткани. Кэтрин стояла и рассматривала пол конюшни, который был
усыпан сеном и весь покрыт выбоинами от лошадиных копыт.
"Какие длинные и густые у нее ресницы, - подумал граф. - Они будто
специально созданы для того, чтобы прятать глаза".
Дыхание Кэтрин стало прерывистым. Сердце графа учащенно забилось.
"Как у мальчишки!" - удивился граф и тут же взял себя в руки.
- Вы ведете себе рискованно, Кэтрин, - произнес он вслух бесстрастным
тоном.
Граф сказал правду. Кэтрин не могла чувствовать себя в безопасности
около него и сама понимала это. И дело не в том, что он не мог преодолеть
вспыхнувшую страсть, и не в нескольких месяцах воздержания. Это было бы
слишком простым объяснением. С ним происходило что-то непонятное и не
поддающееся контролю. Он хотел ее и ясно осознавал это. Он хотел овладеть ею
прямо сейчас, на глазах у своего жеребца, наброситься на нее и ласкать до
тех пор, пока не запрокинется ее голова и она не застонет от боли и
наслаждения. Он мечтал, как она будет шептать его имя, царапать в упоении
его грудь ногтями и покусывать плечо своими белоснежными зубами. А Кэтрин
молила Бога, чтобы граф ушел. Если бы он ушел сразу, тогда она бы не задела
его подолом широкой юбки, проверяя, насколько велика опасность. Если бы она
не прикоснулась к нему, она бы не почувствовала этого обволакивающего тепла,
которое исходило от него. Теперь что-то незримое связывало их, нечто темное
и запретное, и такое же чарующее, как вкус тающего на языке горького
шоколада.
- Это опасно, - повторил граф.