"Лобсанг Рампа. Третий глаз" - читать интересную книгу автора

тысячи и тысячи лет, историю, которая была уже древней во время потопа. Он
рассказывал о тех временах, когда Тибет омывался морем, о чем
свидетельствуют археологические раскопки.
- Даже сегодня, - продолжал отец, - в земле вокруг Лхасы находят
скелеты морских животных и остатки диковинных раковин, а также странные
изделия из металла, назначение которых никто еще не определил.
Действительно, монахи, обследовавшие пещеры, часто находили такие
предметы. Они приносили их отцу. Отец показал мне некоторые из них. Затем он
переменил тему разговора.
- Как записано в законе, - сказал он, - ребенок знатных родителей
должен воспитываться в суровых условиях; в то же время к ребенку бедняка
надо проявлять милость. Перед тем как поступить в монастырь, тебе придется
пройти суровое испытание.
Отец напомнил мне об обязанности проявлять абсолютное послушание и
повиноваться всем приказам. Его заключительное напутствие никак не
способствовало безмятежному сну в последнюю ночь под родительским кровом:
- Сын мой, - сказал отец, - ты думаешь, что я жесток и безучастен к
тебе? Меня волнует доброе имя нашей семьи. Слушай, что я тебе скажу: если ты
не выдержишь испытания и тебя не примут в монастырь, можешь не возвращаться
домой - ты будешь чужим в этом доме.
Не проронив больше ни слова, он проводил меня к выходу. Еще до
разговора с отцом я простился с Ясо. Сестра была расстроена: мы с ней часто
играли вдвоем, проводили вместе столько времени. Мать уже спала, и я не мог
с ней попрощаться. Я вернулся в свою комнату, где должен был провести
последнюю ночь. Разложил подушки, устроил из них постель, лег, но спать не
хотелось. Я долго размышлял над тем, что сказал отец, думал о его жестокой
неприязни к детям, о том, что уже завтра буду ночевать далеко от дома. Луна
медленно обходила небосвод. За окном захлопала крыльями ночная птица. Было
слышно, как ветер треплет хоругви над крышей. Я задремал, но едва на смену
лунному сиянию появились первые лучи солнца, как меня разбудил слуга; он
принес мне миску тсампы и чаю с маслом. Я еще не закончил свою скудную
трапезу, когда в комнату ввалился Тзу.
- Ну вот, мальчик, - сказал он, - пора нам и расстаться. Слава тебе,
Господи! Теперь я смогу вернуться к моим лошадям. А ты веди себя как следует
и не забывай, чему я тебя научил.
После этих слов Тзу повернулся на каблуках и вышел.
Такая манера прощаться была наиболее человечной, хотя тогда я еще не
понимал этого. Эмоциональное прощание могло бы превратить мое первое - и,
как мне казалось, последнее - расставание с домом в неописуемую пытку. Если
бы проснулась мать и вышла проститься со мной, то я наверняка принялся бы
упрашивать ее оставить меня дома. Многие маленькие тибетцы окружены в
детстве заботой и лаской; мое же детство было суровым во всех отношениях.
Как я впоследствии узнал, эти невеселые проводы были устроены мне по
распоряжению отца - чтобы я как можно раньше вырабатывал дисциплину и
твердость характера.
Наконец я закончил завтрак, сунул под плащ миску для тсампы и чашку.
Еще один плащ я взял на смену; сделав из него что-то вроде узла, я засунул
туда пару войлочных сапог. Когда я вышел из комнаты, кто-то из слуг попросил
меня идти тихо, чтобы никого не разбудить в доме. Я осторожно шел коридором.
За время, пока я спускался по лестнице и выходил на дорогу, слабая утренняя