"Ника Ракитина. Путешествие королевны" - читать интересную книгу автора

- А тут, как на грех, поле...
Имрир проглядел, как Матэ стаскивал его с седла, и только вода,
льющаяся из долбленки на голову, слегка привела его в чувство.
- Я... не знаю...
Мысли путались, из памяти проваливались целые куски, и он уже не знал,
куда едет и зачем. Он вцепился в руку Матэ и тяжело, с хрипом, дышал. Матэ
стащил с молодого мечника кольчугу с подкольчужником, растянул завязки
рубахи и вылил за пазуху уйму воды.
- Горе ты мое... у тебя лицо серое.
- Серое? - тускло переспросил Имрир. Пришла странная картина: его
держат двое с гербом Башни на рубахах, а третий, закутанный в балахон,
надрезает ножом руку и втирает в нее пепел. Имрир, маленький мальчик,
пробует орать во весь голос и вырывается, а потом всю ночь в холодном поту
мечется по постели и стонет так, что пугается сам, до обморока. Эти стоны,
взрослые, страшные, похожи на скрип снега в морозную ночь, а по коже тонко
вьется серебристый узор. Так проходит... сколько? А потом монах опять
втирает в надрез на коже пепел. Но больше ничего не происходит, только долго
и нудно болит рука.
Все это было уже. Как давно?
Там огонь светильника резал глаза, и сквозняк раскачивал гобелены.
- Матэ! Не бросай меня!.. Нет, уйди! Это же морна!

В Хатане звонили в колокола. День сменял ночь, и звонари валились с ног
от усталости, но все продолжался этот тяжелый, беспрерывный звон.
В столице закрыли ворота и барки на реке спустили яркие паруса.
В Хатан пришло поветрие.
Тяжелый шелк стяга над Ратушей обессилено обвис, блики солнца скользили
по серому полотнищу. Взмывали, заслоняя солнце, испуганные голуби и снова
тяжело осыпались в пыль. Забившись в узкую тень, вывалив, как флаги, розовые
языки, тяжело дышали от жары бездомные псы. Прошла, позвякивая крюками,
похоронная команда. Над далеким кварталом взметнулось дымно-оранжевое пламя.
Несмотря на жару, окна во втором ярусе Ратуши - окна со свинцовыми
переплетами и мелкими стеклами - были захлопнуты наглухо. В трещинах старого
стекла золотом сияло солнце. Проникая сквозь пыль, ложилось бледными
квадратами на плиты, на стол, заваленный книгами и свитками. Тут же стояли
блюда с остатками еды, тлела сальная свеча. Стулья были в беспорядке
сдвинуты и частью опрокинуты, словно из залы совершалось поспешное бегство.
По углям в очаге, занимающем торцовую стену, пробегали искры. Воздух был
спертый, душный. Со стен усмехались крылатые люди в синих, белых и ярко-алых
одеждах. Трое живых людей рядом с ними казались совсем маленькими.
- Хель, ты должна уехать.
Она упрямо помотала головой.
- Хель, скоро может быть уже поздно. Может, поздно уже сейчас.
- Я не для того закрывала город, чтобы нарушать собственные приказы.
Лонк, когда-то прислужник ее отца, а теперь хатанский бургомистр,
ожесточенно поскреб рыжую бороду:
- Упрямая дурочка. Думаешь, мы не справимся?
Хозяйка отвернулась к окну.
- Хотела бы я знать... - пробормотала она, упираясь лбом в стекло. -
Хотела бы я знать, откуда пошла зараза.