"Андрей Ракитин. Крысолов [O]" - читать интересную книгу автора

этого возникало ощущение полной безысходности. Как будто все уже давным
давно решили без его участия, и вскоре, из непонятной милости - или,
наоборот, садизма - пригласят взглянуть на результат. Гарантия, как в
страховой конторе, что он окажется скверным.
Он сидел на кухне и тупо пялился в распластанную на столе, среди чашек
и остатков вчерашнего ужина, газету. И чем дольше пялился, тем меньше
соображал.
Когда здравого рассудка осталось с кошкины слезы, Михаил понял, что
разумнее будет, если теперь мозги поломает кто-нибудь другой. Hеважно,
кто. Главное, чтоб человек был хороший. Его совершенно не мучила мысль о
том, что хорошим-то людям в четвертом часу утра звонить как-то неприлично.

Антон вертел в руках бледно отпечатанный, со следами кофе, газетный
лист, и его пробивал нервный смех. Это было тем более странно, что, по
роду службы, Антону случалось читать и не такое. У полковника имперской
службы безопасности и печати мессира Ковальджи имелся богатый опыт по
части подобной бредятины. Так что Антону полагалось бы быть серьезней, а
не хихикать, как красна девица. Впрочем, он и два года назад, когда по
городу молотила имперская артиллерия, мрачнел не особо. А уж как
информацией делился - это была сказка. Один запросто заменял всю
пресс-службу. Михаил познакомился с ним еще в самом начале волнений, на
стадии дипломатических реверансов между Генуэзской мэрией вкупе с Сенатом,
армейской разведкой и господами из Департамента безопасности и печати,
именуемого в просторечии "крысятник"... Мишины собратья по перу стонали от
зависти.
"Консультирую молодых литераторов на дому. Оказываю содействие в
публи-кации, государственной цензуре. Профессионально. Дорого."
Михаил сдержанно молчал. Желал бы он знать, что тут смешного. Потом,
когда хмыканье мессира Ковальджи потиху переросло в непристойный гогот, он
встал, так же молча отнял у приятеля газету, разгладил по столу и принялся
рассматривать с таким тщанием, как будто за то время, покуда Антон держал
ее в руках, там могло появиться что-нибудь новенькое.
- Hе съешь в процессе, - предупредил Антон уже серьезно.
- Ты чего ржал-то?
- А представил, как прихожу я к этому умельцу, и он меня
кон-суль-тирует. Знать бы, где он был, когда мои друзья в покойную
государыню из окна целились...
Михаил тактично промолчал. Прошлое у полковника было темное, и делиться
воспоминаниями он не торопился. А Михаил, по скверной и непрофессиональной
привычке, не любил и не умел расспрашвать. Иногда Антон выдавал из себя
что-нибудь этакое...
Михаил переглотнул. Оторвался от газеты. Hаверное, вид у него в эту
минуту был крайне дурацкий. Как у пятиклассника, который внезапно
обнаружил, что его родной дедушка - Гэндальф Серый. Или Легат государыни в
Генуэзе. Что, в общем-то, одно и то же...
- Тебе что, плохо? - спросил Антон.
- Да нет... Просто неожиданно это как-то... все.
- Ты не знал?
Михаил покачал головой.
- Странно, - сказал Антон задумчиво. - А еще говорят, что журналисты