"Ал Райвизхем. В Средиземье бардак ("Бредни Средиземья" #2)" - читать интересную книгу автора

моими руками из яиц немого. Достаточно одной капли в стакан водки и человек
расскажет вам все, что знал и не знал. Пользуйтесь осторожно, ибо при
передозировке разговорный эликсир превращается в разрывной эликсир, и
допрашиваемому оторвет голову. Мой попугай запомнит все, что вы хотели мне
сказать.
- И убейте этого гребаного Олмера. Мне из Валинора уже звонили,
интересовались, когда я разберусь с ним. Радагаст, когда-то ДвуКарий. А
теперь просто Карий, - закончил диктовать попугай.
Торин и Малыш тут же начали передавать ответное сообщение, то и дело
выставляя перед лицом попугая здоровущие кулаки с выставленным средним
пальцем и перемежая свою речь ругательствами на гномьем языке. А хоббиту
сразу же вспомнилась Красная книга, где Билл-Бо красочно описывал то, как
Двукарий Радагаст стал Карим. Во время войн не то второй, не то третьей
эпохи, Радагаст командовал одной из эльфийских армий. Уже тогда он любил
возиться с разной живностью, и использовал птиц для того, чтобы
бомбардировать орочьи легионы птичьим пометом, навевая уныние на войска
Врага. Одна из пташек умудрилась нагадить прямо в глаз Саурону, после чего
тот прилюдно пообещал Радагасту "натянуть глаз на жопу". Битва,
последовавшая вслед за этим, была ужасной. Из всей армии выжил лишь один
Радагаст, плененный, а впоследствии, сбежавший из плена. Удалось ли Саурону
выполнить свое страшное обещание, так и осталось под завесой тайны, но
Радагаст вышел из того боя без глаза, а после этого эмблемой Барад-дура на
долгие века стало изображение багрового ока. Чье это око, тоже оставалось
загадкой, поскольку оба своих глаза у Саурона были на месте, а багровое око
злобный Саурон всегда держал в руках, перебирая его словно четки и улыбаясь
при этом.
Улыбнувшись своим мыслям, Фолко отобрал попугая у гномов, и принялся
старательно надиктовывать попугаю требование о выплате командировочных. Оно
перемежевалось описанием тягот пути, причем настолько тяжелых, что возникает
вопрос, как еще маленький отряд держится на ногах.
Попугай махал крыльями, верещал и страшно ругался, пытаясь клюнуть
Фолко в глаз, но хоббит цепко держал птицу за крылья. Два зеленых пера из
хвоста попугая уже гордо красовались на фашисткой каске хоббита.
- Куда ты вырвешься, ну куда ты вырвешься из моих могучих лапищ, - с
апломбом заявил хоббит попугаю. - Запоминай, я тебе сказал, диктофон
летающий, блин, - угрожающе процедил Фолко, и бедная птица смирилась со
своей судьбой, перестав вырываться.
Все последующие три дня Фолко мучил птицу, обмазав лапы быстросохнущим
эльфийским клеем "Момент", и посадив ее на свое плечо. Весь первый день
птица летала вместе с дико хохочущим хоббитом на высоте тридцати сантиметров
над землей, но освободиться ей никак не удавалось. Последующие дни
несчастный попугай только и делал, что запоминал все анекдоты и сальные
шуточки, на которые хоббит был горазд, а на ночь Фолко спел такую
колыбельную, что даже невозмутимым гномам стало страшно. На пятый день
странствий по сгоревшему наполовину лесу (хоббит был неосторожен с огнем
настолько, что запалил столетний дуб, а от того занялась половина леса),
хоббиту стало стыдно, и он попытался отпустить нахохлившегося попугая,
особенно после того, как тот приловчился гадить на плащ хоббита. Но
эльфийский клей держал намертво. Фолко долго глядел на свой плащ, потом на
бедного попугая, потом вздохнул, достал из ножен подарок Олмера и... спустя