"Феликс Рахлин. Грудь четвертого человека " - читать интересную книгу автора

глупый, но законный вопрос. Управдом тут же и "успокоил":
- Зато у вас будут пять тысяч!
Мне было ясно: если я пойду на такую сделку - подобного мне дурака для
обратной операции найти будет невозможно.
- Нет, - заявил я решительно. - А вдруг вернутся мои родители?
Где им жить?
Чуняк взглянул на меня, как на сумасшедшего:
- Но ведь оба они сидят по 58-й статье, и прошло только три года из
десяти, - сказал он, обнаруживая завидное знание конкретных обстоятельств. -
Да ведь с такой статьей им в Харькове и жить-то нельзя...
Казалось, он прав. Но в мою душу уже прокралась надежда. Ее питали
небывалые прежде события: в апреле - неожиданное освобождение
врачей-мучеников, с полной и гласной реабилитацией, фактическое
обнародование факта их пыток на следствии; в мае - массовая амнистия, под
которую даже 58-я статья подпала, но лишь те, кто по ней были осуждены на
сроки не больше 5-и лет; в июле - арест главы тайной советской полиции -
самого Лаврентия Берия... Слова управдома, этого рядового стервятника, легли
поперек моей робкой надежды, и я не шутя разозлился.
- Нет и нет! - сказал я упрямо. - Мне это не подходит.
- Ну, смотрите, - сказал он уже в тоне угрозы. - Как бы вовсе не
потеряли право на комнату. Сестра выписана. У вашего жильца-студента
прописка временная. Комната за призванным бронируется только на первые два
года службы, а вам служить - не меньше трех...
- Сдам на звание младшего лейтенанта и вернусь после двух лет службы, -
сказал я. - У меня ведь среднее образование.
Я говорил тоном самоуверенным, но в душе моей царило смятение.
Правда, опыт показывал, что до сих пор меня от призыва явно спасало
"пятно" в анкете. Уже был случай, когда я чуть было не отправился
служить в Германию - в советские оккупационные войска. Бдительная
"мандатная комиссия меня туда не пустила. Но долго ли будет в силе
благодатный для меня фактор перестраховки?

Через некоторое время просле встречи с Чуняком меня снова вызвали в
военкомат, я прошел комиссию, куда явился, как было положено, остриженным
"под нуль", получил предписание на отправку, распрощался со своим незрячим
патроном, рассчитался с институтом, в котором учился. Вечером меня вдрызг
пропили друзья и подружки. Наутро явился в военкомат, готовый следовать в
армию.
Команду новобранцев выстроили во дворе райвоенкомата, после чего к нам
вышел майор Охапкин - коренастый, кривоногий, а главное - наглый, как
большинство работников советских военкоматов. Гаркнул:
- Р-р-р-равняйсь! Сырр-рна!
А потом... выкрикнув мою фамилию, приказал мне выйти из строя,
остальным же скомандовал "Правое плечо вперед - марш"! - и они были уведены
каким-то офицером к трамваю: действительно, на отправку. Мне же майор
приказал следовать за ним - в его 2-ю часть.
Там он, на удивление вежливо, пригласил меня сесть. Помещение
представляло собой небольшую комнатку с двумя-тремя казенными письменными
столами. За одним из них уселся сам майор, за другим же сидел еще один
офицер, в котором я с удивлением узнал того самого лейтенанта,