"Лидия Раевская. Мама Стифлера: О глобальном " - читать интересную книгу автора

кое-как на краю. Глаза начали слипацца.
Сквозь сон я слышала как ворочаецца Рома, как пыхтит и вздыхает, и
вдруг он гаркнул:
- Хочу ебацца!!
А то ж! Надо думать! Только меня, вот, ебать не надо. Я для него щас
"пучок мышек-девственниц - пятнадцать копеек".
Я повернулась к Роме спиной, и пробормотала:
- Знаешь, у меня есть секс-фантазия. Давай, ты будешь дрочить, а я буду
ржа.. Смотреть то есть. Меня это возбуждает.
- Да? - обрадовался Рома-хуй.
- Да. - Твёрдо ответила я, и уснула.
Мне снилось, что я плыву на лодке. С лодочником Петей. Он мне играет на
балалайке ламбаду, и поёт голосом Антона Макарского: "Вечная любо-о-овь,
верны мы были е-е-ей..."
И тут раздался крик:

- ААААААА!!!! ЫЫЫЫЫЫЫ!! ОООООБЛЯЯЯЯЯЯ!!!

Спросонок я заорала, и мне тут же кто-то обильно кончил на ебло. После
чего матрас ещё раз тряхнуло, я подлетела, впечаталась рожей в стенку, почти
к ней приклеилась, и сползла на пол.
Зачерпнув с глаз две горсти липких соплей, я обрела слабое зрение, и
увидела Ромин баобаб, который продолжал фонтанировать в потолок, а потом
самого Рому, который конвульсивно дёргался на матрасе, и стонал:
- Ты это видела? Тебе понравилось, детка?
Я вздрогнула, и ответила:
- Тебе пиздец, дрочер...
Я царапала Рому ногтями, я кусала его за баобаб, я вытирала своё лицо о
Ромины волосы, и громко ругалась матом:
- Сука! Мудак! Долбоёб! Я тебе твой хуй в жопу засуну, чтоб, бля,
голова не шаталась! Уродины кусок!
На мои вопли прибежал Петя-лодочник, накинул на меня одеяло, схватил в
охапку, и отволок в душ.
- Петя! - кричала я в одеяле. - Петя! Этот пидор кончил мне на голову,
пока я спала! Я убью его!!!
- Убьёшь. - Спокойно отвечал музыкант Петя. - Убьёшь. Но потом. Утром.
И подальше от моего дома, пожалуйста.
Рому я так и не убила. Он съебался ещё до того, как я вылезла из душа,
где извела на свою голову литр шампуня. Рома съебался из моей жизни
навсегда.
Из жизни. Но не из памяти.
И когда я стану старой бабкой, а это будет уже скоро, я буду сидеть в
ссаном кресле под оранжевым торшером, и думать о хуях. Как минимум о двух.
О пипетке и о баобабе.