"Софья Борисовна Радзиевская. Белое Перышко " - читать интересную книгу автора

нас она спела ее в первый раз. Отчего, что с ней случилось - не знаю.
Маленькая девочка подумала и сказала серьезно:
- Не огорчайся, папа, я вырасту, узнаю и тебе расскажу.

Стайка зябликов неслась стремительно, а берег таял, таял и вскоре
остался далеко позади. Они этого не видели и не знали, для них была одна
лишь дорога - вперед.
Солнце садилось за горизонтом, но это их не тревожило. Тихая погода -
вот что нужно для слабых крылышек, которым не сладить с ураганом.
Но тихой-то погоды им как раз и не хватило на весь перелет. Угадывать
бурю, пережидать ее на берегу они не умели, а буря уже шла им навстречу. Это
была даже не буря, просто свежий встречный ветер, но и его оказалось
достаточно. Маленькие крылышки зяблика - не широкие крылья чайки, которым и
настоящая буря - нипочем. Зяблики пробивались сквозь ветер, а он сносил их
назад, и они почти не приближались к дальнему берегу по ту сторону моря.
Не один час уже так боролись они с ветром, и вот то тот зяблик, то
другой начали отставать. А отставшему уже не было спасения. В дружной стае
общее движение, шелест крылышек, тихие голоса поддерживали, вселяли бодрость
в маленькое усталое сердце. Но когда голоса стаи терялись вдали, одинокую
птичку покидало мужество, все ниже спускалась она, все ближе к пенистым
гребням волн. Вот уже брызги пены смочили легкие крылышки, взмахивать ими
стало еще тяжелее, последний жалобный крик - и следующая волна накрывала
маленькое тельце.
Белое Перышко всегда держался впереди. Но сегодня гонка с ястребом
измучила его. Он не успел ни отдохнуть, ни покормиться перед перелетом.
Уже несколько раз стая начинала обгонять его, и только большим усилием
он удерживался впереди. А теперь и вся стайка летела ниже, и белая пена на
гребнях волн, казалось, сама поднималась ей навстречу.
Но вот что-то мелькнуло в волнах... Это не пена. Белый треугольник
паруса, за ним другой, поменьше. Капитан ловко вел шхуну к африканскому
берегу против ветра, поворачивая к нему свое небольшое судно то одним, то
другим боком.
Уже светало, и в первом сиянии зари видно было, как рассыпалась по
палубе и реям целая стая крошечных пичужек. Кто мог - цеплялся усталыми
лапками за канаты и реи, другие упали на палубу и лежали с распущенными
крыльями и раскрытыми клювами. Их можно было собирать руками, вконец
измученные птички уже не боялись людей.
Но этих людей им и не нужно было бояться. Матросы бережно обходили их,
чтобы не наступить, а самых измученных подобрали и отнесли в каюту отдыхать.
- Они верят нам. Пусть я буду последним негодяем, если их обману, -
сказал капитан шхуны, и все с ним согласились.
Белое Перышко сохранил еще достаточно силы, чтобы не упасть на палубу.
Он вцепился коготками в крепко натянутый канат над головами матросов. Ветер
свистел и рвал канаты, паруса хлопали. Но все же здесь было легче, чем в
полете над ревущими волнами.
Наконец все отчетливее стал виден приближающийся берег. Неподвижно
сидевшие на снастях птички оживились. Они поворачивали головки, слегка
взмахивали крылышками, словно вновь готовясь к полету.
- Те, в каюте-то, ожили, так и стучат в иллюминатор, на волю
просятся, - сказал матрос, выходя на палубу.