"Эдвард Радзинский. Сансон" - читать интересную книгу автора

был в темном платье. Его приход меня не удивил - я знал, что король обожает
слесарничать и сам выдумывает всякие механизмы. К тому же он продолжал
считать себя главой нации, и перемена в системе исполнения наказаний не
могла не интересовать его.
Король, нарочито не замечая нас, обратился к доктору Луи:
- Что вы думаете об этом?
- Мне кажется, что это весьма удобно...
- Но уместна ли тут полукруглая форма лезвия? Ведь шеи бывают разные:
для одной круг будет чересчур велик, для другой - мал... - Он поправил
рисунок (заменил полукруг косой линией) и, стараясь не глядеть на меня,
спросил лейб-медика: - Кажется, это тот человек? Спросите его мнение о моем
предложении.
- Я думаю, замечание превосходно, - сказал я.

Действительно, испытания доказали верность замечания короля.
И в этом король смог убедиться сам - во время нашей третьей, последней
встречи...

20 марта Национальное собрание одобрило гильотину. Добрый Гийотен был
вне себя от счастья - он избавил осужденных от страданий. Я не стал говорить
этому славному человеку, что есть тайна, известная любому палачу: помимо
мучений от самой казни, жертвы испытывают страдания, которые следует назвать
посмертными, ибо наши ощущения продолжают существовать некоторое время и
после нашего конца. И несчастные чувствуют нестерпимую боль после отсечения
головы...

Собрав братьев в моем доме, я рассказал им об изобретении, менявшем в
корне нашу жизнь. И Месье де Реймс, и Месье д'Орлеан, и Месье де Дижон были
согласны со мной - великое изобретение! Это был первый и последний разговор
за семейным столом о нашем занятии.

Между тем Революция принялась за дело. 10 августа подстрекаемые
городской Коммуной толпы ворвались в королевский дворец. Король и его семья
бежали под защиту Национального собрания, но оно уступило яростным
революционерам из Коммуны, и король был отрешен от власти.
Его отправили в тюрьму - в Тампль.
Парижем и страной начали фактически править люди из городской Коммуны.
Их вождем был некий Марат. Я помню желчное лицо этого гражданина, его желтые
буравящие безумные глаза. У него было воспаление вен, и все тело его
гноилось - я думаю, от этого зуда он и пребывал в постоянном бешенстве. Он
всюду видел заговоры, всюду искал (и находил!) врагов Революции. "Друг
народа" - так звала этого полубезумца восторженная толпа.
"Друг гильотины" - так назвал бы его я.
Они распустили Национальное собрание, избрали послушный им Конвент.
Напрасно Лафайет пытался повернуть свою армию, подавить мятеж в Париже -
солдаты его не слушались. И Лафайет, вчерашний кумир Революции, бежал в
Германию.
Австро-прусская армия вступила во Францию. В ответ - ярость и кровь! И
террор! Так моя гильотина стала главным действующим лицом - на нее теперь
были обращены все надежды нации. Спасение в крови!