"Егор Радов. Не вынимая изо рта" - читать интересную книгу автора

Винтом!



4. НЕ ВЫНИМАЯ ИЗО РТА

- Ты должен, паскуда, соблюдать правила этой камеры! - заявил
восьмияйцовый человек, вставший надо мной. - Я здесь главный! Когда я
какаю, мое дерьмо делится на двадцать восемь частей и поедается всеми!
Понятно??
- Пошел ты в дупло, отброс чешский! - сказал я поднимаясь. - Жри у
себя сам!
- Ах ты... - начал чех разгневанный моей наглостью, но тут я вцепился
зубами ему в елдык. Он завопил, начал бить меня руками, ногами, дергаться,
но я не отпускал. Он взял какую-то острую ложку и занес надо мной, и тогда
я окончательно разозлился. Я сильно сжал челюсти и откусил елдык. Чех упал
на пол камеры и отключился. Я выплюнул елдык и громко сказал, что бы всем
было слышно:
- Чех без елдыка - словак!
Всеобщий хохот был мне ответом. Подошла какая-то нанайка, вся
состоящая из щелей, и пропищала:
- Теперь ты - наш командир! Мы теперь будем есть твое говно.
Все одобрительно закивали.
С этого момента моя жизнь стала замечательной. Я делал, что хотел.
Поскольку это была тюрьма, и поскольку тут не было загорелых американцев,
за нами никто не следил, и я испытал, наверное, все виды извращений по
Шнобельшнейдеру. О, Иван Теберда! Как прекрасно, как чудно, как
замечательно было все, что я испытывал! Но особенно меня любили две
англичанки-близнецы, соединенные единым клитором. Они обычно подходили ко
мне утром, когда я лежал в кровати и меня кто-нибудь услаждал, и говорили:
- О, повелитель, о, любимый, о, радость, о, смысл! Позволь пососать
тебе, позволь!
- Еще не время, девчоночки, - говорил я. - Потерпите.
Посасывание я оттягивал на потом, боясь разочароваться в извращениях.
А англичанки все подходили. Наконец, когда, как мне показалось, я исчерпал
весь набор всего, что можно только получить от живой и мертвой человечинки
(остатки трупов съедал наш бельгиец), я заявил:
- Хорошо. Я согласен. Я даю вам свое согласие. Я соглашаюсь! Сосите,
милые, сосите!
Я отогнал всех. Они подошли ко мне, встали на колени, и каждая взяла
мою мочку в рот. И тут... Уже одно только это начало пронзило меня, как
стрелой в грудь. Они начали сосать, они сосали, а я испытывал то, что
никогда не испытывал; я кричал, визжал, терял сознание, и наконец я понял,
что не могу, что больше не выдержу; я выдавил из себя:
- Все... Стоп...
Но они не прекратили, и не вынули мои уши из своих ртов. Я начал
дергаться, пытался встать, но тут же понял, что меня держат. Немцы, или
кто-то еще держали меня за руки и за ноги, не давая мне возможности уйти
от этого бешенства, от этой прелести, он этой смерти. Я цепенел; я стал
биться как в припадке эпилепсии; и я понял тогда, что монолизу нельзя