"Эллери Куин. Санаторий смерти" - читать интересную книгу автора

рассчитанным на внешний эффект, как декорация. Здесь стоял огромный, сразу
бросающийся в глаза письменный стол с пресс-папье, массивной чернильницей
из агата, рядом с которой под острым углом торчала зеленая ручка,
закрепленная в специальной подставке. Перед чернильницей, лежало шесть
журналов - ровно, как по шнурку, и строго параллельно. Да теперь вот еще -
рентгеновский снимок. Ковер на полу, под ногами у Джима, был мягким и
толстым. У стен, на половину их высоты, стояли стеллажи для книг,
уставленные внушительными ценными томами, к которым Браун не прикасался с
того дня, когда он купил всю эту библиотеку целиком у одного из своих
клиентов; над стеллажами висели картины, изображающие греческих богов и
богинь. Темно-коричневые бархатные шторы в сочетании с велюровой обивкой
кресел и дивана усиливали гнетущее впечатление.
Джим подошел к нише в стене и повернул выключатель. Зажглись мощные
лампы, и статуя Джона Брауна предстала перед ним, купаясь в электрическом
свете. Джим с некоторой неприязнью посмотрел на мускулистые руки, мощный
затылок, широкую грудь и прекрасной формы ноги. Он выключил свет и
вернулся за письменный стол. Стоя за ним, он не сводил взгляда с двери в
спальню и продолжал стоять в этой позе до тех пор, пока Гендерсон и Гартен
не появились, наконец, снова, тихо затворив за собой дверь.
- Вот и все, - сказал доктор Гартен. - Мне остается только сказать,
что мужество этого человека оставляет более сильное впечатление, чем его
манеры.
- И не мудрено, раз он считает нас троих в какой-то степени повинными
в его болезни, - заметил доктор Гендерсон. Он помолчал, пожал плечами и
подал Джиму руку.
- С таким пациентом я вам не завидую, - сказал он, улыбаясь.
- Благодарю вас за визит, - сказал им Джим и распрощался с обоими. -
Я сделаю все, чтобы отвлечь его от мыслей о болезни.
- Это, пожалуй, единственное, что вам остается, - ответил Гартен, идя
к выходу вслед за Гендерсоном. - Да. Ну, всего вам хорошего.
Джим подождал, пока машина с коллегами отъедет от дома, затем
решительно подошел к двери в спальню. Твердо взялся за ручку и вошел.
Джон Браун, голова которого покоилась на подушке, встретил Роджерса
долгим взглядом. Рядом с кроватью сидела его жена, незаметное создание лет
пятидесяти. Она поглядела на Роджерса глазами, полными слез.
- О, Джим, - всхлипнула она.
- Вон! - фыркнул в гневе Браун. - Вон отсюда, Роджерс. Вы принесли
уже достаточно бед. Поскольку я практически уже мертв, ваши услуги больше
мне не требуются. Я увольняю вас.
- Мистер Браун, вам нельзя волноваться, волнение гибельно для вас.
- Вон, я сказал!
- Я хочу сообщить вам нечто очень важное, мистер Браун...
Браун указал на дверь:
- Вон отсюда!
Капля пота выступила у него на лбу, скатилась по щеке и, блеснув,
исчезла в уголке рта.
Роджерс, поджав губы, повернулся и вышел из комнаты.
- Ах, Джон! - Миссис Браун закрыла лицо руками и безудержно зарыдала.
- Так нельзя.
- Прекрати выть! - резко бросил Браун. - Ты этим ничего не изменишь.