"Девочка в бурном море. Часть 1. Антошка" - читать интересную книгу автора (Воскресенская Зоя Ивановна)

У ВИТРИНЫ

Мама с Антошкой спешили в пресс-бюро. Теперь они работают там каждый вечер.

Взявшись за руки, перешли сквер.

Швеция не воюет, но признаки войны, в оцеплении которой находится страна, видны повсюду. Бросаются в глаза белые щиты с синими стрелками, на которых чернеет слово «Шюцрум» — «Бомбоубежище». На углу каждого квартала под нарядными вывесками магазинов строгая синяя надпись: «Раппортстеле» — «Командный пункт противовоздушной обороны», и над ней мигает синяя лампочка, прикрытая сверху колпачком. Вдоль тротуаров, где всегда были яркие кусты роз, грядки тюльпанов и гвоздик, сейчас цветет белыми и сиреневыми цветами картошка. Все скверы завалены дровами.

По тротуарам цокают деревянными башмаками женщины.

Вышли на ярко освещенную Кунгсгатан. Вдоль улицы громыхают автомобили с уродливыми прицепами — газогенераторами — и с мешками дров и угля на крыше. У выхода из ресторана стоит дама в вечернем платье, рядом ее кавалер — грузный швед в цилиндре и во фраке; он открыл люк газогенератора, кочережкой помешивает угли. Летят золотые искры, и за ними вырываются синие языки пламени. На бензине ходят только дипломатические машины и даже к королевскому автомобилю прицеплен для видимости газогенератор.

У Швеции нет своей нефти, нет угля, газа, а морские пути блокированы войной. И ежедневно страна сжигает в топках заводов и паровозов, в газогенераторах автомобилей гектары леса. Война, в которой и не участвует Швеция, слизывает огненным языком роскошные тенистые леса, оставляя голые валуны, унылые пни.

И, как знак прошлого, довоенного времени, разноцветными огнями горит реклама. А небо над городом зияет черной пастью.

Елизавета Карповна и Антошка быстро пробираются в медлительном потоке толпы. На углу улицы у большой витрины собралась публика. За зеркальным стеклом десять живых девушек. Все одинаково одеты в черные юбки, белые блузки, все одинаково причесаны, на всех черные туфли на высоком каблуке. Только на кармашке блузки у каждой вышит свой номер. Девушки улыбаются, медленно поворачиваются, как манекены, чтобы их можно было лучше рассмотреть. Одна из них будет счастливицей. Одну из них изберут мисс Лучией — самой очаровательной девушкой Швеции. Она проедет по городу в фаэтоне, запряженном белыми лошадьми, и мэр города вручит ей ожерелье, а девять девушек снова вернутся к прилавкам магазинов, в швейные мастерские или сядут за пишущие машинки.

Швеция не воюет. Она может избирать очаровательную мисс Лучию.

Антошке все девушки показались совершенно одинаковыми и все красивыми, и она не могла решить, которая же лучше.

— Вот уж никогда не согласилась бы вертеться в витрине всем напоказ, как заводная кукла, — решительно сказала она.

Мама улыбнулась. Антошка никогда и не могла бы попасть в число десяти — нос слишком короткий, глаза большие, широко расставленные, правое ухо чуть оттопырено, и худышка она ужасная — ни одно платье на ней красиво не сидит. Толстая только коса. И все равно милее дочки для мамы быть не может.

— Быстрее, быстрее, нас, наверно, уже ждут, — торопит мама.

Но вот снова людской поток встречает на пути преграду. У витрины германского туристского бюро собралась толпа. Автомобили без устали гудят, осторожно объезжая ее посередине улицы. Витрина туристского бюро ярко освещена: она не зазывает теперь совершить увеселительную поездку в Третий рейх, ее задача устрашать шведских обывателей. С начала войны в ней почти ежедневно менялись карты «завоеванных» фашистской Германией стран. Карту Польши сменяли карты Дании, Норвегии, Нидерландов, Бельгии, Югославии, Франции, Греции. 22 июня 1941 года в окне появилась огромная карта Советского Союза. Черная тень каждый день перемещалась с запада на восток, покрывая собой значительные пространства Советского Союза. Зарвавшиеся фрицы поместили затем в своем окне карту земного шара, и почерневшие от заштриховки страны наводили ужас на шведских обывателей. Швеция выглядела крохотным островком. Черная тень приблизилась к Москве и там застыла. Стремительный бросок фашистских армий кончился.

Сегодня гитлеровцы выставили в витрине огромные фотографии. Над ними горит неоновая надпись: «Зверства русских».

Антошка в ужасе вскрикнула. На фотографиях горы трупов женщин и детей. Прямо на Антошку смотрит недетским, полным ужаса взглядом малыш, прижавшийся к груди мертвой матери. Старик сидит, опираясь на клюку, возле дымящихся бревен — это все, что осталось от его жилища. Обгорелые остовы домов гневно глядят с фотографий пустыми глазницами окон. В центре витрины большой портрет фюрера с младенцем на руках.

В толпе ожесточенно спорили.

— Вот они какие, русские! — кричал молодой швед в коричневой рубашке. — Подумайте, господа, что делают большевики с цивилизованным миром!

— О благородный фюрер, — воскликнула дама в ярко-голубом шелковом пальто, — как он нежно прижал к себе малютку! Это так символично!

— Может быть, мадам, вы поищете в горе трупов мадонну, из рук которой вырвал ваш фюрер младенца? — Студент в белой шапочке, с которой на плечо свисала черная кисть, метнул злой взгляд на сердобольную даму.

— Русские варвары! — продолжал выкрикивать молодчик в коричневой рубашке.

— Замолчи, гитлеровский выкормыш! — хрипло крикнул высокий худой человек в роговых очках. — Я поляк, бежал с германской каторги. Я знаю это место. Эта фотография растерзанных людей сделана в варшавском гетто. Я сам видел эти горы умерщвленных гитлеровцами людей. Немцы похваляются собственными зверствами!

Антошка схватила маму за руку.

На мраморный цоколь дома ловко вскарабкался юноша в клетчатой рубашке, в брюках-гольф. Он откинул прядь светлых волос со лба.

— Люди, клянусь вам, это наша деревня Лидице, уничтоженная фашистами. — Чех показал на фотографию: на развалинах домов, как кладбищенские кресты, торчали печные трубы и вздымали к небу обгоревшие сучья толстые стволы деревьев. — Нацисты уничтожили всех жителей этой деревни.

— Я — серб! — Мужчина с ярко-черными глазами, в защитного цвета рубашке встал спиной к витрине и раскинул руки. — Я свидетельствую — это все злодеяния самих фашистов.

— Господи, — крестилась старая шведка, — неужели ты так несправедлив, что не знаешь, кого покарать?

— Кого же, по мнению почтенной фру, должен покарать господь бог? — прошипел шведский фашист.

— Убийц! Будь они трижды прокляты! — Старуха стукнула палкой о тротуар.

— Смотри, — прошептала Антошке Елизавета Карповна, — вон там, внизу, в самом углу, фотография развалин. Видишь в дыму силуэты? Это наш Харьков, мой родной город… Что сделали немцы с нашим прекрасным городом!

На цоколе здания, поддерживая друг друга, стояли француз, датчанин, норвежец, бельгиец… Все они, гневно жестикулируя, каждый на своем языке говорили шведам о бедствиях, которые принес с собой фашизм. Не все понимали их, и не все старались понять. Многие торопились уйти. Они предпочитали не знать, что творится за пределами их страны. Они были нейтральны.

Из толпы вынырнула девчонка. Она попыталась взобраться на цоколь, длинная коса раскачивалась за спиной, как светлый маятник. К ней уже протянулись руки, чтобы помочь взобраться на цоколь. Антошка покажет сейчас, что сделали немцы с ее родным Харьковом. Там родилась ее мама, там живет тетя Люда — может, ее тоже замучили немцы… Шведы ее поймут, она хорошо говорит по-шведски.

Но твердая рука мамы схватила за косу-маятник.

— Сумасшедшая, немедленно идем!

Мама была сердита не на шутку.

— Ты понимаешь, что могла натворить? — выговаривала Елизавета Карповна всю дорогу. — Ты в чужой стране, ты не смеешь своевольничать. Все, что надо, за тебя скажет наше правительство, наше полпредство. Ты не смеешь совать своего носа не в свои дела!

— Я не желаю здесь жить. Понимаешь — не же-ла-ю! Я хочу домой и не буду прикидываться дурочкой, которой все равно. И всегда во всем виновата я, что бы ни случилось, даже на улице.

Елизавета Карповна шла молча.

Антошка притихла.

— Мамочка, прости меня, я знаю, что всем этим не поможешь, но ты сама готова была кричать, когда увидела Харьков.

— Хорошо, хорошо. Помолчим немного, — сказала Елизавета Карповна.

По Кунгсгатан, цокая подкованными сапогами по мостовой, сжав в руках резиновые дубинки, спешили полицейские.