"Владимир Пузий(Аренев). Круги на земле" - читать интересную книгу автора

руль, мама подумала: "Это из-за меня... потому что мешала...")
...помнил. И прогулки те считал одними из самых счастливых дней в своей
жизни.
Но бабушка смогла побыть в городе всего-то чуть больше недели, потому что
в деревне у нее имелись дела, которые нельзя было надолго оставлять без
присмотра. И потому уехала, и этот странный визит забылся, словно
причудливый волшебный сон.
Потом время от времени родители на просьбы Макса всё грозились свозить его
в деревню, но как-то не складывалось: то одно, то другое... Если бы не...
беда с папой, может, и не приехал бы.

2

Никогда раньше Макс не болел в незнакомом месте. Детский лагерь отдыха не
в счет, там он на один день слег с температурой из-за того, что
перекупался в море. Но ничего страшного, по сути, не случилось - назавтра
же бегал, как ни в чем не бывало. Тут - другое. Непонятно даже, выживет ли
(Макс-то, конечно, надеется, что выживет, но...)
Была температура. И была головная боль, словно череп пилили два чертенка,
причем пилили тупой пилой и не знали, как это делается, все время дергали
сильнее, чем нужно, и вслух матерно ругались. И еще были чьи-то лица,
постоянно чьи-то лица, которые выплывали из ночной темноты и белели, как
потерявшиеся зубы мамонтов. Мамонты, - факт общеизвестный, - зубов никогда
не чистили, поэтому и не удивительно, что на тех, которые выплывали из
комнатной темноты, чернели глаза. Еще у лиц имелось по рту (у некоторых
время от времени проступал второй, но тогда Макс зажмуривался и старался
не смотреть), рты говорили. Обычно они переговаривались между собой, и
голоса, доносившиеся из-за губ, странным образом напоминали мальчику
знакомых людей. Чаще всего говорил Юрий Николаевич. Его голос звучал
встревоженно и напряженно, ему отвечали бабушка и Ягор Василич. Их голоса
тоже дрожали от напряжения, только скрытого. Они пытались успокоить дядю
Юру, но поскольку сами нервничали, ничего у них не выходило. "Зразумей, -
просил Ягор Василич, - рабенок пасля дароги, стамиуся, перагрэуся. Заутра
раницай адужае, вось пабачыш". "Послушай, Ягор, - вздыхал Юрий Николаевич,
- я ж тебе сотый раз рассказываю про ту цыганку. Она его прокляла,
понимаешь!" "Дурницы! - отмахивался тот. - Ну вы у горадзе и суяверныя!"
"Слушай, Ягор, - раздраженно шипел дядя Юра, - я, между прочим, такой же
городской, как и ты! Это во-первых. А во-вторых, есть вещи..." "Пакинь
ругацца, сынок, - вмешалась баба Настя. - А ты, Ягор, забяры яго и
выйдзице адсюль". "Будзешь лячыць?" "Выхадзице", - повторила бабушка.
Лица растаяли в темноте комками мартовского снега, осталось только одно.
Потом исчезло и оно, вместо лица в комнату явился звук льющейся воды,
свежий и прозрачный. Вот звук прервался - что-то звякнуло, зажглась свеча;
голос бабушки зашептал непонятные слова, тихо, привычно. Нечто легкое и
теплое коснулось Максового лба, приподняло ему голову, поправило подушку
так, что мальчик теперь лежал на ней, но затылок к наволочке не
прикасался. Секундой спустя по макушке что-то забегало - точно
свихнувшийся Шалтай-Болтай, который не может найти подходящую стену, чтобы
забраться на нее и как следует подразнить всю королевскую конницу со всей
королевской ратью. Одновременно голос бабушки продолжал шептать слова;