"Виктор Пушкин. Самая крупная победа " - читать интересную книгу автора

Неожиданно вспомнились слова отца, сказанные им как-то после такого же
столкновения с Митькой: "Драться, конечно, нехорошо, и ты сам никогда ни к
кому не приставай. (Будто я когда-нибудь приставал!) Но уж если он опять к
тебе привяжется, не дрейфь, умей постоять за себя. А что он старше и больше
тебя ростом, это вовсе ничего не значит - в таких делах не это главное!" И
ведь отец толковал потом, что же главное, но я как-то не обратил на его
слова внимания и пропустил их мимо ушей. А вот сейчас как бы это
пригодилось! И что самое обидное, поговорить-то с отцом можно будет только
весной, когда он вернется из Африки, куда его послали стадион строить. Он и
нас хотел с собой захватить, да мама сказала: "Милый, а как же институт?"
Она в вечернем институте учится. И он уехал один. И вот теперь жди!..
И, главное, больше у нас некому этого бандита Митьку проучить: во всем
дворе ребят я да Сева, остальные девчонки. Правда, сосед по парте Жора
Зайцев еще в прошлом году предлагал мне всем классом его поймать и
отдубасить, да мне это показалось позорным, потому что так поступают только
хулиганы: сами боятся, а когда приведут человек десять, сразу храбрыми
становятся. Нет, должен как-нибудь сам, один, с ним за все рассчитаться, а
то все будут говорить, что... Я осторожно покосился через плечо, услышав,
что кто-то бежит вдогонку: с останками планера в руках, оказывается, трусил
Сева.
Он нагнал, молча пошел рядом. Так, не глядя друг на друга, мы дошли до
конца улицы и, не сговариваясь, свернули на Крымский мост.
По мосту, в сторону Центрального парка, густо освещенные в спину
заходящим солнцем, негромко разговаривая и смеясь, широким потоком двигались
по-воскресному одетые люди. Особняком среди этой яркой толпы, всем мешая и
все тормозя, медленно плыли влюбленные парочки. Я постоянно испытывал за них
неловкость. В самом деле, ну как не стыдно: наклонятся друг к другу - и
сю-сю-сю да сю-сю-сю!.. Но сегодня мне было не до них, я видел все словно
через какую-то пелену, так как был занят исключительно тем, что придумывал
самые страшные казни, каким в недалеком будущем будет подвергнут извечный
враг и обидчик всего двора Митька Рыжий.
Неожиданно в глаза бросился широкоплечий с пышной прической парень. Он
почти что вдвое согнулся к своей спутнице, но все равно был значительно выше
ее. "Да-а, вот кому, наверно, живется хорошо! - с завистью вздохнул я, жадно
окидывая его взглядом.- Как ахнет сверху, так - сразу!.."
Но парень вдруг снял с себя пиджак, по-пижонски перебросил его через
плечо, и мне стало как-то не по себе: из богатыря он в одну секунду
превратился в длинношеего гуся!
Разочарованный, я отвел от него глаза. С легким шумом пролетали по
просторной мостовой троллейбусы, автобусы, автомашины; беспечно светило
оранжевое сентябрьское солнце, а по ослепительно сверкающей и переливающейся
в своих гранитных берегах ленте Москвы-реки, над которой вдали лиловели
Ленинские горы, настойчиво толкал перед собою доверху нагруженную неуклюжую
баржу крошечный, по сравнению с ней, закопченный буксирчик. Вот он, весь
дрожа от напряжения и в то же время явно показывая, что это для него сущий
пустяк, вдвинул ее под мост, потом скрылся под ним сам, оставив расходящиеся
под углом волны, и река сразу же сделалась как бы шире и значительней. Стало
видно, что по ней снуют суда, что на левой стороне раскинулся, весь утопая в
кудрявой зелени и цветах, Центральный парк, а на правой - высятся новые
огромные светлые здания.