"Горная весна" - читать интересную книгу автора (Авдеенко Александр Остапович)

Глава вторая

Кларк как особо важный преступник после предварительного допроса в Яворе был отправлен в Москву. Дело его поручили полковнику Шатрову. Следствие было непродолжительным, так как Кларк, признав себя виновным, подробно рассказал о полученном им задании, а также сообщил кое-какие важные сведения о деятельности вражеской разведки на юге.

Оформив, как положено, дело Кларка для передачи его в военный трибунал, полковник Шатров апрельским рассветом вылетел в Закарпатье. Через пять часов самолет приземлился на западной окраине Ужгорода, на аэродроме, расположенном у самой чехословацкой границы, на правом берегу реки Уж. Было жаркое, по-настоящему весеннее утро. Плоские берега каменистого Ужа ярко зеленели первой травой. Вершина горы, покрытая лесом, поднималась к небу гигантским изумрудным шатром. Цвели сады. На той, зарубежной, стороне были в разгаре полевые работы. Крестьяне в черных жилетках поверх белых рубах и в стареньких шляпах пахали, боронили, и сжигали кукурузные будылья и корни подсолнухов. На аэродроме полковника встретил Зубавин. Майор был одет по-весеннему: светлый габардиновый китель, фуражка, брюки навыпуск. И лицо его тоже было весеннее: загорелое, обветренное.

— О, да у вас весна в разгаре! А у нас еще снежок и морозец! — веселым певучим баском проговорил полковник как бы в оправдание того, что на его плечах была шинель.

Он разделся, перекинул шинель на руку и направился вслед за майором к машине.

— Прошу! — Зубавин распахнул правую переднюю дверцу «Победы».

— Вы без шофера?

— Как видите, товарищ полковник.

— Что, заболел?

— Да нет, просто так, люблю…

— Любите встречать начальство без свидетелей? — подхватил Шатров и улыбнулся.

— Да.

Зубавин расположился за рулем. Он завел мотор, выжал сцепление, включил рычаг передачи и внимательно, очень внимательно посмотрел на гостя.

— Куда прикажете, товарищ полковник: в областное управление или к нам, в Явор?

Шатров медлил с ответом. Чуть сощурившись, сдержанно усмехаясь, он молча разглядывал Зубавина; Светлорусые мягкие волосы майора выбивались из-под фуражки. Выражение его лица было озабоченным.

— Чем вы так взволнованы, товарищ майор?

— Я? Взволнован?

Зубавин засмеялся.

— От вас, видно, не скроешься, товарищ полковник. Да, признаюсь, ваш неожиданный приезд взволновал меня. Вы, конечно, по делу «Колумбуса»?

Шатров кивнул головой, и по его широкому, скуластому, с высоким лбом лицу резво и весело побежали лукавые и добрые морщинки.

По возрасту полковник годился Евгению Зубавину в отцы. Он действительно был отцом трех взрослых, давно женатых сыновей и дедом десяти внучат — мальчиков и девочек. В органах государственной безопасности Шатров начал работать еще в то время, когда босоногий веснушчатый Женька Зубавин гонял голубей. Зубавин тогда не думал и не гадал, как сложится его жизненная судьба, а Шатров уже обеими ногами твердо стоял на большой столбовой дороге жизни и хорошо знал, что и как ему надлежало делать.

Никита Самойлович Шатров, потомственный шахтер родившийся и выросший на горловской шахте «Кочегарка», саночник и коногон, крепильщик и забойщик, имея от роду неполных двадцать лет, по партийной мобилизации в первые же месяцы советской власти был послан на борьбу с контрреволюцией. Он переступил порог ЧК, не зная, как надо бороться с врагами победившей, но еще не окрепшей революции. Однако в его сердце было то, чем не могли похвастаться самые изощренные, хорошо обученные воротилы буржуазных разведок, — богатырская сила завоевавшего свободу рабочего человека, великая вера в правоту дела, за которое, не щадя жизни, боролся раскрепощенный народ, ясность благородной цели и главное — любовь к таким же, как он, простым труженикам. Он чувствовал себя хозяином новой, единственно справедливой жизни. И это чувство на первых порах было его главным оружием. Опыт разведчика накапливался постепенно, в процессе борьбы агентуры контрреволюционной националистической Центральной рады, против белогвардейских лазутчиков, банд генерала Каледина, против вторгшихся на Украину полчищ кайзеровских оккупантов.

После открытой военной интервенции, закончившейся поражением, враги начали тайную атаку на молодое государство рабочих и крестьян. Чуть ли не все разведки мира засылали своих агентов в Донбасс, пытаясь разведать, как и где восстанавливаются и реконструируются заводы, какие шахты добывают уголь и какие еще строятся, какую сталь выплавляют мартеновские печи и куда она идет, Шатров искал и находил врагов — то под личиной иностранных инженеров, то среди немецких колонистов, то «бежавших от безработицы» эмигрантов. Разоблачал он и кулаков, подделавшихся под рабочих. Доля его труда была и в раскрытии вредительской «Промпартии», продавшейся иностранным державам, и в десятках и сотнях дел меньшего масштаба. На своем веку Шатров повидал много человеконенавистников всех мастей, изменников Родины; Много раз заглядывал он в самые темные глубины их грязных, подлых, коварных душонок. И все же его глаза оставались всегда чистыми, а сердце светлым, умеющим любить, верить и надеяться. Всю свою энергию, весь свой ум он направлял на то, чтобы во-время и без ущерба для государства пресечь тайную деятельность врагов народа. И всегда он помнил, чувствовал, сознавал, что работает на тяжелом, но благородном участке строительства новой жизни, является рядовым пролетарской армии, призванной утвердить на земле истинно человеческие отношения.

Жизненный путь Шатрова был известен Зубавину, он неоднократно встречался с полковником по служебным делам и успел достаточно хорошо оценить его способности в борьбе с вражеской агентурой. Оттого-то и был взволнован майор, оттого-то он и встревожился. Не зря… нет, не зря приехал в Явор Шатров! Неужели дело «Колумбуса» приняло неожиданный поворот? А как будто было все предельно ясно, как будто он, Зубавин, сделал все, что надо. Конечно, в операции были и досадные промахи, непростительные просчеты — например, с арестом Кларка, по главное ведь сделано. Кларк разоблачен. Он же сознался. Пойманы с поличным его ближайшие сообщники Скибан и Грончак, убит в перестрелке парашютист, навсегда выведен из: строя изворотливый резидент Дзюба. Что же еще?

— В Явор, — сказал Шатров.

Зубавин молча кивнул и развернул машину.

Проехали зеленый, оживленный воскресный Ужгород, миновали мост через реку и вырвались на простор закарпатской земли. Ужгородские лесистые высоты, крыло Карпатских гор, быстро удалялись. Впереди, куда только доставал глаз, — равнина, залитая шелковистым разливом озимых хлебов, и холмы, покрытые виноградниками. И все это лежит под высоким голубым небом и щедро освещено теплым весенним солнцем. Там и сям сбоку дороги, между ясным небом и зеленой землей, трепетали на своих крыльях-парашютах жаворонки. По обочине с рюкзаками за плечами мчались велосипедисты — юноши в белых и голубых рубашках, девушки с цветами, вплетенными в взлохмаченные ветром волосы. Над разогретым уже летним асфальтом струилось густое марево. Рубчатые шины «Победы» звонко гудели на дороге.

Шатров снял со своей седой головы фуражку, бросил ее на заднее сиденье и, покосившись веселыми, озорными глазами на сосредоточенного Зубавина, звучно, со смаком, будто отведал чего-то необыкновенно вкусного, ароматного, чуть-чуть хмельного, сказал:

— Весна!

Зубавин кивнул в ответ сдержанно, не отрывая взгляда от дороги.

— Да, весна! — с силой повторил Шатров. — Сколько уже этих весен перевидал я на своем веку, а всякий раз радуюсь новой, жду от нее какого-то великого подарка. А вы, майор?

— Я тоже, товарищ полковник. — Зубавин скупо улыбнулся.

— Не верю. Не весеннее у вас настроение. — Шатров опять — видимо, это было его привычкой — насмешливо прищурился. — Что, «Колумбус» не позволяет радоваться?

— Он, товарищ полковник!

— Это вы зря, Евгений Николаевич. «Колумбус» и у меня в печенках сидит, а я, видите, не унываю, нахожу время и весной насладиться. А как же иначе! Да если бы я каждый раз, когда в мои руки попадало сложное дело, унывал, то и жизни бы мне не видать! Все тридцать семь лет моей работы в органах меня допекал какой-нибудь «Колумбус». И все-таки я не забывал смотреть и на солнышко, цветочки нюхал, влюбился, женился, детей вырастил. Почти под каждое воскресенье мчался на какую-нибудь глухую речушку, рыбачил, варил уху, жег костер, выпивал чарку, пел песни… Вот так!.. — Шатров вдруг откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и густым, сочным басом затянул:

Оборвав песню, он открыл глаза и повернул к майору смеющееся, тронутое морщинами, доброе и умное лицо:

— Вот какие мы, старики, а вы…

— Значит, дело «Колумбуса» оказалось более сложным, — возвращая полковника к прежнему разговору, серьезно сказал Зубавин. — А я-то думал, что все сложности остались позади, особенно после ареста Кларка и его признания.

— Далеко не все, Евгений Николаевич! — Шатров выпрямился, сел поудобнее. Лицо его стало строгим, а взгляд сосредоточенным. — Разве хозяева Кларка примирятся с тем, что он потерян? Разве шеф «Юга» оставит Закарпатье без своей резидентуры? Он наверняка уже принял самые энергичные меры, чтобы вернуть утраченные позиции и завоевать новые.

— Это я понимаю, товарищ полковник. В деле «Колумбуса» меня беспокоит в основном то, чего мы не додумали, упустили.

Машина мчалась по солнечному пустынному шоссе на полной скорости. Несмотря на то что Зубавин вел с Шатровым важный разговор, он без труда, по давней привычке, автоматически справлялся со своими шоферскими обязанностями.

— Да, в деле «Колумбуса» у вас немало упущений, — говорил Шатров. — Этот мерзавец Дзюба не должен был свалиться в пропасть. Вы, конечно, не знали, что Дзюба является резидентом, но разве это может служить оправданием? Мы с вами должны были в свое время узнать его истинное лицо. Преждевременная смерть Дзюбы — наша серьезная оплошность, промах номер один. Мы упустили возможность выявить всех агентов, которые работали на резидента. Скибан, конечно, был не единственным помощником Дзюбы. И как мы ни будем трясти это дерево, на землю не упадет с него ни один плод. Рядовой агент не мог знать, кто еще работает на резидента. Значит, остальные агенты гуляют на свободе, ждут нового хозяина.

Шатров говорил спокойно, как бы размышлял вслух. Ни в его взгляде, ни в выражении лица, ни в голосе не было и намека на свое превосходство. С майором Зубавиным разговаривал не начальник из центра, не учитель, экзаменующий ученика, а его соратник, имеющий большой опыт и располагающий более полными, чем Зубавин, данными.

— Ну, а какой второй наш промах? — спросил Шатров.

— Неудавшийся арест Кларка на Железнодорожной улице, — сказал Зубавин.

— Еще? Промах номер три?

— Мы не установили, через кого были пересланы за границу документы убитого Ивана Белограя.

— Эту вину вы берете на себя напрасно. Ведь Дзюба погиб прежде, чем мы поняли его роль.

— И эту тайну он унес с собой. Значит, кто-нибудь из яворских агентов может в любой день получить из своего разведцентра директиву выполнять функции резидента.

— Неужели Кларк не знал, как были пересланы ему документы Белограя?

— Клянется, что не знал, получил их из рук Джона Файна.

— Врет!

— Возможно. Ну, а еще какой же ваш промах? — И, не дожидаясь ответа, Шатров сказал: — Орденскую ленточку с шифровкой, которую Кларк вручил машинисту Гойде, все-таки надо было послать сообщникам Кларка, предварительно подменив и написав на ней свое донесение: «Закрепился, мол, как предусмотрено. Приступил к работе…» и так далее. Взяли бы эту ленточку тиссаварские сообщники Кларка с надгробной плиты, и мы имели бы возможность однажды пополнить компанию «Колумбуса» еще каким-нибудь наймитом Джона Файна, узнать дальнейшие планы «руководителя закарпатского направления». В общем, недоделок много, товарищ Зубавин. Но… — Шатров неожиданно улыбнулся, и по его лицу, как и в первые минуты разговора, побежали веселые, добрые, «отцовские» морщины, — несмотря на все это, ваши действия в основном одобрены. Что же касается недоделок, мы их ликвидируем сообща. Я приехал надолго. Буду здесь до тех пор, пока не завершим дело «Колумбуса» и не определим круг тех лиц, кто попытается осуществлять новый план Артура Крапса.

— Новый план Крапса? — Зубавин резко повернул голову к полковнику.

— Да, Евгений Николаевич. Наш супротивник ударился в яростную амбицию и решил хорошенько проучить нас. Артур Крапс собственноручно построил некий хитроумный план завоевания Явора своей агентурой и назвал его, ни больше ни меньше, как «Горная весна». — Шатров засмеялся. — Он хоть и «Бизон», но разбирается, когда цветут цветочки, а когда желтеют и опадают листья.

— «Горная весна»?.. Что же это за план и когда его будут осуществлять?

— Многого хотите, майор! Скажите спасибо и за то, что вам стало известно. Ничего, решительно ничего мы не знаем больше… Что, генерал Громада дома?

— Был вчера в Яворе, а сегодня — не знаю.

— Если генерал дома, попросим его к себе и помудрствуем втроем. Ну, а теперь прибавьте скорость, Евгений Николаевич. Еще немного, еще! Вот так, хорошо.

Вечером на тихой Киевской улице, в просторном кабинете начальника райотдела МГБ, собрались генерал Громада, полковник Шатров и майор Зубавин. Они разместились за длинным, покрытым зеленым сукном столом. Чуть наклонившись в сторону начальника погранвойск, Шатров заговорил певучим своим баском:

— Товарищ генерал, у меня есть к вам ряд вопросов.

Громада вплотную придвинул к столу дубовое кресло, в котором с трудом помещалось его богатырское тело, сердито пососал жарко раскуренную трубку и, разогнав рукой табачный дым, внимательно взглянул на полковника.

— Не зафиксированы ли в последнее время случаи наблюдения за каким-либо участком границы? Я имею в виду агентов Крапса. Возможно, они уже занялись изучением местности, разведкой дорог и переправ?

— Нет, ничего такого не замечено.

— В последние дни, насколько мне известно, случаев перехода границы тоже не было? Полная тишина, мир и благодать?

— Да, пока тихо.

Бугристые надбровные дуги полковника Шатрова побагровели.

— Оперативная пауза. Затишье перед бурей. Согласны?

— Возможно.

— Выходит, нет решительно никаких признаков того, что противник готовит крупную операцию?

— Да, никаких. Кстати, товарищ Шатров, вы можете еще что-нибудь сказать об этой новой затее Крапса — «Горная весна»?

— Я уже вам докладывал, товарищ генерал, нам известно только то, что такая операция готовится. А какими средствами, какими людьми она будет выполняться, каково ее направление, какова цель, — это пока неизвестно.

— А Кларк? Прощупывали вы его?

— Кларк исписал листов сто бумаги, но ни одной его строчке верить нельзя. Врет, конечно, строит правдоподобные прогнозы. Надеется заслужить прощение, оттянуть время, избежать военного трибунала.

— И ни за один из его «прогнозов» нельзя зацепиться?

Полковник Шатров на мгновение задумался.

— Есть один, достойный внимания, — сказал он. — Кларк утверждает, что и эта новая операция будет осуществляться на территории яворского узла. Впрочем, в этом я и сам был уверен. Яворское направление для бизоновской разведки не случайное. Сколько будет существовать капиталистический мир, столько будет продолжаться и тайная атака на Явор. Согласны?

— Да, — ответил Громада. — Яворский участок мы усиленно охраняем. Бизоновцы не раз могли почувствовать это на собственной шкуре. И все же сомнительно, что именно теперь, после провала Кларка, они могут опять сунуться на яворском направлении.

— Вот-вот! — оживился Шатров. — Планируя свою операцию, Артур Крапс был уверен, что мы в ближайшее время не ждем прорыва на Явор. — Шатров круто повернулся к Зубавину, который, наклонив голову, что-то усердно рисовал на большом листе бумаги. — А почему вы молчите, товарищ майор? Какое ваше мнение?

— Я согласен с вами, товарищ полковник, но «Бизон» может избрать и другое направление.

— Вот так мнение! Что-нибудь более определенное вы можете сказать?

— Не имею пока оснований.

— Хорошо. На чем же мы все-таки остановимся? Явор или какой-нибудь другой пункт?

Громада с шумом отодвинул кресло от стола, легко поднялся и, оставляя за собой густые облака табачного дыма, зашагал по кабинету из угла в угол. Шатров и Зубавин молча ждали. Громада остановился перед картой Закарпатья, хлопнул ладонью по ее верхнему правому углу, решительно объявил:

— Я все-таки за Явор. Но мы будем ждать гостей и в другом месте.

— Итак, большинство за Явор, — объявил Шатров. — Пойдем дальше. Что же это за операция с таким пышным названием? С чего начнет Крапс свою «Горную весну»? Конечно, прежде всего он попытается восстановить яворский центр и своего резидента. Согласны?

Ни у Громады, ни у Зубавина не оказалось возражений.

— Итак, первый шаг Крапса — новый резидент взамен выбывшего из игры Дзюбы. Кто же он? Придет из-за кордона? Да, возможен и такой вариант. Но скорее всего Крапс назначит резидентом своего агента из числа тех, кто сохранился в Яворе. — Сказав это, Шатров посмотрел на майора Зубавина: — Как вы думаете, известно Крапсу и его подручному Файну, при каких обстоятельствах провалился Кларк?

— Нет, это исключено, — ответил Зубавин. — С разведцентром имел связь только резидент. Он погиб. Если кто-нибудь из агентов Дзюбы и узнал о провале Кларка, то у него нет возможности сообщить об этом своим хозяевам. После ареста Кларка не зафиксировано ни одной попытки ухода за границу. В течение последних недель в нашем районе не зафиксирована также работа тайной радиостанции.

— А дипломатические каналы? Разве какой-нибудь легальный иностранец, проезжающий через Явор в Будапешт или Прагу, в Белград или Вену, в Рим или Афины, не мог изловчиться доставить «Бизону» шифровку, посланную особенно рьяным яворским агентом?

— Нет, не мог, товарищ полковник. Во-первых, такой рьяный агент рисковал бы и собой и дипломатом. Во-вторых, простой агент не знает, куда и кому посылать шифровку.

— Ему подскажут. Был бы агент, а подсказчик и адрес найдутся. Евгений Николаевич, имейте в виду: Крапс как можно дольше не должен знать, что случилось с «Колумбусом». Пошлите ему с благовидной оказией «уведомление» Кларка: опасаюсь, мол, провала, бежал в тыл, вглубь страны. Буду пробиваться к иранской границе, Ждите, мол, и прочее.

— Понял, товарищ полковник.

— Только не переусердствуйте. Я насчет Кларка. Не рассчитывайте на-то, что это у вас большой козырь. Ограничьтесь только тем, что я посоветовал. Получится — хорошо, не получится — убытка не потерпим. Крапс — не дурак. Если он уже почуял, что «Колумбус» вышел в тираж, то он исключил из игры все, что известно Кларку.

— Кстати, о Кларке. Неужели он не знает о том, что в Яворе существуют не только Дзюба и Скибан, но и другие агенты? — спросил Громада.

— Существенный вопрос, товарищ генерал. Во время следствия я потратил немало времени и усилий, чтобы прояснить его. К сожалению, ничего не добился. Кларк утверждает, что он знал о существовании в Яворе разветвленной агентуры, но не уточнил ее персонально, так как, мол, решил в целях самозащиты ограничиться Дзюбой и Скибаном. Надеясь исключительно на себя, на свою выучку, изворотливость и на документы Белограя, он действовал самостоятельно. Что ж, это правдоподобно.

Полковник Шатров перелистал записную книжку, в которую в течение всего совещания часто заглядывал.

— А что же дальше? Как именно будет развертываться операция «Горная весна»? — озабоченно спросил Шатров и нахмурился. — Не знаю. И не хочу, не имею права гадать на кофейной гуще. Разведцентр «Юг» и его шеф Крапс достаточно прожженные разведчики, чтобы составить такой ребус, который мы не могли бы расшифровать умозрительно. Есть ли у нас какая-нибудь, хотя бы тончайшая ниточка, с помощью которой можно была бы попытаться размотать клубок «Горной весны»?

Майор Зубавин понял Шатрова.

— В Яворе, — сказал майор, — живет человек, которого мы подозреваем как агента. Его фамилия Батура. Игнат Степанович Батура. Одинокий старик. Полуслепой. Нищий. Стоит перед протестантской церковью и на углу Кировской и Ужгородской, напротив Дома офицеров и штаба авиационного соединения.

— И давно он занимает свой пост у Дома офицеров?.

— Месяца три.

— Имеет хороший доход?

— Порядочный. Почти все офицеры, проходящие мимо, бросают ему в шапку серебро.

— Какие же у вас основания подозревать Батуру?

— В прошлом Батура лет двадцать подряд жил в Америке, в Австралии. Работал в шахтах мастером. Там, говорят, во время пожара повредил себе глаза. Вернулся домой в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. Мы установили, что у него на квартире бывал Дзюба.

— Все? — спросил Шатров. — А сама позиция Батуры на углу Кировской и Ужгородской, напротив Дома офицеров и штаба авиасоединения, не вызвала у вас интереса?

— Интересовались и этим. С того места, где он стоит, не видно ни одного штабного окна.

— А может быть, что-нибудь другое видно? Или слышно? Проверьте! Если Батура — агент, то он не зря стоит напротив Дома офицеров и штаба летчиков. Но это попутно. Главное же не упустите момент, когда он наладит контакт через какого-нибудь связника с разведцентром «Юг». Выберите для наблюдения за Батурой хорошего работника, молодого, энергичного, смекалистого, одним словом, такого, на которого вы могли бы положиться, как на каменную гору. Есть у вас такой?

— Есть, товарищ полковник. Лейтенант Гойда.

— А, тот самый? — улыбнулся Шатров. — Вот и хорошо. — Шатров посмотрел на часы. — Ну что ж, на этом сегодня и закончим. Соберемся еще раз завтра. Не возражаете, товарищ генерал?