"Лев Пучков. Джихад по-русски (Кровник #5) (про войну)" - читать интересную книгу автора

пустынному массажному кабинету, сторонне наблюдала через огромное
панорамное окно за потрясающе ясным зимним закатом и вяло ругалась.
"Филипс", затаившийся в углу, задорно выдавал "Глазищи" хулиганистым
голосом Шевчука - отсюда и ассоциативный крен в сторону не совсем обычных
мышей.
- Давай, Юрик, еще разок выдадим этим саблезубым, - желчно
пробормотала женщина, щелчком пульта возвращая песню на начальную позицию
и прибавляя сразу пять делений громкости. - А то окопались тут, значит,
Вивальди, Моцартов им подавай, бляди рафинированные! А-а-а-а-а!!!
А-а-а-а-а!!! Ре-лак-са-ция-яа-ааа!!! Какая, в п...ду, тут может быть
релаксация?! Уф-ф-ф, ненавижу...
Вот за таким славным времяубиением мы и застали с вами прекрасную
даму. Только, дорогие мои, прошу вас - ради бога, не судите
скоропалительно! Дама не имеет даже какого бы то ни было косвенного
отношения к той известной категории воспетых нашим братом обольстительных
хищниц, которые опаивают мужиков клофелином, промышляют в отелях и
занимаются прочими непотребствами на эротико-криминогенном фронте.
Ирина Викторовна Кочергина - красавица, умница, знатная дама. МГИМО -
"арабистка", два языка, состояние, муж - преуспевающий бизнесмен, сын -
подающий большие надежды шестнадцатилетний эрудит. Родители - высшей пробы
номенклатура старорежимной закваски, огромные горизонтальные связи в
умирающем, но сохранившем определенные позиции доельцинском ареопаге,
который некоторое время назад вершил историю, да и сейчас порой не без
успеха влияет на новую формацию.
О вышеупомянутых хищницах Ирина Викторовна знала лишь из литературы
да салонных сплетен: "...а муж такой-то - тот самый, влиятельный да
сильный, большой баловник оказался! В баньке застукали с двумя шлюшками,
сняли на камеру и жене показали. А что шлюшки? Вроде бы эта... ммм... как
ее? А - солнцевская братва! Точно. Вот эта самая братва и подложила - явно
желая скомпрометировать..."
Ирина Викторовна в силу своего положения имела обыкновение бывать в
таких местах, где пахнущие нафталином бывшие "первые леди" с нездоровым
упоением слушали Вивальди и Моцарта и при этом с удручающе умным видом
могли часами рассуждать о том, например, что Моцарт-де, шустрый мальчик,
ловко скомпилировал у Вивальди адажио и обозвал его "La crimosa", а
наказать его за то некому было, поскольку славный парень Антонио
преставился за пятнадцать лет до рождения ветреного гения, а все предки
именитого итальянца оказались кончеными ублюдками, и им было как-то
недосуг пойти и предъявить копирайт кому следует. А номенклатурные дочери
этих бывших "первых леди" с не менее умным видом вздыхали над
преемственностью нонешних мужикантов: Филя, мол, такой славненький
мальчишечка, такой обаяшка - а вот надо же, перепевает Тараканьи хиты и
тем самым как бы обесценивает свой талант...
- А-а-а-а!!! - вот так кричала Ирина Викторовна, придя домой после
очередного такого номенклатурного соберунчика, отказаться от участия в
котором было невозможно по ряду объективных причин.
- А-а-а-а, леди-бляди!!! Чтоб вы все сдохли, хронопадлы!!! Чтоб вам
все ваши табельные катафалки повзрывали в одночасье!
Да, уважаемые, как вы уже поняли, Ирина Викторовна патологически не
переносила номенклатурно насущных Вивальди и Моцарта - и не потому вовсе,