"Сергей Петров. Абсолютное программирование " - читать интересную книгу автора

эксперимент, - словно из-за того, начну я его, или нет, что-то могло
измениться. Потом, конечно, разум победил эмоции, и вот завтра, в перерывах
между походами к унитазу и глотанием аспирина, я должен буду единственным
из живущих узнать судьбу человечества. Какая гамлетовская ирония!
Страдающий тяжелым похмельем интеллектуал отмечает крестиком в календаре
дату конца света! План на март, например, 2004 года: вторник, 8-е -
поздравить женскую часть коллектива с МЖД; среда, 9-е - принять участие в
гибели человечества; четверг, 10-е - совещание с Г.Б. по поводу места
пребывания в оставшуюся часть Вечности...
Когда я, слегка придя в себя, появился в кабинете Виталия, тот, в своем
скромном дорогом костюме, при новом галстуке, сидел в кресле у
разгорающегося камина, чистый, сухой и трезвый. Снаружи теплая летняя ночь
сменила ужас, принесенный грозой. По-прежнему шел дождь, но молнии били уже
не так часто, гром стал глуше и отдаленнее. Тлела сигарета. Я с порога
увидел освещенный огнем профиль своего товарища, и неожиданно испытал
короткий отрезвляющий приступ безотчетной тревоги.
Виталий невысок ростом, тонок, имеет узкое белое лицо, открытый лоб и
короткие кучерявые волосики. Очень умен и в меру мудр. Всегда прекрасно
владеет ситуацией, при необходимости смел, жесток, нагл, ласков, весел,
грозен и прочее, в зависимости от обстоятельств. Люди либо идут за ним, не
задавая лишних вопросов, либо исчезают из его жизни раз и навсегда. Что
такое стеснительность, он просто не знает. Настоящий топ-менеджер,
по-старому - проходимец. В отличие от меня, вечного студика. Так что
мгновенное превращение пьянющего - распьянющего Виталия обратно в лощеного
успешного бизнесмена не вызвало у меня никакого удивления - это полностью в
его стиле.
Мне неожиданно пришло в голову, что Виталий относится к типу людей,
которые мне не то что никогда не нравились - я их ненавидел. Можно только
поражаться, каким образом судьба так долго могла удерживать нас вместе,
ведь, скорее всего, эта ненависть была взаимной. Я ненавидел подобных людей
за умение делать со мной все, что им захочется. Они называли мне несуразную
цену в магазинах - и я платил, осознавая себя дураком и лохом. Взмахом
полосатой палочки они останавливали мою машину на дороге, и я откупался от
них немыслимыми суммами, да еще униженно благодарил за то, что отпустили.
Они звонили мне по вечерам и сообщали, что ни с того ни с сего поставили
меня на счетчик, и я метался в поисках помощи, и опять платил. Потом платил
оказавшим помощь: выяснялось, что они тоже из этих. Они видели меня
насквозь, смеялись надо мной в лицо и за спиной, а я, заплатив за свое
малодушие, позорно сбегал от них, и мучительно уговаривал себя забыть о
позоре, - следовало жить дальше. Я не жалел отданных денег, потому что
однажды и навсегда объяснил себе, что деньги - единственное средство,
позволяющее мне жить в одном мире вместе с этими людьми. Мне были противны
собственное бессилие и трусость, и я страшился знакомой холодной пустоты
под ложечкой, а больше всего - знания о неотвратимости встреч с этими
людьми в будущем.
Я далеко не глупец и не безнадежный трус. Разумом я понимаю, что они
обыкновенные живые люди, и страхов у них не меньше, а то и побольше моего.
На самом деле это у меня с ними так уж сложилось, а в других ситуациях они
по сравнению со мной же будут выглядеть полным дерьмом. Более того, я не
один такой, ведь именно на нас, трусах, делают хорошие деньги Сталлоне,