"Болеслав Прус. Голоса прошлого" - читать интересную книгу автора

- В политике, мой милый капитан, осторожность - величайшая из
добродетелей, - говорил полковник. - С этим ничего не поделаешь!
- Я тоже всегда был такого мнения, дорогой полковник, - отвечал
капитан. - Если помнишь, я часто защищал Бисмарка.
- Положим, ты гораздо чаще утверждал, что он - мерзавец.
- Я? Ошибаешься, полковник! Не я, а покойный Кудельский, а главное -
Домейко, царство им небесное!.. Они, правда, были прекрасные офицеры, но в
политике ничего не смыслили... Ну, да грех их судить, оба они уже пред судом
божиим, - добавил капитан.
Наконец однажды зимой скончался и капитан.
Полковник в первое время ничем не обнаруживал своей скорби; он занялся
организацией похорон и проводил друга в последний путь честь честью, как
подобало хоронить офицера, участника двух войн. Он не пролил ни одной слезы.
Но когда над могилой прогремели залпы - так прощалась пехота со своим
офицером, - полковник внезапно зашатался и упал как подкошенный, словно все
эти выстрелы были направлены ему в грудь.
Его с трудом привели в чувство. Но, отдохнув несколько минут, он без
чужой помощи сел в фиакр и велел везти себя домой.
На другой день в лионских газетах появилось объявление о продаже его
дома. Покупатель нашелся очень скоро, и неделю спустя старый полковник уже
готовился распроститься навеки с гостеприимной Францией.
- И не жаль вам, полковник, нас покинуть? - спросил у него нотариус,
который оформлял акт продажи.
- И жаль и не жаль, - ответил полковник. - Жаль, потому что вы,
французы, - славный и благородный народ, за вас стоило кровь проливать. А не
жаль потому, что многое переменилось во Франции... Французы теперь толкуют
только о купле-продаже, деньгах, еде, развлечениях... Лучше мне вернуться к
родным снегам... Там - люди другие. Свои люди. Они поймут меня, я - их. А
здесь вокруг меня стало уж очень пусто...
Нотариус покачал головой, но старый полковник говорил с таким жаром,
что он не стал его переубеждать. Он понимал, что тоска охватывает иногда
человека подобно буре, несет его, как оторвавшийся от дерева лист, - и, если
бы лист мог думать, он, быть может, думал бы, что возвращается на родное
дерево и снова прирастет к нему.
Итак, полковник отправился в Париж, договорился там насчет выплаты ему
пенсии, представил в посольство свои документы и получил паспорт. В Париже
встретил он множество друзей, и все советовали ему отдохнуть, подождать хотя
бы до лета. Тщетно: с того дня, как старик решил вернуться на родину, его
томило такое беспокойство и нетерпение, что он места себе не находил.
В разговоре его была заметна рассеянность, в обращении с людьми -
какая-то жесткость. Когда он, чтобы отвлечься от своих мыслен, принимался
читать газеты, ему чудилось, что текст напечатан по-польски. Он все время
словно ждал кого-то, как будто каждую минуту мог появиться кто-то еще
незнакомый, но долгожданный. На парижских бульварах, над тысячью огней и
шумным людским муравейником виделись ему тихие снежные равнины, черный лес
на горизонте, там и сям домишки под соломенными крышами или ветхие кресты на
дорогах.
В нем словно жили две души. Одну он привез из родной Польши, другая
родилась здесь, на чужбине, и более сорока лет властно диктовала ему свою
волю. Но вот теперь неожиданно проснулась та прежняя, молодая душа с ворохом