"Петр Проскурин. Число зверя (Журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

известности?
- Хорошо, уважаемый Михаил Андреевич, откровенно - так откровенно, -
согласился академик и слегка подался вперед. - Да, я никогда не скрывал и
скрывать не намерен, что я - русский, патриот своей земли, ревнитель и
почитатель прошлого своего народа, у меня имеется достаточно доказательств о
его великом и достойном прошлом. И вот вам новость - Крым, многократно
политая русской кровью земля, передается в состав Украины. Совершается
самоубийственный для всей России, да и для самой Украины, акт, только
безумный мог его совершить. Это преступление против всего русского народа,
как известно, живущего издревле и на Украине, продолжение порочной и
преступной политики расчленения России после большевистской революции. Я
сразу же написал еще тогда о своем мнении во все, как говорится, высшие
инстанции, вплоть до самого Никиты Сергеевича, вот только ответа так и не
дождался. И что же? Годы идут, Хрущева уже несколько лет как сместили,
вполне правильно сделали... Но хотя бы кто-то попытался исправить чудовищную
историческую нелепость. Я хочу, уважаемый Михаил Андреевич, умереть с чистой
совестью, я должен довести свое мнение до людей хотя бы таким способом,
устно, лекциями...
Незаметно для себя приговаривая "так, так, так", Суслов стал нервно
потирать руки, затем, перехватив взгляд гостя, спохватился и убрал их со
стола, - разговор становился захватывающе опасным и острым, и на всякий
случай необходимо было отреагировать. Академик уже вошел во вкус, или,
вернее, у него появилось явно утопическое желание именно здесь, на высшем
уровне, высказать самое дорогое и больное. Махнув рукой на осторожность и
полагаясь на давнее знакомство с хозяином кабинета, он сказал себе, что не
все же здесь догматики, тупицы, Иваны непомнящие, ведь должны же здесь быть
и такие, в ком еще не угасла искра любви к русской земле, ее истории и
славе. Да и потом, когда еще удосужишься? Могут ведь, невзирая ни на что,
более радикально поступить, не успеешь опомниться, приземлишься где-нибудь в
краях и не столь прекраснодушных. В конце концов, если выпадает возможность
здесь, в ледяных высотах догматизма и абстракции, пробудить хотя бы здоровое
сомнение, жалеть себя не надобно.
Игнатов поерзал, повозился, делая вид, что оправляет на себе пиджак и
галстук.
- Льщу себя надеждой, Михаил Андреевич, что именно вы сможете понять и
разделить мою тревогу, - сказал он доверительно. - Я не прошу вас
соглашаться безоговорочно, приглашаю просто порассуждать о происходящем. Сие
ведь никому не возбраняется. Вполне вероятно, я чего-то недоучитываю, что-то
мне неизвестно...
- Не излишне ли вы драматизируете, Нил Степанович? - спросил хозяин,
слегка склонив голову, словно прицеливаясь окончательно. - Ну, хорошо, ну,
Крым... В чем вопрос? Одно государство, один единый народ - так какая же
разница?
- Тем более! Если все едино, зачем же огород городить, все ломать, не
спросив для приличия даже у того же народа, именем которого все и
прикрывается? - не согласился Игнатов, несколько повышая тон, как бы
рассуждая прежде всего с самим собою, но в то же время адресуясь и к своему
высокому собеседнику.
Суслов слушал сейчас по-монашески покорно, как иногда слушают
заблудившегося в дебрях жизни, упорствующего в прегрешениях