"Петр Лукич Проскурин. Седьмая стража" - читать интересную книгу автора

настолько невероятно, что Роман в растерянности сильно потер переносицу.
- Слава Богу, добрались, - скороговоркой пропела Степановна, и сомнения
его рассеялись.
Он переступил с места на место и подошел к матери.
- Добрый вечер...
- Здравствуй, Рома, здравствуй, мальчик, - услышал он в ответ слабый,
как бы далекий голос. С душевной боязнью взглянув ей в глаза, он весь
напрягся, принимая шляпку и старенькую, старомодную накидку, и, оттягивая
время, медлил у вешалки.

3.

В резной, черного дерева раме зеркала (местами поверхность стекла
помутнела от времени) Роман видел себя с чуть запухшими от вчерашней, почти
бессонной ночи глазами, в помятой, с расстегнутым воротом, модной рубашке.
Мать тоже подошла к зеркалу, поправила прическу; она двигалась осторожно,
бесшумно, как бы на ощупь, с одинаково приветливым и ровным выражением лица,
и от нее исходила какая-то нервная энергия. Первые минуты Роман следил за
ней не отрываясь и думал, что она готовится к какому-то тяжелому для себя
разговору. Из состояния столбняка его вывел усталый, несколько раздраженный
голос Одинцова:
- Роман, кто пришел?
- Степановна, - откликнулся Роман. - И мама пришла...
- Мама? Чья мама? - озадаченно переспросил Одинцов, вырастая в дверях
гостиной; уже несколько успокоившись, с любопытством ожидая дальнейшего,
Роман заметил, как дядя прислонился плечом к косяку. Замешательство у него
длилось недолго, и в лице, как определил Роман, мелькнуло нечто демонически
приподнятое и вместе с тем иронически покорное.
- А-а, милости просим, очень рад, - сказал он, приглашая проходить в
гостиную, и все неуверенно проследовали мимо него, и только Степановна, как
всегда, больше занятая собой и своими переживаниями, подошла к старому
зеркалу и принялась перекалывать жиденький узел волос. Мать же Романа, Зоя
Анатольевна, опустилась на диван, в самый уголок, как-то по-птичьи мелко
тряхнула головой, и у нее при этом мелькнуло подобие улыбки.
- Тяжелый порог, - казалось, собрав последние силы, сказала она. - Если
бы не Роман, не переступить... Ах, Вадим, Вадим...
- Может, немного выпьешь, Зоя? - предложил Одинцов и поставил на стол
еще один бокал. - Вина или коньяку?
- А что вы так таинственно празднуете? - тревожно спросила Зоя
Анатольевна. - Вдвоем?
- А вот, - с улыбкой кивнул Одинцов на племянника. - Решили отметить
совершеннолетие... Жениться хочет...
- Опять твои штучки, Вадим, - недоверчиво сказала Зоя Анатольевна,
встала, подошла к столу, ее расширившиеся глаза завороженно остановились на
большой старой бутылке, и голос у нее сорвался. - Не кощунствуй, брат...
Опять? Теперь единственный сын? Слышишь, нет! нет! нет!
Роман бросился было к матери, но его остановил взгляд Одинцова, тяжелый
и упорный, дядя словно просил его взглядом молчать и ни во что не
вмешиваться, и в это время Зоя Анатольевна, пошатнувшись, все еще продолжая
повторять свое бесконечное и бессильное "нет", опустилась в кресло, и брат,