"Виктор Пронин. Банда 4 " - читать интересную книгу автора

весенних водах, наполненных щепой, прошлогодними прелыми листьями, а то и
жутковатыми какими-то предметами, которые каждую весну неизбежно появляются
из-под тающего снега, из-под сошедшего льда.
Да, напряженная криминальная жизнь в городе не затихала и зимой,
поэтому многие зловещие отходы этой жизни возникали перед глазами только по
весне, когда весело журчали ручьи, блистало в лужах солнце и хотелось пусть
самого малого, но несбыточного.
Павел Николаевич Пафнутьев, гладко выбритый, но сонный и не вполне
причесанный, медленно брел по улице, щурился на солнце, поддавал ногой
камешки, которые изредка попадались на его пути, а сам напряженно и
опасливо всматривался в себя, прислушивался к себе - отзовется ли в душе
хоть что-нибудь, хоть маленькая какая-нибудь несчастная струнка на приход
весны.
Почему-то всегда это его волновало - вздрогнет ли нутро, запросит ли
несбыточного?
И не сразу, далеко не сразу смог он себе ответить: что-то отозвалось,
что-то слабо, почти неслышно зазвенело в его истерзанной кровавыми
преступлениями душе - захотелось теплой лунной ночи, узкой девичьей
ладошки, мерцающего в темноте взгляда захотелось и собственного страха. Но
не того, когда холодит тебе висок ствол бандитского пистолета или пляшет у
горла лезвие ножа, захотелось страха, который испытываешь, столкнувшись
лунной ночью в зарослях сирени со взглядом таинственным и зовущим...
- Ох-хо-хо! - вслух простонал Пафнутьев и тут же оглянулся по сторонам
- не застал ли кто его за мечтаниями глупыми и запоздалыми. Но нет, никто
не смотрел в его сторону, никого не интересовал странный тип с припухшей
после сна физиономией, с выражением, которое если не было туповатым, то
каким-то простоватым наверняка. Такое лицо может быть у сантехника,
которого собираются выгнать за пьянство, у ночного вахтера к концу смены, у
водителя тяжелого грузовика, переночевавшего у спущенного колеса, у пустого
бензобака.
Но Пафнутьев не был ни сантехником, ни вахтером, ни водителем, он был
начальником следственного отдела прокуратуры, и ему, наверное, положено
было иметь выражение лица совершенно другое - быстрое, уверенное,
пристальное. Во всяком случае так думали многие из тех, с кем ему
приходилось сталкиваться по службе, в какой бы роли они не выступали.
Однако Пафнутьева устраивала собственная физиономия, и он не торопился
подстраиваться под убыстряющийся бег жизни, и, как ни странно, ему
удавалось поспевать даже там, где другие, шустрые и несущиеся, постоянно
запаздывали и растерянно хлопали глупыми своими глазами.
Весеннее настроение затронуло Пафнутьева куда сильнее, чем ему вначале
показалось. Прошло совсем немного времени как он, сам того не замечая,
запел, замурлыкал себе под нос что-то давнее, полузабытое...
- Шаланды, полные кефали, в Одессу Костя приводил, и все биндюжники
вставали, когда в пивную он входил, - Пафнутьев улыбнулся, осознав вдруг
ясно и четко, куда он идет, к кому и по какому поводу...
Шаланда сидел за своим столом и, уставившись в пыльное стекло, под
которым были выложены календари за последние несколько лет, телефоны
начальства, морга, странная девица, вырезанная из какого-то журнала -
видимо, чем-то тронула она сердце Шаланды, чем-то она его растревожила.
Отвлекаясь на секунду от своей опасной многотрудной деятельности, Шаланда