"Игорь Пронин. Мао: Душевная повесть" - читать интересную книгу автора

Игорь Пронин

Мао: Душевная повесть

Тем, кто мешает мне спать

Матрос немедля бежит к развалинам, бросая вызов смерти, чтобы
раздобыть денег, находит их, завладевает ими, напивается пьяным и,
проспавшись, покупает благосклонность первой попавшейся девицы,
встретившейся ему между разрушенных домов, среди умирающих и мертвых. Тут
Панглос потянул его за рукав.
- Друг мой, - сказал он ему, - это нехорошо, вы пренебрегаете
всемирным разумом, вы дурно проводите ваше время.
- Кровь и смерть! - отвечал тот. - Я матрос и родился в Батавии; я
четыре раза топтал распятие в четырех японских деревнях, так мне ли слушать
о твоем всемирном разуме!

Вольтер. "Кандид, иди Оптимизм"


1

Я не знаю точно ни дня, ни даже года своего рождения. Я знаю лишь, что
мать назвала меня Мао в честь советско-китайской дружбы. При этом она
поступила наперекор отцу, который хотел назвать меня Фиделем. Спасибо тебе,
мама, мне страшно представить, как бы я провел детство в России с таким
именем. Впрочем, мать наверняка поступила так, не заботясь обо мне, а желая
досадить отцу. Так или иначе, вскоре моя мать исчезла. Отец не мог толком
припомнить, когда и как это случилось. Иногда он рассказывал, что она
убежала с барабанщиком из ВИА, вспоминал со слезами, как бежал за поездом,
потрясая моим младенческим тельцем. В другой раз он проговаривался в пьяном
бреду, что застрелил обоих: и мать, и грузинского князя. А то и вовсе
говорил, что никакой матери у нас с сестрой никогда не было, что он нашел
нас на помойке и скоро вернет обратно - это если мы его не слушались. На
самом-то деле отец был (вряд ли он жив теперь) запойным пьяницей, и я
никогда не доверял его рассказам. Другое дело моя старшая сестра, Машенька.
Она мечтала тоже убежать с барабанщиком, постоянно вырезала из журналов
всякие фотографии и обклеивала ими подвалы, по которым мы скитались. А уж
когда ей удавалось напасть на след какого-нибудь оркестра, так она и вовсе
забрасывала проституцию и день-деньской околачивалась под окнами гостиниц.
Пока Маша была маленькой, отцу удавалось ее вразумить, но когда подросла, он
уже не мог с ней справиться, а я, напротив, еще не вырос... Да тут еще она
начала пить... Наголодались мы с папашей, ничего не скажешь.
Бить меня отец перестал как-то резко, сразу. Даже учителя в школе (а
отец настаивал, что я должен научиться писать) переполошились - что это ты
сегодня сам не свой и без синяков? Я страдал. У меня как будто отняли
что-то, я чувствовал, что былой близости с отцом уже больше не будет, он
боится меня. Так я перестал быть ребенком. А мужчиной стал на другой день,
выручили инстинкты. Какой-то парень, года на четыре младше, спускался
впереди меня по лестнице в школе. Я сам не понял, как ударил его ногой в