"Николай Прокудин. Гусарские страсти эпохи застоя " - читать интересную книгу автора

государства - по инвалидности... - десантник Дмитрий оголил ногу и
похлопал по протезу, чуть выше колена, - ...в триста "деревянных". О как!
Пятидесяти "баксов" и то не заслужил! Эх! Я вот в Штатах работал - по
контракту с галереей, встречался с ветеранами Вьетнама, вот кому уважуха!
- И на что существуешь?
- Работаю охранником на автостоянке. Там и рисую, по ночам. Ты не
подумай, брат, что ерунду какую-нибудь! Мои картины в Государственной Думе
выставлялись! Я в Америке хорошо продавался. В Голландии! У меня
замечательный голландский и чешский цикл. А какая серия фэнтэзи! Эх! Что мы
о чепухе! Выпьем, братцы, за возвращение не в "цинках"!
Выпили.
Сзади к скамейке нарочито подкрался еще один... Сидя спиной, не сразу
засекли. Он и схватил Никиту с Кирпичом за горло. Стал душить, причем
всерьез душить, причем не громко гогоча.
- Отстань, паразит! - прохрипел Кирпич. - Кто это?!
- Серега?! Ты, что ли? - Никита безуспешно пытался вывернуться.
Десантник-художник Дмитрий скорчил свирепую гримасу и замахнулся
тростью на подкравшегося "душегуба".
- Не тронь! Я свой! - упредил "душегуб". - Сейчас добью этих, и будем
вместе пить. Нам больше достанется!
Хрен тебе, душегуб, а не больше! Кирпич все же выкрутился из цепкого
удушающего захвата, принял стойку, коротко замахнулся - целя в челюсть!
Челюсти даже у суперпуперменов - "стеклянные". И... расхохотался Кирпич:
- Серега! Точно! Здорово, Большеногин! Привет, сволочь!
- Я ему сейчас эти его большие ноги обломаю! - грозно пошутил Никита.
-- Безногиным сделаю или Одноногиным!.. Извини, брат, - он поймал себя на
неловкости перед художником Дмитрием с протезом. - Безуховым сделаю! Будешь
как подстреленный моджахед!
- Но-но! Не тронь! Зашибу! - рыкнул "душегуб" отстраняясь и...
бросился обнимать друзей.
В его железных руках заскрипели кости даже у крупномасштабного Кирпича:
- Ну, ты! "Железная лапа"! Полегче! Я ж тебе не Маугли. Шею сомнешь, а
мне завтра работать!
- Откуда ты объявился, скотина? - по-мужски ласково спросил Никита. -
Десять лет ни гу-гу и, на тебе, нарисовался! Представляешь, Вовка, я ему
пишу письма, в гости зову, а он мне телеграмму присылает: "Спасибо, друг,
что помнишь, скоро напишу!" Проходит год, я вновь ему письмо, а он мне опять
телеграмму: "Никита! Рад твоему письму, спасибо, скоро напишу!" Я через
полгода опять царапаю весточку, зову на встречу ветеранов-однополчан, а в
мой адрес очередная благодарственная телеграмма. Ну тут у меня бумага
кончилась, да и ручка писать перестала.
- Никита! Прости засранца! Каюсь, виновен, больше не буду, исправлюсь!
- Врешь! Будешь и не исправишься! Знаю я тебя!
Обнялись, расцеловались. Тут же - по стопарю.
- Знакомьтесь, что ли! - Никита представил: - Дима-десантник, теперь
художник. А это Серж, мой бывший вечный подчиненный. Взводный, потом ротный.
Краса и гордость нашего мотострелкового полка! Граф, орденоносец, командир
лучшего взвода, но разгильдя-а-ай!
- Сам такой!
- И я сам такой, - охотно согласился Никита с Большеногиным. - Ты