"Сергей Прокопьев. Клизмой по профессионализму (Иронические рассказы и повесть) " - читать интересную книгу автора

хрустально-воздушный бальзам соснового бора, что за огородом произрастает, и
дыхание у Сани под стать. Разве у курильщика такое по утрам? У него с самого
ранья во рту как стая драных кошек переночевала. В груди горит, в горле
свербит... По мозгам бьет кувалдометром: "Курить! Курить!" И вот дрожащие
руки хватают гадость с фильтром или без оного...
И дым отравы встает над страной...
Тогда как ребенку дышится утром легко, вкусно...
С выдумкой работал над собой Саня, но и внутренние силы, ответственные
за никотин, не дремали. Начнет самоусовершенствоваться, а они гадость
подсунут. Нарисует Саня в мозгах утро в деревне, бабулин дом, наполненный
ласковым солнцем, не изгаженное табаком дыхание. И сопутствующую
действительность вообразит: бабуля за дощатой перегородкой возится у печки,
кот Рябчик запрыгнул на подоконник, а Саня наоборот - выпрыгивает из-под
одеяла. И не за сигаретой бежит, а на кухню, молоко парное пить. Целебное,
недавно из-под Пеструхи.
На столе, как обычно, кринка, стакан...
Наливает Саня, выпивает и, о Боже! Бес никотиновый подсунул ложку дегтя
в оздоровительную идиллию. Из стакана за пять минут до Саниного подъема,
выпросив у сердобольной бабули полфлакона "Тройного", опохмелился Рудольф
Клявин, сосед.
Как в детстве полоскало Саню от этого коктейля "Пеструха III"!.. Полдня
выворачивало наизнанку...
От таких воспоминаний бежит к туалетному санфаянсу растирать ни в чем
не повинную сигарету...
Курить подчас хотелось как из пушки. Уши пухли, глаза черте что
начинали выделывать. Вдруг резкость в них пропадет. И тогда - не понять,
кого обнять: где люди, где стены? Все двоится, троится, плывет и скачет. В
таком состоянии однажды не вписался дома в дверь спальни - армированное
стекло лбом, будто кувалдой, расколотил.
- Да кури ты, кури! - ругалась супруга. - У тебя скоро крыша поедет!
Саня держался, хотя "крыша" галлюцинировала. В автобусе сел девице на
колени. Она была в черных колготках. На Саню одурь нашла, показалось:
сиденье свободное, можно расслабиться. И плюхнулся. Хорошо, девица разбитная
попалась, не закатила скандальной истерики. Сбросила квартиранта: "Ты бы еще
на бюст взгромоздился!"
Бюст, кстати, был не меньше сиденья.
Даже ночью покой не снился. Наоборот, как-то сон привиделся - закурил.
В бане дяди Андрея. В той самой, в которой третьеклассником потерял
невинность, осквернившись папиросным бычком. И так сладко во сне затягивался
среди тазов и веников. Вдруг дядя заскакивает, с порога срывает с брюк
ремень и ну гонять по предбаннику, потом - по огороду. Вроде как Саня уже не
пацан. Но улепетывает. "Ты же, стервец, бросил!" - летит за ним по
картофельным рядам дядя. Саня, убегая, дымит, как паровоз, чтобы сигарета не
пропала у дяди под каблуком, если догонит. Ремень уже начинает свистеть над
ухом. Вот-вот жиганет по спине.
Видит Саня сон, и вдруг такое зло возьмет на себя любезного:
"Закурил-таки!" Последним негодяем себя чувствует. "Слабак! Баба
бесхребетная! Стервец!" Безжалостно истязается, но сигарету не бросает...
А дядя... У него брюки на колени съехали, кальсоны белым лебедем взмыли
над зеленой ботвой. И тут же, как от выстрела, рухнули вместе с хозяином в