"В.Прокофьев. Мирон и Черт и многие другие " - читать интересную книгу автора

хозяйка проговорилась, что их знакомый получает выгодное местечко в
жандармерии.
Василий Николаевич окончательно убедился, что медлить нельзя.
Узел с вещами и литературой получился солидный. Затянув его ремнями,
Соколов тихо выбрался во двор, потом через калитку на улицу. К вокзалу нужно
было идти направо. Но вряд ли там встретишь извозчиков.
Луна залила ярким светом дома, сугробы, деревья. Улица точно вымыта, и
только противоположный тротуар утонул в теш. Прошел квартал, другой -
извозчиков нет. Только со стороны тюрьмы, белеющей вдалеке, движется
навстречу темная тюремная карета.
Ноги приросли к панели. Карета медленно поворачивает, вот она
поравнялась с ним, поехала дальше. И в ногах появилось ощущение
необыкновенной резвости. Перепрыгнуть бы улицу, а там через забор...
Соколов старается идти медленно. Он ждет окрика...


ГЛАВА III

Да, занесла его судьба-злодейка в этот городок! Каменец-Подольском
называется. Не город, а мешок какой-то. Железной дороги нет. Одна - в
девяноста верстах, другая - в двадцати. Ни фабрик, ни крупной торговли.
Наверное, здесь все знают друг друга, и появление нового человека сразу
становится событием чуть ли не городского масштаба. Вот и поработай тут...
Пока добирался до вокзала, извозчик форменный допрос учинил. Хотел было
прямо на явку ехать, но из-за этого возницы пришлось в гостинице
остановиться.
Явка оказалась действующей. Хозяин явки обещал известить своего
человека, связанного с контрабандистами. Соколов решил обождать. Транспортов
около года уже не было. Кудрин, ими ведавший, провалился. Да и не мудрено. И
ему здесь долго не удержаться. Значит, медлить нельзя. Нужно пробраться во
Львов и переправить литературу. И, наверное, сразу же оставить этот город.
Хозяин явочной квартиры вернулся быстро и привел с собой какого-то
мужчину. Пока мужчина раздевался, Соколов, мельком взглянув на него, решил -
не новичок. Длинная каштановая борода, неторопливые движения. Повесив
пальто, он обернулся, несколько мгновений всматривался в Мирона, потом,
как-то по-бабьи всплеснув руками, бросился обниматься.
- Фу ты! Не узнал! Честное слово, не узнал! Володя, да ты ли это?
- Я, Василий Николаевич, собственной персоной. Но как я рад! Вы живы,
здоровы, свободны? Надолго ли в эту богом забытую дыру?
Володя Прозоровский забрасывал Соколова вопросами, тормошил, смеялся
неизвестно чему. Василий Николаевич наконец прервал этот поток излияний. Ему
тоже любопытно знать, как сложилась судьба его крестника. Володя сразу стал
какой-то скучный.
- Да это не так уж интересно. А вообще вы были правы тогда. Ой, как
правы! Нелегко мне пришлось. В Минске вывески устроился писать, да, видно,
ко двору не пришелся. Не получалась у меня благолепная мазня, а заказчикам -
трактирщикам, купцам - не нравилось то, что я рисовал. Души нет, русской
души, говорили они. Работал и маляром. День отмахаешь кистью, так потом лишь
бы до кровати добраться... Книги совсем забросил. Забыл, что такое театр.
Худо было. И если бы не Кудрин... Да, тот самый, что провалился здесь. Ведь