"Анатолий Игнатьевич Приставкин. Золотой палач (журнальный вариант)" - читать интересную книгу автора

беспокойся: он нужды знать не будет. Я буду работать день и ночь, чтобы у
него было все, все, что ему нужно. Разве я могу допустить, чтоб он был
голоден или не одет? Нет, у него будут и книжки и игрушки... Чтобы все, что
у других детей, то и у него. Чем же он хуже? Чем он виноват? Ну, а не в
силах буду работать, захвораю там, что ли... ну что ж, ну, я не постыжусь
для него... я буду просить милостыню. (Плачет.)
Муров: Ах, Люба, что ты, что ты!"
- Какая сволочь! - крикнул я.
- "Отрадина . ...Неужели ты предполагал, что я его брошу?"
- Но ведь бросила, да? - спросил я, утыкаясь губами в доски двери.
- Тебе про это прочесть? - спросила Катя.
- Не знаю... Нет. Сегодня не хочу.
- Ну тогда завтра.
- Подумаешь: игрушки, книжки... - прорезался Тишкин. Видать, незаметно
подошел и тоже, как и я, не выдержал, как они эту баланду травят. - А
милостыню вовсе и не стыдно просить. Я на рынке много раз просил.
- И я просил... А вот игрушек мне не дарили, - сказал я почему-то. - И
книжек...
- А Муров ваш жмот! - сердито добавил Тишкин. Голос его стал
отдаляться. - Заканчивайте, что ли!
- Сейчас, сейчас... - заторопилась Катя. И негромко добавила: - Но она
же еще любит этого... Мурова.
"Как ты своего ангелочка Яшку", - подумалось. Но я этого не сказал.
Спросил:
- Завтра придешь?
- Приду.
- С книжкой?
- Конечно.
- Я буду ждать.


Пять дней до...

На другой день я снова услышал голос Тишкина. И спросил его об одном
портретике, который у меня недавно уперли. Не сохранился ли чудом? Портретик
тот я обнаружил в книжке из больничного шкафа. Листал, листал и вдруг
увидел. Крошечный такой портретик одной дамы, а может, девушки, с гладкой
головкой, кокетливо склоненной влево. У нее был чуть великоватый рот,
который ее вовсе не портил, и живые, такие умные, понимающие глаза. Звали ее
Анной. Хотя я стал звать ее просто Аней. Даже Анютой. В книжке я прочитал,
что эта семнадцатилетняя Анна была женой старика генерала (вот не
повезло-то!), приехала погостить к своей тетке в усадьбу и там встретила
молодого Пушкина. В общем, они вместе поужинали и поехали в двух экипажах в
усадьбу поэта, недалеко. Но в дом не стали заходить, пошли гулять по парку.
Я живо тогда представил их встречу, как прогуливались они лунной ночью среди
вековых деревьев, корни которых росли поперек дорожки, и молодая красотка
Анна все время о них спотыкалась и громко смеялась. Потом они расстались, а
ночью поэт написал для нее стихи и, провожая утром в дальнюю дорогу, подарил
на память. А какой-то булыжник, о который он ночью здорово ушиб ногу, вот
смех-то, он поднял и положил себе на письменный стол на память.