"Юзеф Принцев. Там вдали, за рекой... (Повесть) [И]" - читать интересную книгу автора

- Сходил бы кто за Иваном Емельяновичем...
Ни на кого не глядя, Степан пошел к воротам. Санька заторопился за
ним, но Степан бросил ему через плечо: "Без тебя обойдутся!" - и Санька
отстал. Глаша сидела на козлах у сарайчика и плакала. Степан хотел тронуть
ее за плечо, поднял даже руку, но Глаша быстро обернулась и, в упор глядя
на Степана своими серыми глазищами, сказала:
- Избил человека и доволен, да? Силы много, ума не надо?
- Да я... - Степан даже задохнулся. - Из-за вас с Санькой... Из-за
тебя... А... Идите вы все!..
И, сунув руки глубоко в карманы залатанных штанов, загребая пыль
босыми ногами, пошел через двор...
Мать он встретил за пустырем.
- Куда, Степа? - спросила она устало.
- Надо!.. - отмахнулся Степан.
- На-ка, поешь. - Она отсыпала в ладонь Степана горсть подсолнухов и
вздохнула: - Вместо хлеба выдали... В город, что ли?
- А у нас что, деревня?
- Ты как с матерью разговариваешь? - Она часто задышала, прижала
ладонь к груди, впалые щеки покраснели. - Бьешься, бьешься... Ночами не
спишь...
- Один я, что ли, без работы? - угрюмо сказал Степан.
- Да не про это я... - уже виня себя, ответила она, помолчала и
спросила: - Что ж босиком-то? Сапоги бы надел.
- Жарко в сапогах, - мотнул головой Степан. - Ладно, пошел я...
И свернул на шоссе.
За переездом блестели рельсы узкоколейки, высились прокопченные стены
цехов, тянулась к небу заводская труба. Степану всегда казалось, что
завод, как великан, широко раскинув руки и ноги в краснокирпичной одежде,
лежит на земле, а во рту у него дымит огромная сигара.
Сигары он видел в витрине табачной лавки на Невском. Они лежали в
лакированной деревянной коробке - толстые, коричневые, с бумажным золотым
колечком, а на нем мелкими буковками написано: "Гавана". Степан думал, что
так, не по-русски, пишется слово "гавань", куда приходят корабли с этими
сигарами, но конторщик на заводе объяснил, что это город на далеком
острове где-то в океане. Сейчас витрина табачной лавки заколочена, хозяева
сбежали, может быть даже в эту самую Гавану, завод не дымит своей трубой,
рабочие кто на фронте, кто в продотрядах по деревням, а те, что остались,
простаивают на бирже труда, мастерят зажигалки, меняют их на жмых у
заезжих крестьян, а он, Степка Барабаш, подмастерье токаря, член Союза
рабочей молодежи, отсиживается на крыше у дурацкой какой-то кособокой
голубятни, стреляет покурить да ест, когда дадут. Люмпен!
Степан плюнул в канаву с застоявшейся, покрытой мазутными пятнами
водой и, пройдя под высокой аркой с чугунными конями, зашагал по мощенному
булыжником проспекту.
Болтался на железной пике полуоторванный золоченый крендель над
закрытой булочной. У керосиновой лавки стояла понурая очередь. На спинах и
рукавах мелом были написаны номера. За пыльными окнами трактира с
облупленной вывеской "Не рыдай" подозрительные личности в офицерских
френчах со споротыми погонами наливали какую-то бурую жидкость из пузатых
чайников в граненые стаканы. Выпив, они морщились и быстро что-то жевали.