"Кристофер Прист. Разрядка" - читать интересную книгу автора

ее и постель в ослепительном фокусе сияющего белого света.
Этот вид заморозил меня. То, что я видел, было невозможно. Я уставился
на нее, не веря себе.
Она улеглась в живую картину, которая была идентична, не просто похожа,
а идентична той, что я прежде видел в воображении.
Картина была оттуда, где находился единственный фрагмент моего
прошлого: я вспомнил первый день, когда я оказался в полутьме подвала
галереи Джетры. Я прижимал свои дрожащие пальцы подростка, свои ладони, свой
вспотевший лоб много раз к одной из наиболее печально известных
тактилистских работ Акиццоне: "Сте-Августина Абонданаи".
(Я вспомнил название! Как?)
Эта женщина была Сте-Августиной. Репродукция, которую она представляла,
была превосходной. Не только она была точной репликой, но так же и сделанное
ею расположение простыней и подушек - складки сатина в резком свете сияли в
точности, как на картине. Длинная блестящая полоска испарины, проходящая меж
ее обнаженных грудей, была одной из моих самых сладострастных воображаемых
картин.
Я был так поражен этой находкой, что на мгновение забыл, почему я
нахожусь здесь. Многое немедленно и однозначно стало мне ясно: что она, к
примеру, не та молодая женщина, которую я видел снимающей порванную майку,
не была она ни одной из тощих женщин в радионаушниках, что поймали меня на
танцплощадке. Она была более зрелой, чем худая девушка в майке, и на мой
взгляд во много раз красивее, чем все остальные. Но самым смущающем была та
тщательно подготовленная поза, в которой она развалилась на гладких
простынях постели, - сознательная ссылка на воображаемую картину, которую
только я и мог видеть. Это была связь, которую я не мог объяснить, и от
которой не мог отвязаться. Ее поза - это просто совпадение? Или они каким-то
образом читают мои мысли?
Храм снов, сказала девушка. Это невозможно!
А точно ли невозможно?
Безумием было думать, что все это подстроено. Однако сходство с
картиной, все подробности которой были четко запечатлены в моем сознании,
было замечательным. Но даже так, настоящая цель женщины была ясна. Она все
еще оставалась шлюхой.
Я пялился на нее в молчании, пытаясь сообразить, что же мне об этом
думать.
Тогда, не открывая глаз, шлюха сказала: "Если ты стоишь тут только
чтобы глазеть, то тебе надо уйти."
"Я... я ищу здесь..." Она ничего не сказала, поэтому я добавил: "...
молодую женщину, вроде вас..."
"Бери меня, или проваливай. Я не для того, чтобы смотреть или пялиться.
Я здесь, чтобы ты меня насиловал."
Насколько я видел, она не сменила позу, говоря со мной. Даже губы едва
шевелились.
Я смотрел на нее еще несколько секунд, думая, что вот оно место и вот
оно время, когда мои фантазии и моя реальная жизнь могут пересечься, но в
конце концов я пошел прочь от нее. Я, по правде говоря, испугался ее. Я едва
только вышел из подросткового возраста и был совершенно неопытен в сексе.
Хотя дело было и не только в этом: в одно неожиданное мгновение мне
предстала во плоти одна из искусительниц Акиццоне.