"Владимир Сергеевич Прибытков. Тверской гость " - читать интересную книгу автора

уже видел. Со второй, которой так восхищался генуэзец, на него посмотрело
нежное, улыбающееся лицо Олены...

Могилу Иванке рыли на бугре, каких немало уходило здесь от Волги в
Астраханскую степь. Земля была плотна, поддавалась с трудом. Приходилось
поначалу рыхлить ее корягами. Яма углублялась медленно. Микешин дернул
Афанасия за рукав:
- Побыстрей бы, ребята! Уйдут шемаханцы одни, куда мы тогда сунемся?
Афанасий промолчал, продолжая рыть. А Серега Копылов не выдержал,
сорвался:
- Что ж, воронью на расклев товарища кинуть?
Микешин задергался, зашипел, брызжа слюной:
- О вас пекусь!
Уже совсем рассвело. С вершины бугра в сумеречном, призрачном свете
виднелись неясные очертания ближнего берега, темные купы ветел, серая степь
и неподвижные группки людей у подножия бугра.
Незаметно приблизились другие купцы. Матвей Рябов отодвинул Копылова:
- Ты устал. Да-кось я.
Никитина сменил шемаханец Юсуф. Он протянул руку, и Афанасий молча
отдал ему корягу.
Никитин спустился с бугра: хотелось нарезать для могилки дерна. Ему
удалось найти местечко с плотной, частой травой. Попробовал ковырять дерн
пальцами, потом палкой - ничего не получилось. Он разогнул спину. По груди
стукнул крест. Никитин машинально тронул его, поправил. Крест у него был
большой, медный. Постоял неподвижно, потом, сжав губы, стянул крест через
голову, встал на колени. Медь резала дери хорошо.
Ивана осторожно опустили в могилу. Сложили ему руки на груди.
- Сыпьте! - приказал Афанасий.
- И крест не из чего сделать! - вздохнул Матвей Рябов.
Афанасий спустился к Волге, вымыл черные от земли руки, ополоснул лицо,
лег на берег и долго пил холодную бодрящую воду.
- Что делать-то будем? - услышал он голос Копылова.
Солнце вставало. Волга играла под его лучами, дробилась на десятки
рукавчиков, петляла между островками, поросшими камышом и кустарниками.
- Пойду с Хасан-беком говорить ..
Посол ширваншаха пребывал в унынии. Под левым глазом его расплылся
желто-синий кровоподтек, одежда была порвана.
- Что делать теперь? - обратился к нему Никитин.
Хасан-бек поднял было толстое, горбоносое лицо, опять опустил, хмуро
уставился на свои босые ноги: сафьяновые расшитые сапоги, дар Ивана
Третьего, стащили татары.
- Вы чего же смотрите? - сурово спросил Никитин окружавших посла
шемаханцев. - Сапог, что ль, не нашли для боярина своего?
Те заговорили наперебой: у посла-де нога велика очень, ничья обувь не
годится.
Никитин вздохнул, разулся, протянул послу свои сапоги:
- Может, впору будут? Надевай.
Сапоги пришлись впору. Хасан-бек изобразил на разбитом лице подобие
улыбки.
- Благодарю тебя. Я думаю - надо плыть. Садись, думать вместе будем,