"Владимир Сергеевич Прибытков. Тверской гость " - читать интересную книгу автора

- А это как бог даст. Долго-то с вами не ужиться, сам знаешь. Пакости
не люблю.
- Тьфу! - плюнул Кашин. - Накажет тебя господь, Афанасий, когда-нибудь.
До сей поры старших уважать не выучился, а на язык хуже прежнего стал.
- Спасибо добрым людям - наставили... Там, в церкви, Копылова не видел?
- А ты б зашел в храм-то, перекрестил бы лоб да сам и глянул.
И Василий Кашин пошел прочь, сердито махнув рукой и разбрызгивая талый,
перемешанный с грязью снег.
Слышали этот разговор дотошная посадская баба-богомолка, николинский
пономарь, собравшийся после службы к знакомой просвирне, да какой-то мелкий
лабазник, от нечего делать считавший ворон на коньке дальних княжеских
хором.
Слышали, и дня не прошло, как поползли по извилистым тверским улочкам,
от завалинки к завалинке, слухи, что пришел из чужих краев гость Афонька
Никитин, ходит нищий, чуть не с сумой, с купеческой старшиной ругается,
церковного старосту богатея Кашина облаял. А все от большого ума, от книг...
Но не прошло двух месяцев - ахнули. Стало известно, что тот же Василий
Кашин товары Никитину в долг дает, куда-то его с товарищами ладит.
Поговаривали, будто даже Олену - свою дочь, первую на посаде невесту, обещал
Кашин за Никитина выдать.
Спервоначала сомневались: к Олене вроде богачи Барыковы сватались. Но
как увидели, что Афанасий на берегу с мастеровыми новую ладью строит, а
Кашин тут же суетится, сразу уверовали: свадьбе быть. Пономаря и
богомолку-бабу огласили пустобрехами, устыдили: слышали-де звон, да откуда
он? Неладно людей срамить походя. Не по-христиански сие, не по-божески.
Но толком все же никто ничего не знал. Впрочем, к тому времени другой
интерес появился: давно кто-то порчу на скот в слободах насылал, а кто -
угадать не могли. Но тут парни ночью возле брода на Тверце вороную лошадь
поймали. Чья? Откуда? Поглядели - не кована. Ага! Парни ее и подкуй, да и
отпусти. Глядь, на другое утро в рыбной слободе старая Козячиха, одинокая
вдова, занемогла. Вот оно! Стучать - не открывает. Шалишь! Подсмотрели, а
Козячиха клещами уже со второй ноги подкову стягивает. Морщится, ведьма!
Утопили Козячиху. Очень страшно было. Просто жутко.
До Никитина ли тут людям? Поважнее вещи на белом свете есть...
Меж тем лето разошлось вовсю. Еще в июне пересохли луговые ручьи, сухо
заскрипели на мочажинах и болотцах желтые травы. Ушла на дальние лесные
озера утка, забились в непролазную чащобу глухарь и тетерев, ревела скотина,
которую не спасали от овода обмелевшие речонки. Мужики обходили поля с
иконами, попы кропили чахнущие посевы святой водой, но бог не внимал
молитвам. Весь июль палило по-прежнему. Земля растрескалась. По ночам,
словно дразня, где-то далеко вскидывались зарницы, напоминая о молниях,
громе, дожде, но дождей не было. В Новгороде и Пскове начался мор. После
двух неурожайных лет северной Руси опять грозил голод.
Как грибы-поганки, повылезали из темных щелей убогие нищие, кликуши,
юродивые, зашептали и заголосили о божьей каре, снова вспомнили о конце мира
и страшном суде.
На Москве изловили страхолюдного юродивого Парамона, поносившего
великого князя Ивана Третьего за неверие. Стали копаться и разыскали, что
Парамон якшался с новгородскими купцами. Юродивого посадили на цепь, купцов
схватить не удалось.