"Лев Правдин. На всю дальнейшую жизнь" - читать интересную книгу автора

- Отвык ты, Ромка, от нашего обихода. И все перезабыл. Это же на
неделю, не больше, такая гулянка. Поревет, поиграет и притихнет. Разве что
летом после хорошего дождя, но и то на час-два. А мосту на этом месте не
устоять. Сорвет.
Они свернули вправо и поехали по отлогому склону к притихшей в темной
тишине березовой роще. Это место так и называется - Березовая ростоша. А
чуть повыше, на холме, среди чисто и призрачно белеющих стволов возвышался
обелиск - братская могила сельских активистов, расстрелянных белогвардейцами
в девятнадцатом году.
У подножия холма, поросшего прошлогодней побуревшей травой, сошли с
коней и, привязав их к березам, начали подниматься к обелиску.
- Батьку твоего проведаем и всех наших товарищей, - так обычно и просто
проговорил Крутилин, будто и в самом деле по пути завернули к добрым своим
приятелям. Посидят, поговорят, выпьют, может быть, и поедут дальше по своим
делам.
Здесь, на вершине холма, было светлее оттого, что березы расступились и
выстроились вокруг обелиска, сложенного из какого-то красноватого камня.
Железная звезда, выкованная в колхозной кузнице, может быть, из старого
лемеха, венчала обелиск. Железная звезда, слегка тронутая по краям
желтоватой ржавчиной.
Раньше, как припомнилось Боеву, обелиск был деревянный, крашеный, и
звезда тоже деревянная, только железный лист, на котором на вечную память
записаны имена погибших, остался старый. Их было десять, а сейчас оказалось
одиннадцать. Кто этот одиннадцатый - в темноте не прочтешь.
- Коля Марочкин, - сказал Крутилин. - Светлой памяти человек. Здесь же
его и убили.
Коля Марочкин - избач. Заведующий избой-читальней и первый просветитель
на селе. Темно в тридцатые годы жили степные деревни и села. В долгие
осенние и зимние вечера собирались мужики у какого-нибудь бобыля или просто
в овине и при свете коптилки играли в подкидного дурака или "в носы".
Коптилка воняла старым бараньим жиром, от махорочного дыма не продохнуть,
мужики беззлобно матерились, шлепая засаленными картами по носу
проигравшего.
Картины знакомые - насмотрелся на них Роман во время своих бесконечных
командировок.
- Коля Марочкин, - проговорил Роман. - Не помню я такого в нашем краю.
- Ты и не можешь помнить. Он приезжий. ВОЛАГИТ его к нам прислал, как
организатора избы-читальни. Читальню он организовал да так у нас и остался.
Годами он - тебе ровесник. Первый комсомолец в селе, веселый человек,
артельный. Народ его любил. Под избу-читальню у нас лучший дом определен,
самый большой, да и тот был тесен.
И это тоже очень хорошо знает Роман, до того хорошо, что даже сейчас
ему показалось, будто он видит освещенные окна избы-читальни, единственные
во всем селе, до полуночи не гаснущие. Керосина-то почти пи у кого нет, и K
ля Марочкин, возвращаясь из волостного агитационного пункта, вместе с пачкой
газет и брошюр бережно несет и жестяной бидончик керосина.
"Керосин... - думал Боев. - Жаль, что не умею стихами, поэму написал бы
про маячный свет лампы в окнах читальни, про агитационную силу керосина".
Сказал Крутилину, тот посоветовал:
- А ты напиши, как умеешь. Немного времени спустя будущее население,