"Лев Правдин. Область личного счастья. Книга 1" - читать интересную книгу авторараздеваясь, увидел картину домашнего теплого уюта: слегка пахло влажным с
мороза бельем, в столовой шумели мальчики, играя, кажется, в войну. По крайней мере, младший самозабвенно кричал: "Сдавайся!", на что старший отвечал: "Я вот тебе сдамся". - Для них и война - повод для игры, - тихо сказал Виталий Осипович. Валентина Анисимовна возразила: - Ну, не совсем. Они в школе и на улице очень верно говорят о войне. А если и играют, то всегда стремятся только к одному: разбить врага. Это им всегда удается. Ненавидят они войну. Кончится война, в другое играть станут. Разглаживая штанишки с продранными коленями, добавила: - Опять разодрал. Это Михаил. Он всегда разведчика изображает. Часть вторая ВАСИЛЬКИ Три ночи, три своих дежурства Женя ждала. Чего - и сама не знала. Но ждала, ждала... Никогда не бывало, чтобы, отправляясь в диспетчерскую, и тем более на ночное дежурство, надевали девушки свои лучшие платья. А она наряжалась, как на бал. При этом повторяла все одну и ту же строку стихов: - "На севере диком стоит одиноко". А он все не шел и не шел. Ох, до чего же одиноко на севере диком! Нет, это не сосна, а она одинокая. Женя Ерошенко, разнесчастная росомаха. - Да что ты, Женька, ну как будто на свидание собираешься? - ехидно Бурно вздохнув, Женя гневно вскидывала на Крошку глаза. - Ф-фу! Замолчи, Крошка. Какое тебе дело? Да, она надевала лучшие платья и жалела, что невозможно показать свою ножку в хорошей обуви. Да, она повторяла стихи, одну только фразу, как попугай. Да, она любила Корнева и отправлялась в черную тайгу, в свою будку, как на свидание. Но свидание так и не состоялось. Первые две ночи ее развлекал Гольденко. Он тогда еще ожидал от нового начальника всяческих благ, хотя никаких причин для этого не было. И Женя знала - врет Гольденко, но слушала, слушала, замирая от тихого восторга, потому что говорили о нем. Она сидела нарядная, влюбленная, улыбаясь румяными, похожими на лепестки роз губами. Когда звонил телефон, она отвечала таким певучим, нежным голосом, что даже Крошка пожалела ее: - Женька, у тебя, может быть, живот болит? Ты скажи. Когда тридцатку задерживали у пятой диспетчерской встречные лесовозы, Мишка Баринов заходил к ней. Он садился против влюбленной росомахи. На чумазом от газовой копоти лице его мрачно горели бешеные глаза. Он молчал, зная, что бесполезны сейчас слова. А она, далекая от него и от всего окружающего, просто не замечала его отчаянных переживаний. Тем более, что он ничего не говорил. Сидел и молчал. Но однажды, не выдержав, он хрипло спросил: - Все ждешь? Она, прикрыв белыми веками неспокойные глаза, вскинула голову: |
|
|