"Лев Правдин. Область личного счастья. Книга 1" - читать интересную книгу автора

раздеваясь, увидел картину домашнего теплого уюта: слегка пахло влажным с
мороза бельем, в столовой шумели мальчики, играя, кажется, в войну. По
крайней мере, младший самозабвенно кричал: "Сдавайся!", на что старший
отвечал: "Я вот тебе сдамся".
- Для них и война - повод для игры, - тихо сказал Виталий Осипович.
Валентина Анисимовна возразила:
- Ну, не совсем. Они в школе и на улице очень верно говорят о войне. А
если и играют, то всегда стремятся только к одному: разбить врага. Это им
всегда удается. Ненавидят они войну. Кончится война, в другое играть станут.
Разглаживая штанишки с продранными коленями, добавила:
- Опять разодрал. Это Михаил. Он всегда разведчика изображает.

Часть вторая

ВАСИЛЬКИ

Три ночи, три своих дежурства Женя ждала. Чего - и сама не знала. Но
ждала, ждала... Никогда не бывало, чтобы, отправляясь в диспетчерскую, и тем
более на ночное дежурство, надевали девушки свои лучшие платья. А она
наряжалась, как на бал. При этом повторяла все одну и ту же строку стихов:
- "На севере диком стоит одиноко".
А он все не шел и не шел.
Ох, до чего же одиноко на севере диком! Нет, это не сосна, а она
одинокая. Женя Ерошенко, разнесчастная росомаха.
- Да что ты, Женька, ну как будто на свидание собираешься? - ехидно
спрашивала Крошка.
Бурно вздохнув, Женя гневно вскидывала на Крошку глаза.
- Ф-фу! Замолчи, Крошка. Какое тебе дело?
Да, она надевала лучшие платья и жалела, что невозможно показать свою
ножку в хорошей обуви. Да, она повторяла стихи, одну только фразу, как
попугай. Да, она любила Корнева и отправлялась в черную тайгу, в свою будку,
как на свидание. Но свидание так и не состоялось.
Первые две ночи ее развлекал Гольденко. Он тогда еще ожидал от нового
начальника всяческих благ, хотя никаких причин для этого не было. И Женя
знала - врет Гольденко, но слушала, слушала, замирая от тихого восторга,
потому что говорили о нем.
Она сидела нарядная, влюбленная, улыбаясь румяными, похожими на
лепестки роз губами.
Когда звонил телефон, она отвечала таким певучим, нежным голосом, что
даже Крошка пожалела ее:
- Женька, у тебя, может быть, живот болит? Ты скажи.
Когда тридцатку задерживали у пятой диспетчерской встречные лесовозы,
Мишка Баринов заходил к ней. Он садился против влюбленной росомахи. На
чумазом от газовой копоти лице его мрачно горели бешеные глаза.
Он молчал, зная, что бесполезны сейчас слова. А она, далекая от него и
от всего окружающего, просто не замечала его отчаянных переживаний. Тем
более, что он ничего не говорил. Сидел и молчал. Но однажды, не выдержав, он
хрипло спросил:
- Все ждешь?
Она, прикрыв белыми веками неспокойные глаза, вскинула голову: