"Лев Правдин. Область личного счастья. Книга 1" - читать интересную книгу автора

живем и уезжать не собираемся. Ты посмотри: птица в теплые края улетает, а
детей выводить сюда возвращается.
- Это птица, А человек?
- А человек тоже гнездо свое любит. Вот и надо создать ему здесь дом,
его родное место. Пусть он тут живет, женится, детей заводит. Пусть он всей
душой здесь будет. На севере, в тайге. Лесов у нас на сто лет хватит. Не
успеешь в одном месте вырубить, а он уже растет, поднимается. Работы по
горло. Заводы ставить надо. Чего только из древесины не добудешь: бумага,
пластмасса, лаки, дрожжи, спирт, сахар.
Корнев слушал сначала с удивлением: вот ведь как разговорился зверь
лесной. Вот он о чем молчит. А ведь он прав. Не все уедут отсюда. Многие
найдут здесь себя, свое счастье, свое призвание. У каждого свое. Он прав,
этот суровый хозяин тайги.
- Это твоя синяя птица, - чуть растроганно улыбнулся Корнев.
- Какая это синяя птица? - насторожился Дудник.
- Сказка есть такая. Птица эта - мечта человека, счастье.
- Сказка? Пусть будет сказка. Я вот видел ботинки из пластмассы, а
пластмасса из сосны. Здесь этих сказок на каждую сосну по сказке.
Он прав, возможностей много. У Ивана Петровича зоркий глаз. Он видит
далеко. Он не заблудится в тайге.
- Ну, размечтались! - улыбнулась Валентина Анисимовна. - А для меня нет
лучше Рязани.
- А сама здесь живешь.
- Так я же с тобой, залетко мой.
- Ну вот то-то же. Со мной и в лесу жить можно.
Но такие разговоры случались не часто. И Корневу, и Дуднику редко
удавалось выкроить вечер для беседы по душам. Особенно Корневу. Ему много
надо было узнать, войти в тонкости дела, и все это - как можно скорее.
Виталий Осипович спешил. Он был уверен, что должны быть какие-то пути для
улучшения работы всего лесоучастка. А пока все было почти так же, как и в
дни его юности, когда еще он работал лесорубом.
- Дрын да веревка, волокуша да покат - вот и вся наша техника, -
сказала Корневу девушка-трелевщица.
Она остановилась, чтобы поправить сбрую на своей мохнатой малорослой
лошади. Положив рукавицы на взмокший лошадиный круп, от которого поднимался
легкий парок, она связывала веревочные вожжи. Ее одежда, валенки и даже
выбившиеся из-под клетчатой шали волосы были в снегу. Легкая поземка
крутилась по всей вырубке.
Лошади были впряжены в волокушу, древнее изобретение лесных мужиков.
Волокушей выволакивались бревна с места порубки к дороге, где их наваливали
на лесовозные сани и доставляли к нижнему складу, и уже отсюда, на
лесовозных машинах, вывозили на завод или к вагонам на погрузку.
И каждый раз тяжеленные бревна приходилось передвигать с помощью дрына,
привязывать веревкой, поднимать на машину по затертым до блеска покатам. И
все это требовало только силы, силы и сноровки.
Девушка подышала на пальцы, согревая их своим дыханием, и, обернув к
Виталию Осиповичу свое покрасневшее на морозе, обветренное лицо, громко,
словно требовала ответа от всего мира, спросила:
- Да когда же кончится жизнь эта проклятая?
- Ну, заплакала, - сурово ответил Виталий Осипович. - На войне,