"Лев Правдин. Область личного счастья. Книга 1" - читать интересную книгу автора

резьба сорвана. А мотором утром займемся. Сам не лезь...
- А почему мотор до утра? - заносчиво спросил Гриша. - Не доверяете,
значит? Да?
Петров усмехнулся, но тут же спрятал улыбку и со всей строгостью
приказал:
- Я сказал, мотор - до утра. А тебе с фильтрами дела хватит.
И вышел из гаража, плотно прикрыв обледеневшую дверь.
Дорога мутно белела в темноте. Трепетные вспышки северного сияния почти
не проникали в это ущелье, высеченное в черном массиве тайги.
Он шел по лежневке и ни о чем не думал. Его просто тянуло к тому месту,
к тому повороту, где стояли по сторонам дороги две гигантские ели. С их
могучих лап свешивались седые косматые пряди. Петрова всегда, как только
оставался он наедине со своими мыслями, тянуло к этому месту. Сюда ходил он
с Дашей, когда она еще не была его женой.
Она говорила: "Вот наши елочки". Она вообще умела говорить ласковые,
веселые слова и даже в письмах спрашивала: "Наши елочки живут еще? Ну и мы
будем жить. Мы их моложе лет на двести. Верно?"
Это верно, Даша, но вот я живу. А ты? Нет, об этом лучше не думать.
Лучше вспомнить, как незабываемо хорошо было здесь гулять с ней в далекие
мирные времена белыми летними ночами или зимой, когда стояла такая тишина,
что слышен был даже стук сердца, когда зеленые отблески северного сияния
освещали ее щеки и зажигали серые глаза снежными мерцающими искрами.
Петров помнит и никогда не забудет этих ночей, этих столетних елей.
"Наши елочки".
Родные, самые родные места, на всей земле. Здесь он родился, вырос,
полюбил таежную девушку, женился, отсюда она проводила его на фронт. А пока
он воевал, она успела окончить курсы медсестер и уехать на фронт в
санитарном поезде. В письмах ее он читал: "Пойми, я иначе не могла".
Она иначе не могла. Он это понял.
Она писала ему - работает в полевом госпитале. Он знал, что это значит.
Его самого вытащила из-под вражеского огня какая-то девушка, даже имя
которой он не узнал. Вот так и Даша. Она была сильная, отважная женщина,
настоящая дочь тайги. Была. Да...
Была. И вот невозможно на этом месте, у "наших елочек", в морозный
вечер не вспомнить о ней.
Из внутреннего кармана ватника он достал потертый бумажник - там
хранилась фотография жены. Он смотрел на ее широкое лицо, на девичью косу,
перекинутую через плечо, на глубокие, под крутыми дугами бровей, глаза.
Мерцающие отблески сияния пробежали по глянцу фотографии, казалось, глаза
жены вспыхнули зелеными искрами.
Он вздохнул. Спрятал бумажник далеко в карман, там ему и место, подле
сердца, подальше от глаз людских. Его тоска никого не касается. Это его
тоска, его горе, и он сам должен нести их.
Бумажник в кармане, плотно застегнут ватник. Все как и должно быть.
Пойдем обратно в поселок, в кабинет директора - там ждет дело.
Бледный свет брызнул на дорогу. Комья растоптанного тяжелыми машинами
снега засверкали голубыми огнями, отбрасывая длинные кинжальные тени.
Послышался рокот мотора. Приближалась лесовозная машина. Заговорило эхо в
звонких соснах. Ожила тайга.
В невеселые мысли Петрова торжествующе вторглась жизнь. Горячая и