"Ричард Пратер. Проснуться живым" - читать интересную книгу автора

Правда, за исключением Фестуса Лемминга, чей голос звучал громче всех
и кто свирепо проклинал секс во всех позах и нюансах, в одежде и без оной,
ссылаясь на авторитет Библии, никто публично не призывал без лишних
отлагательств забить Эммануэля Бруно камнями до смерти.
Отдельные голоса в общем хоре уделяли не меньшее внимание, чем сексу,
самому Бруно и созданному им эровиту. Все сошлись на том, что каждый атом
зловредного зелья следует уничтожить, однако что касается Бруно, то они,
будучи добрыми христианами, не могут полностью согласиться с предложением
Лемминга. Конечно, с Бруно было необходимо что-то делать, но людские умы
были не в состоянии придумать ничего достаточно ужасного, предоставив
действовать Богу.
Священники, пасторы, проповедники, попы всех мастей голосили с тысяч
церковных кафедр и подиумов, вначале каждый сам по себе, потом единым
оглушительным хором. Церковь заговорила громовым голосом и, как обычно,
сказала "нет!".
В предельно сжатом виде смысл проповедей сводился к следующему: коль
скоро секс в любом случае является весьма сомнительной добродетелью, а его
безудержный разгул просто очень плох, значит, эровит, ведущий к такому
разгулу, столь же плох, а Эммануэля Бруно, следует предать анафеме.
В последние четыре или пять недель, помимо всеобщего шума из-за
эровита, два имени склонялись на все лады, возможно, в большей степени,
чем любая другая пара имен в аналогичный промежуток времени за всю историю
человечества. Первым, разумеется, было имя Эммануэля Бруно. Вторым - имя
его главного оппонента, ныне наиглавнейшего представителя Бога и его
ангелов - Фестуса Лемминга, но к Фестусу мы вернемся позже.
Еще несколько секунд я стоял перед аквариумами, наблюдая за гуппи,
вовсю проявлявшими низменные стороны своей натуры, потом вернулся к
коричневому дивану и посмотрел на Друзиллу.
- Значит, Эммануэль Бруно? - произнес я.


Глава 3


В десять пятнадцать вечера я надел туфли - телевизор я смотрел в
носках канареечного цвета, желтых же слаксах и белой тенниске - и нацепил
полностью заряженный кольт 38-го калибра. Прихватив кашемировый жакет под
цвет носков и слаксов, я вышел из спальни в гостиную, чувствуя себя одетым
для наблюдения за теннисным матчем, но, возможно, не для того, чем я
собирался заняться. Я говорю "возможно", так как все еще не имел ни
малейшего представления о том, что мне предстояло.
В течение двух-трех минут, проведенных в спальне, я продолжал
задавать Дру вопросы, искренне сожалея, что она при этом остается в
гостиной, и узнал дополнительные подробности не только об эровите, но и о
событиях, непосредственно предшествовавших ее появлению у моей двери.
Дру жила в квартире на Уинчестер-Армс в Лос-Анджелесе, а ее отец - в
Монтерей-Парке, неподалеку от города. Часть вечера она провела с отцом у
него дома. Перед заходом солнца ему позвонил мистер Стрэнг, и он вскоре
ушел повидаться с ним. Дру поехала к себе, а час спустя посыльный принес
ей записку, которую она показала мне. К тому времени, как Дру прочитала