"Собиратель чемоданов" - читать интересную книгу автора (Ляшенко Ольга Валентиновна)Книга I. Собиратель чемоданов1. Кто же стремится к ясности, тому надлежит избегать определений и прочих операций с понятиями, и употреблять слова как они есть, в их первоначальных значениях, приданных им заранее, а вместо рассуждений и выводов лучше использовать больше примеров. Например, если говорить о Сомнительно, чтобы кто-то из этих писателей пытался рассуждать таким образом. И это только то, что касается безусловно вредных занятий. Что уж говорить о просто бесполезных? Вот пример бесполезного занятия: спорить о том, где лучше — внутри или снаружи. Казалось бы, что об этом спорить? Ведь это извечный спор, он ведется чуть ли не с сотворения мира, ну уж, по крайней мере, с того момента, как появились соответствующие понятия. Те, кого тянет наружу, утверждают, что там, якобы, больше свободы, это их излюбленный довод. А те, кого тянет внутрь, отвечают, что свобода — это совсем не то, что бегать по Поверхности и кричать: «О-го-го!».[1] Следовательно, внутри свободы больше. И действительно, опыт показывает, что у себя дома, за закрытыми дверями, без лишних свидетелей, каждый волен делать все, что ему только вздумается. И воспрепятствовать этому в большинстве случаев невозможно, что, собственно, и есть свобода. Например, некоторые затейники под видом текущего ремонта ухитряются произвести полную перепланировку своей квартиры, вплоть до удаления капитальных стен и несущих конструкций, так что соседи узнают об этом в самую последнюю очередь, когда уже ничего не попишешь. Еще одна категория — это, так сказать, «любители природы», которые прямо у себя дома, чуть ли не под кроватью, разводят птиц, животных, рыб, гадов, грызунов и насекомых. А один человек, занимая единственную и притом довольно тесную комнату, можно сказать, каморку, умудрился собрать в ней несчетное множество чемоданов.[2] Еще в самом начале, когда чемоданов было мало, этот человек, заботясь об их целости и сохранности, постарался поставить дело так, чтобы никто кроме него самого не имел к ним ни малейшего доступа, после чего тут же успокоился и перестал вести учет, почему и не имел даже отдаленного представления о размерах свой коллекции. Однако из этого не следует, что он Таким образом, этот человек Из сказанного вытекает, что все чемоданы у него были Действительно, чемоданы имели сходство только в своих родовых свойствах, то есть в том, что все они являлись — цвет; — высота, ширина и глубина; — степень пузатости; — шершавость или гладкость поверхности; — потертость или новизна; — тембр, высота и сила скрипа; — наличие или отсутствие чехлов, ремней, карманов, тайных отделений, и пр., - заметно различались. Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что различий между чемоданами было значительно больше, чем самих чемоданов. И понятно, что для человека, досконально знавшего все эти различия, распознавать сами чемоданы уже не составляло никакого труда. Вот почему и не было необходимости в нумерации. Однако это отнюдь не означает, что среди чемоданов царил хаос, что они были разложены случайным образом, где придется, или же свалены беспорядочной грудой посреди комнаты. В этом случае они бы просто в ней не поместились. На самом деле множество чемоданов было вполне упорядоченным и представляло собой отнюдь не кучу, не груду и не какое-то хаотическое скопление, а, как уже было сказано, Коллекционер дошел до этого не сразу, а на определенном этапе коллекционирования, когда увидел, что ему скоро некуда будет деваться со своей коллекцией. Тогда он начал упорно размышлять и вскоре обнаружил, что между чемоданами существует отношение вложимости. Это открытие позволило ему легко упорядочить коллекцию, так что вся она поместилась в одном чемодане, правда самом большом, но зато и самом красивом, из кожи белого крокодила, с инкрустациями из его же собственных зубов. А в комнате осталось достаточно свободного места для проживания самого коллекционера и размещения его личных вещей, а именно приспособлений, инструментов, материалов и веществ, необходимых для ухода за чемоданами и содержания коллекции в надлежащем виде. 2. Он вел тихую, уединенную жизнь, избегая шумных сборищ и дорогостоящих развлечений. Чемоданы были его единственной страстью, им одним он посвящал все свободное время, на них расходовал все средства. Любимым его занятием было отпирать замки, развязывать завязки, расстегивать застежки, кнопки, пуговицы, пряжки и крючки на чемоданах. Он проделывал это с ними дважды в день, утром и вечером, на что каждый раз у него уходило не менее двух часов: час на то, чтобы открыть все чемоданы, и еще час на то, чтобы снова их все закрыть. Но, учитывая, что разнообразие замков на чемоданах едва ли не превосходило разнообразие самих чемоданов, ему так или иначе пришлось бы это делать, в противном случае он бы очень скоро позабыл, как с каким чемоданом обращаться, каким ключом или иным способом какой замок отпирать. Таким образом, можно сказать, что коллекционер совмещал приятное с полезным. С некоторыми замками у него не было никаких проблем, они отпирались обычными ключами, которые он держал все на одной связке, место же ее было за дверью, на толстом ржавом гвозде. Но были и такие, к которым каждый раз приходилось подбирать новую отмычку, причем к каждому свою. Иные замки были с шифрами, а иные и еще с какими-нибудь хитростями. К примеру, на чемодане номер восемь[3] стоял такой удивительный замок, который вообще никак не отпирался. При этом запереть его было легче легкого, чего Коллекционер, заблаговременно уведомленный об его секретной особенности, ни разу себе и не позволил. Были в коллекции и еще чемоданы с секретами. Один, например, имел потайное отделение, до того незаметное, что даже продавец, у которого он был куплен за хорошие деньги, не смог показать, где оно находится. В другом чемодане была специальная лампочка, строго для внутреннего освещения, со специальным светочувствительным устройством. Принципом работы этого устройства служило то вполне справедливое соображение, что, при прочих равных условиях, внутри чемодана всегда темнее, чем снаружи, если только он закрыт, следовательно, если чемодан не закрыт, то необходимость во внутреннем освещении автоматически отпадает. Поэтому стоило хоть на полмикрона приподнять крышку чемодана, как внутреннее освещение автоматически отключалось. В третьем чемодане было скрыто сигнальное устройство с особым детектором. Когда этот чемодан открывал хозяин или любое дружественное ему лицо, сигнализация молчала, но стоило бы только попытаться в него проникнуть лицу, внешность или поведение которого могли бы внушить обоснованные подозрения, как тотчас же раздался бы громкий сигнал тревоги. 3. Но, как уже было сказано, Коллекционер жил уединенно. Его никогда никто не посещал, за исключением только одного человека, старичка соседа с нижнего этажа. У этого старичка был сверхъестественно тонкий слух. Малейший новый шум, доносившийся сверху, сразу же привлекал его внимание. Он начинал размышлять о том, что бы это такое могло быть, выдвигал различные версии и сам с собой заключал пари, после чего ему волей-неволей приходилось подниматься по лестнице, чтобы узнать происхождение шума и определить победителя. Обычные шумы, производимые в процессе работ по уходу за чемоданами, его, как правило, не интересовали. Однако, если новых шумов подолгу не было, он начинал проявлять нетерпение. Тогда стоило только Коллекционеру завести швейную машинку или включить циркулярную пилу, как старичок брал в руки швабру и трижды стучал в потолок, после чего являлся лично. Коллекционер приносил извинения. — Да вы не извиняйтесь, чего уж, — добродушно говорил старичок. — Это я так, по-соседски, что там, думаю, за шум? Зайти проведать, а то мало ли что. Время-то сейчас какое. Я уж было спать собрался, а тут шум. Я и на один бок, я и на другой — не спится. Мысли всякие. Нет, думаю, надо проведать, а то ведь не усну. Вот, теперь вижу, что вы работаете, мне и спокойнее. Когда молодежь работает, так чего уж лучше? Это наше, стариков, дело отдыхать, мы уж свое отработали, — и уходил довольный. Необычные шумы возникали, как правило, вследствие падения на пол различных предметов. 4. Один раз Коллекционер уронил футляр для очков и, справедливо полагая, что произведенный шум относится к разряду необычных, ожидал услышать стук снизу. Но все было тихо. Коллекционер встревожился: «Что это с ним? Не слышит, что ли? А может, нездоров, или еще того хуже?» В это время в дверь позвонили. На пороге стоял сосед, живой и невредимый. Коллекционер уже хотел было принести извинения, как старичок вдруг зачем-то хихикнул и сказал: — Извиняюсь, что обеспокоил. Коллекционер опять встревожился. В руках у старичка был конверт. — Вот, попало в мой ящик, по ошибке. А адресовано лично вам. И фамилия ваша, вот: «Стяжаеву Дмитрию Васильевичу, лично в руки». Вы ведь по батюшке Васильевич? Коллекционер взял конверт. — Я его и вскрывать не стал, раз не мне адресовано, — продолжал старичок. — Даже и не представляю, что в нем. Вы уж сами прочтите. Коллекционер поблагодарил соседа, но читать письмо при нем не стал. Наконец тот ушел, и он вскрыл конверт. В конверте лежал сложенный вдвое лист хорошей бумаги, на котором было напечатано всего лишь три строки. Это было приглашение. Его приглашали на очередное заседание Общества Собирателей Чемоданов. В первый момент Коллекционер подумал, что сошел с ума. Ведь до сих пор он был убежден, что его коллекция — единственная в своем роде, следовательно, никакого Общества Собирателей Чемоданов на свете быть не может. Но, собравшись с мыслями, он сказал себе: «Ерунда! Это просто кто-то шутит. Либо Виолетта, либо кто-нибудь еще, одно из двух». 5. Виолетта Юрьевна была его напарницей по работе. У них был один кабинет на двоих. Как-то раз директор, по простоте своего сердца полагая, что вдвоем им будет веселее, послал их вместе в командировку в Москву, и там Стяжаев был поставлен в такое положение, что взял и ни с того ни с сего рассказал Виолетте Юрьевне о чемоданах, после чего и она зачем-то рассказала ему о своем неудачном романе с одним знаменитым писателем. Этот писатель, обидевшись на Виолетту Юрьевну за то, что роман оказался таким неудачным, сочинил якобы мемуары, в которых вывел ее в карикатурном виде и вдобавок приписал еще много такого, чего вообще не было. Стяжаев этих мемуаров не читал, автор их был совершенно ему не известен. Поэтому он не раз впоследствии сожалел о происшедшем, говоря себе: «Какой же я осел! Зачем было рассказывать ей о коллекции? Мог ведь придумать что-нибудь другое», — так как Виолетта Юрьевна не упускала случая напомнить ему о чемоданах, он же ей о писателе никогда не напоминал. Коллекционер стал внимательно перечитывать письмо, и дойдя до конца, понял, что приглашение было не поддельным. Под ним стояла настоящая синяя гербовая печать — и личная подпись председателя. За окном стало смеркаться, наступил вечер. Но Коллекционер, охваченный смятением, был не в состоянии сдвинуться с места. «Пора заняться коллекцией, — думал он. — Да-да, давно пора. И пора ложиться спать, ведь это уже завтра, в десять утра. — А может, не ходить? Что я теряю? Я вполне мог не получить письма, меня могли просто не застать дома. Так и сделаю: не пойду, и все. В случае чего скажу, что письмо получил, но не прочел. Потерял. Или забыл прочесть. Нет, лучше потерял. Ведь старик не видел, как я его читал. Да и кому я буду это объясять? С какой стати я должен перед ними отчитываться? Кто они такие? — А действительно, кто они такие? — Пора зажечь свет. — А вдруг они воспользуются моим отсутствием и за моей спиной примут какие-нибудь постановления, во вред моей коллекции? Скажут, мы вас предупредили, пеняйте на себя. — Да какие там могут быть постановления? Это моя собственность! — А мало ли какие. — Пойду! — Нет! — Да, все это надо хорошенько обдумать, утром, на свежую голову. Лечь пораньше, прямо сейчас, а утром встать… — Нет, сейчас заняться чемоданами, заодно и успокоюсь. А потом окончательно решить, идти или не идти, иначе все равно не усну. — А может, на то и расчитано, что я не приду? Выслали в самый последний момент, явный расчет, что дойти не успеет. Не в тот ящик опустили, вполне похоже, что нарочно. Спасибо старику! Они не ожидают, а я возьму и явлюсь. — Хотя спешить не стоит. Зачем лезть на рожон? — И, между прочим, пора подумать об ужине — И пора наконец поднять очешник, не век же ему валяться… — Если не пойду, то ничего не узнаю. — А с другой стороны, может, и лучше ничего не знать…» Рассуждая таким образом, он простоял как истукан до самого восхода луны. 6. Это была первая ночь полнолуния. В такие ночи Коллекционер любил постоять у окна и поболтать с Луной. — Что новенького? — спрашивал он обычно. «Ничего», — отвечала Луна. — Что ж, каждому — свое, — усмехался Коллекционер. Опасливо оглядываясь на чемоданы, он игриво понижал голос: — Между прочим, ты мне нравишься, ты в курсе? По секрету: я даже считаю, что ты не хуже Крокодила, — (так он называл внешний чемодан). — Что на это скажешь? А? «Ничего», — отвечала Луна. — Только ведь это — внешность, — дурашливо вздыхал он. — А что за ней? «Ничего», — отвечала Луна. — Ошибаешься, красотка! — громко хохотал Коллекционер. — В том-то и беда, что ты — сплошная. Но в эту ночь ему было не до смеха, он только одно и повторял: «Что делать? Что мне делать?» «Ничего», — отвечала Луна. — А ведь она права, — сказал Коллекционер и решил жить так, словно никакого письма и не было. Он достал связку ключей и, не зажигая электричества, прямо при лунном свете, опустился на колени перед белым чемоданом. В такие минуты он забывал о постороннем. Едва лишь начал он припоминать шифры, отыскивать ключи, подбирать отмычки, как злополучное письмо вылетело у него из головы. Шаг за шагом продвигался он вглубь, к сердцу коллекции, успевая по пути осмотреть и обласкать каждый чемодан. Но непонятное стеснение мешало ему радоваться как всегда и разговаривать с чемоданами в полный голос. Казалось, кто-то чужой наблюдает за ним. И когда он открывал самый последний, самый маленький и самый любимый свой чемоданчик, с перламутровыми пуговками на полотняном чехольчике, крепким стальным замочком и алой бархатной подкладкой, то вместо привычного восторга испытал вдруг такую сильную грусть, что едва не заплакал. Он чувствовал себя так, словно был в последний раз со своей коллекцией. В полном безмолвии запер он все чемоданы (за исключением, разумеется, номера восемь) и в тоске пробормотал: — Идиот! Зачем я не задернул штору? Зачем я занимался Всю ночь он просидел на полу подле своей коллекции, а наутро решил: «Будь что будет. Надо пойти и все узнать». 7. В приглашении был указан адрес общества: улица Вокзальная, 2. «Понятно. Это чтобы не привлекать излишнего внимания», — решил Коллекционер. Однако чемоданов с собой не взял. Прибыв по адресу, он увидел старое желтое здание с шелушащимися колоннами и высокими стрельчатыми окнами. Он взошел на крыльцо и на заколоченной наглухо облупленной двери прочел надпись мелом «Вход со двора». Он подошел к одному из окон и, приблизив лицо к пыльному стеклу, из-под ладони заглянул внутрь. Помещение представляло собой один просторный зал с рядами деревянных скамей, похожий на зал ожидания. В задней части, где был вход, на свободном от скамей пространстве небольшими кучками топились какие-то люди, все с чемоданами в руках, видимо, хорошо друг друга знавшие, так как переходили из группы в группу и оживленно переговаривались. При этом все часто поглядывали на дверь, как будто кого-то ожидали. В передней части зала стоял длинный стол, покрытый красной скатертью. Коллекционер понял, что опасаться нечего. Он обошел здание с той стороны, куда указывала стрелка, прошел через грязный запушенный двор, с трудом отыскал дверь черного хода. Никаких надписей на ней не было. Он толкнул дверь — и очутился прямо в зале. Тотчас же собиратели чемоданов, не выпуская из рук своего багажа, с радостным гулом устремились к нему. Каждый норовил пожать ему руку. Но поскольку ни с кем из этих людей он никогда до сих пор не встречался, то решил, на всякий случай, вести себя сдержанно. В это время председатель зазвонил в колокольчик, и все стали рассаживаться. Коллекционер хотел было тоже сесть на скамью, но два собирателя-активиста, взяли его с двух сторон под руки и решительно провели вперед, где усадили на заранее приготовленное кресло, прямо перед столом президиума, после чего все присутствующие, включая председателя, еще с минуту не садились, а аплодировали стоя, зажав между колен свои чемоданы. Когда наконец все расселись, председатель снова позвонил в колокольчик, и заседание началось. «А чемоданы-то у них не лучшего качества, — успел заметить про себя Коллекционер. — Хотя не исключено, что самые ценные внутри». 8. — Как известно, Общество Собирателей Чемоданов существует уже сто лет, — сказал Председатель, и все опять зааплодировали. — Но совсем недавно мы узнали, что в нашем городе живет выдающийся собиратель чемоданов, владелец редкостой коллекции, который до сих, как это ни странно, не является членом нашего сообщества. И вот, сегодня он — наш гость. Снова раздались аплодисменты. Коллекционер решил на всякий случай не подавать виду, что понял, о ком идет речь, и, придав своему лицу глуповатое выражение, похлопал вместе со всеми. — Точнее сказать, — продолжал Председатель, — этот человек В четвертый раз зазвучали аплодисменты, и те же два активиста прямо к креслу, на котором сидел Коллекционер, живо подкатили специальный столик на колесиках, на котором уже заранее были разложены все документы. Не хватало лишь его подписи. Подошел и сам Председатель, держа в руках новенький членский билет, чудную маленькую книжечку из лучшей чемоданной кожи, с золотым тиснением. У всех членов Общества Собирателей Чемоданов были такие же. Они носили их в нагрудном кармане и, встретив друг друга в каком-нибудь месте, чуть-чуть выдвигали уголок, что служило секретным знаком принадлежности к сообществу. 9. Но Коллекционер не спешил приступать к выполнению должных формальностей. — Скажите, пожалуйста, — спросил он у Председателя, — а что я должен буду делать, когда вступлю в ваше общество? В зале воцарилась тишина. — Платить членские взносы, — без тени смущения ответил Председатель. — И больше ничего. Все остальное Общество берет на себя. — Платить деньги? — изумился Коллекционер. — Но у меня нет лишних денег. Все, что я получаю, я трачу на чемоданы. В зале засмеялись. Сам Председатель не сдержал улыбки. — Зато вступление в наше общество сулит вам немалые выгоды, — сказал он тоном, каким обычно говорят с детьми. — Какие же? — Во-первых, вы сможете участвовать в выставках, которые мы ежемесячно проводим в этих стенах. — Что?! — возмутился Коллекционер. — Я же еще должен буду таскать мои Чемоданы по пыльным улицам, в зной, в мороз, в непогоду? И только ради того, чтобы на них глазели посторонние? В зале поднялся страшный шум. «Это как понимать? Выходит, наши чемоданы хуже? Мы-то таскаем!» — кричали одни. — «Выходит! — ехидничали другие. — Видите, он их даже в такой день с собой не взял, решил поберечь». — «И что ж там у него за коллекция, а? Не иначе как золотая! Хоть бы одним глазком поглядеть!» — иронизировали третьи. — «Вот еще, глядеть! Раз мы ему посторонние, так и пускай сидит на своих чемоданах! Нечего ему тут». — «А кто его пригласил-то? Чья была инициатива?» — «Инициатива была Федора Евстафьича. Его сегодня нет». — «То-то, на него похоже. Нам свинью подложил, а сам и не явился». — «Ну зачем уж так! Мало ли, какие причины…» Председатель поднял руку, и все замолчали. — Я полагаю, — сказал Председатель, — что каждому коллекционеру приятно, когда его коллекцией восхищаются, разве не так? — Так! Так! — подтвердили из зала. — А Ваше собрание, — при слове «ваше» он сделал легкий кивок в сторону Коллекционера, — насколько мне известно, одно из лучших не только в нашем городе, но вполне возможно, что и во всем мире. — Я знаю, что моя коллекция — лучшая в мире, — сказал Коллекционер. Собиратели опять зашумели. — Во-вторых… — Председатель возвысил голос, и шум быстро стих. — Во-вторых, — повторил он уже потише, — мы издаем очень интересный журнал с цветными иллюстрациями. Если вы вступите в наше Общество, то сможете получать его бесплатно. — О чем же вы пишете в своем журнале? — спросил Коллекционер с улыбкой. — В журнале мы пишем о том, что полезно знать всякому, кто занимается коллекционированием чемоданов. Ведь ни для кого не секрет, что чемоданы по своей природе очень нежны и не выносят грубого и небрежного обращения. Всем известно, сколько великолепных образцов загубили неопытные коллекционеры. Зал притих. Все слушали с серьезными лицами, и только Коллекционер продолжал улыбаться. — Если воздух в помещении чересчур сухой, чемоданы могут пересохнуть и расклеиться, — продолжал Председатель, — а если черезчур влажный — отсыреть и заплесневеть. От неправильного хранения ржавеют замки, лопаются ремни, воздух в чемодане портится, подкладка ветшает, сам чемодан теряет вид и форму, его кожа тускнеет, на ней образуются складки и трещины, отваливаются и теряются украшения, ломаются секретные устройства… Коллекционер зевнул. — Все это ужасно, но еще поправимо, — словно не замечая этого, говорил Председатель. — Как известно, чемоданы легко поддаются ремонту и быстро восстанавливаются. Между тем существует еще одна, грозная опасность, о которой мы не должны забывать ни ни минуту. Все сидящие в этом зале наверняка уже поняли, Собирателей охватил трепет. Многие подняли с пола свои чемоданы и поставили их к себе на колени. Коллекционер пожал плечами. — Я имею в виду всем нам известный список безвозвратно утраченных коллекций, который продолжает пополняться вопреки всем нашим предостережениям. По трагической иронии судьбы, в этот список попадают лучшие собрания самых талантливых коллекционеров. Точнее сказать, В скорбном безмолвии слушали члены Общества Собирателей Чемоданов своего Председателя. — Да, я имею в виду те печально знаменитые коллекции, которые можно сколько угодно трогать и гладить В глубине зала раздался звук, похожий на сдавленное рыдание. Председатель сделал паузу, достал красивый носовой платок в крупную клетку и высморкался, после чего будничным тоном продолжил: — Итак, в нашем журнале мы публикуем ценные советы и предостережения коллекционерам на все случаи жизни. А кроме того, в каждом номере помещаются красочные изображения наиболее ценных образцов… — Довольно, — сказал Коллекционр, вставая. — Я пока не нуждаюсь в советах, а все самые ценные образцы находятся сейчас у меня дома. Ему вдруг ужасно захотелось домой, к чемоданам. Но Председатель остановил его жестом и, не обращая внимания на вопли возмущеных собирателей, без тени обиды сказал: — Очень жаль, что уважаемый коллекционер не пожелал вступить в наше сообщество. Но ничего. Мы на вас не обижаемся. А чтобы и вы на нас не обижались, мы дарим вам на прощанье вот этот чемоданчик с двойным дном. Самое удивительное в этом чемоданчике — это то, что размеры его скрытого отделения намного превышают его собственные размеры, в чем вы сможете убедиться сами. С этими словами он вышел из-за стола с красной скатертью, быстро приблизился к Коллекционеру и вручил ему чемоданчик — не больше коробки из-под рафинада, хорошенький, как игрушка, жемчужно-серого цвета, с двумя мельхиоровыми замочками. — Спасибо! — сказал Коллекционер. Он не ожидал ничего подобного, потому и не сообразил, что бы еще сказать. Взяв чемоданчик из рук Председателя, он еще раз, от всего, сказал «Спасибо!», потом прибавил: «Ну, я тогда пойду», — и быстро удалился. 10. Теперь он думал только об одном: скорее бы прийти домой и присоединить новый чемоданчик к своей коллекции. «Надо же, такой крошечный, а с секретом! — умилялся он. — И тяжеленький! Определенно, он меньше всех чемоданов. Это замечательно! Он будет лежать в самом сердце коллекции, как жемчужина в сердце раковины». Начал накрапывать дождь. Коллекционер снял с себя плащ и завернул в него чемоданчик. Он держал его обеими руками, крепко прижав к груди. «Здравствуй, мой новый любимчик! — шептал он чемоданчику. — Моя жемчужинка, моя самая маленькая матрешечка! Ничего, потерпи, сейчас придем домой, я открою Крокодила, открою все-все чемоданы и спрячу тебя в самой глубине. Ты будешь лежать у меня в алом бархате, тебе будет тепло и уютно. А я весь день буду думать только о тебе и ждать встречи с тобой». Он уже предвкушал ту блаженную минуту, когда вечером, вернувшись с работы, заперев дверь, вымыв руки и занавесив окно, начнет не спеша, один за другим расстегивать свои чемоданы. 11. Дома он не раздеваясь прошел в комнату, снял с гвоздя ключи и в считанные секунды, не тратя времени на разговоры, открыл все чемоданы, от Крокодила до малыша с бархатной подкладкой, после чего опять засюсюкал с новым чемоданчиком: — А теперь иди сюда, мой маленький! Взгляни-ка. Нравится тебе твое местечко? Однако чемоданчик оказался не таким уж маленьким. Коллекционер поворачивал его и так и этак, но он никак не укладывался в отведенном для него бархатном ложе. Коллекционер присвистнул от удивления. — Вот так подарок! Что же мне с тобой делать? Глядя на чемоданчик, трудно было поверить в происходящее, так мал он был с виду. — Это какой-то обман зрения! — пробормотал Коллекционер. — Постойте-ка, братцы. Дайте-ка, я вас измерю. Он взял сантиметр и тщательно обмерил оба чемоданчика, один изнутри, другой снаружи. — Ничего не понимаю! Наружные размеры новичка были намного меньше внутренних габаритов коллекционного чемоданчика, так что, если верить цифрам, первый не только должен был без труда в поместиться в последнем, но и оставить вокруг себя массу свободного места. Однако, когда Коллекционер еще раз попытался вложить его туда, у него опять ничего не получилось. Он понял, что все дело в — Так вот в чем дело? Ну-ка, без фокусов! — тихонько прикрикнул на них Коллекционер. — Сантиметр врать не будет. Это — ваш новый друг, прошу любить и жаловать. Вечером поговорим, а сейчас мне некогда, — и слегка надавил на чемоданчик. Но чемоданы как будто сговорились не принимать «нового друга». Коллекционер рассердился не на шутку. — Ах, вот как! — сказал он. — Не хотите по-хорошему? Ну, держитесь! Посмотрим, кто кого переупрямит, — и начал насильно запихивать в коллекцию дареный чемоданчик. Чемоданы скрипели, стонали, трещали по всем швам и отчаянно сопротивлялись. Коллекционер все сильнее распалялся. Он решил во что бы то ни стало настоять на своем.[4] 12. И неизвестно, чем бы окончилась борьба, если бы вдруг не распахнулась дверь и на пороге не появился старичок с нижнего этажа. — А я и не знал, что у вас так много чемоданов, — сказал он. — Разве, думаю, так бывает, чтобы в чемодане — и вдруг еще чемоданы? К чему столько? Я думал, там у вас что-нибудь другое. Коллекционер в ответ промямлил что-то невразумительное. Он был страшно смущен. Его еще ни разу не заставали всрасплох с чемоданами, да еще в таком виде! Плащ его и сброшенный впопыхах пиджак валялись прямо на полу, сам он сидел тут же, весь красный, распаленный, в выбившейся рубашке, перед совершенно раскрытой коллекцией… — В командировку собираетесь? — спросил старичок. — Да, — пробормотал Коллекционер, видя, что уже бесполезно пытаться заслонить собой чемоданы. — Вот, думал, какой взять. — Возьмите вон тот, с красным нутром, — сказал старичок и ткнул пальцем в самую середину коллекции. — На него, я вижу, и чехольчик имеется, не замараете в дороге. А этот, что у вас в руках, вместо него положите. Слишком мал, несолидно. Приедете с этакой игрушкой — с вами никто и раговаривать не станет. Вот, скажут, прислали какого-то хлыща, еще и разговаривай с ним. Уж вы мне поверьте, я знаю. «Как же я сам не догадался»!» — подумал Коллекционер и с молниеносной быстротой, так что чемоданы не успели даже опомниться, вынул из коллекции внутренний чемоданчик и вложил на его место новый, после чего так же быстро позахлопывали и позапирал их один за другим, все, кроме номера восемь — Вот так-то лучше, — весело сказал старичок. — А я иду мимо, глядь — дверь не заперта. Нет, думаю, это не дело, надо поинтересоваться. Как же так, в рабочее время — и дома? — А я отпросился, — быстро нашелся Коллекционер, — И… и я как раз уже туда иду. — Вот и пойдемте, — сказал старичок. — Хотя и отпустили, а все ж таки лучше прийти. Начальник за это только похвалит. Уж я знаю, сам когда-то был начальником. На самом деле он никогда начальником не был, но Коллекционер об этом не знал. Видя, что избавиться от дотошного старика нет никакой возможности, он начал одеваться. — Чемоданчик-то соберите, — напомнил сосед. Коллекционер нехотя положил в коллекционный чемоданчик рубашку и пару носков. — Щетку зубную не забудьте. Пришлось сходить в ванную за щеткой. — Вот теперь пойдемте. Они вместе вышли на крыльцо, и каждый направился своей дорогой: Коллекционер на работу, а старичок — обратно в подъезд. 13. На работу Стяжаев явился с большим опозданием. — Что-нибудь случилось? — спросила Виолетта Юрьевна, окинув его критическим взглядом. — А это что? Новый чемодан? — Да… То есть нет, этот — не новый… Наконец он сообразил, что сказать: — Просто я получил письмо… Из другого города, — и, стараясь не смотреть на Виолетту, быстро прошел к своему столу. — Понятно, — сказала Виолетта Юрьевна и углубилась в подсчеты. Стяжаев тоже принялся за работу, однако мысли его были далеко. Он изнывал от стыда и раскаяния, вспоминая о том, как обошелся с чемоданами. «Как я был груб, как жесток! — повторял он про себя. — Воспользовался тем, что я сильнее!» В тоске он ронял голову на грудь, но взгляд его падал на чемоданчик, смирно стоявший у ножки его стула в своем скромном полотняном чехольчике. Коллекционер отводил глаза, лицо его заливалось краской. «Бедные! Каково им сейчас? — сокрушался он. — Они так беспомощны и целиком зависят от меня. Скорей бы вечер! Я поговорю с каждым отдельно, я буду стоять перед ними на коленях. Всю ночь. Пока они меня не простят…» Время тянулось ужасно медленно. Наконец рабочий окончился, и, сгорая от нетерпения, Коллекционер помчался домой. Там его ждал еще один удар. Ключей от коллекции не было на месте. Он обшарил всю комнату, всю квартиру, вывернул свои карманы. Ключи не находились. — Все из-за соседа, черт его возьми! — воскликнул Коллекционер и изо все силы топнул ногой. Сосед не отозвался. — Глупый старикашка! Заморочил меня своими бреднями, и я, конечно же, сунул ключи в карман, а потом выронил на ходу. Он топнул изо всей силы несколько раз подряд и, не дожидаясь ответа, помчался на улицу искать ключи. Четыре раза пройдя весь путь от дома до работы и обратно, осмотрев каждый кустик, каждую ямку, каждую урну, тщательно ощупав все, что только способно блестеть при ярком лунном свете, он понял, что дальнейшие поиски бесполезны. Но оставалась еще одна, последняя надежда. Он вернулся домой, достал бумагу, тушь, перо и написал: — и свой адрес. За ночь он изготовил около сотни таких плакатов, а утром, первым явившись к открытию канцелярского магазина и закупил достаточное количество клея, расклеил их по всей округе. Оставалось ждать. |
||
|