"Собиратель чемоданов" - читать интересную книгу автора (Ляшенко Ольга Валентиновна)Книга XV. (2-я Истины)1. В соседней комнате было чисто и уютно. Горела яркая люстра. По телевизору шла передача «В мире животных». Пахло чем-то сдобным, и тараканы уже собирались к ужину, но хозяйка не спешила накрывать на стол. — Молодец что зашел! — обрадовался Упендра. — Сейчас закончим статью, и будем ужинать. Мы как раз только что о тебе говорили. Знакомься, это Марина, моя новая соседка. А это — он обратился к бывшей жене Стяжаева, — то самый мой друг, о котором я тебе говорил. Марина обернулась и рассеянно кивнула Стяжаеву. Она сидела за столом, перед ней лежал большой лист бумаги, по которому прохаживался Упендра. — Да ты садись! — засмеялся Упендра, — Ну до чего застенчивый человек! Пока ему не предложат, ни за что сам не сядет. Надеюсь, у тебя найдется несколько минут? — Я не спешу, — ответил Дмитрий Васильевич. — Тогда располагайся поудобнее. Мы вот-вот освободимся. Я должен срочно закончить статью. Чтобы успела попасть в вечерний выпуск. 2. — Ты решил написать статью? — удивился Стяжаев. — Да, в защиту животных. Это сейчас актуально. Скажи, ты когда-нибудь был в зоопарке? — Был. С мамой. — Так что же ты молчал? Я и представить себе не мог, что животные в такой степени нуждаются в защите! Дмитрий Васильевич пожал плечами. Он полагал, что наверняка есть люди, которые этим специально занимаются, и всецело им доверял, хотя и не знал их лично. — Чему ты удивляешься? — сказал Упендра. — Ты, наверное, думаешь, что животным спаведливость не нужна? Что они не способны даже помыслить о лучшей доле и готовы всю жизнь влачить скотское существование? Стяжаев поймал на себе испытующий взгляд соседки. «А Чемодаса прав. Они спелись», — подумал он и сказал с вызовом: — Честно говоря, я об этом вообще не думаю. Марина осуждающе поджала губы. — Не удивляйся, — сказал ей Упендра. — Было бы очень странно, если бы рядовой гражданин, наслаждаясь всей полнотой своих прав, еще и думал о других. На это способны немногие. — Да! — сказала она, глядя на Упендру глазами, полными восхищения. — Будь добра, подскажи, на чем мы остановились, — попросил Упендра. 3. — Ты пишешь, что животным тоже нужна справедливость. — Вот именно! Если они не высказываются в защиту справедливости, это еще не значит, что у них нет глаз, и они не видят, что творится вокруг. Взять хотя бы слона, — Упендра обратился к Стяжаеву. — Вот скажи, ты думаешь, ему не обидно? — А что? — удивился Стяжаев — Как что? Поставь себя на его место. Ты работаешь не приседая, день и ночь на ногах. Со всеми приветлив, общителен, практически один обеспечиваешь всю выручку зоопарка, на тебе, можно сказать, все держится. А рядом с тобой, буквально через стенку, пристроился какой-нибудь гад, злобное ничтожество, циничный паразит, который даже не считает нужным скрывать свое презрение к окружающим. Развел вокруг себя грязь, разлегся в своей лохани, только к ужину и выползает. Посетители от него шарахаются, дети плачут, взрослые откровенно плюют, никто понять не может, за что только его держат! И при всем при этом вы с ним уравнены в правах и питаетесь из общего котла. Скажи, положа руку на сердце, что бы ты чувствовал? — Даже не знаю. Мне трудно представить. — Вот видишь, — сказал Упендра Марине. — А ты сомневалась, — хотя, глядя на нее, трудно было допустить, что она способна сомневаться в Упендре. — Люди все могут понять, надо только уметь им разъяснить. Для этого и существует пресса. Итак, на чем мы остановились? — На том, что животным нужна справедливость. — Правильно. И не меньше, чем всем остальным. Теперь пиши с красной строки: — Да. — Теперь снова с красной строки: — «Предлагаю» уже есть, — деликатно напомнила она. — Я помню. И все-таки, если тебе не жаль бумаги, напиши еще раз, чтобы людям было понятно, что я не только на словах ратую за права животных, но и предлагаю конкретное решение. Итак, Марина принялась выполнять его указания. — Ты, конечно, уже понял, в чем состоит мое предложение? — спросил Упендра. — Пока нет, — честно признался Стяжаев. — Тогда я тебе объясню. Между прочим, это было бы справедливо и по отношению к посетителям. Может быть, кто-то вообще не желает смотреть на животных, пришел просто подышать свежим воздухом, а его вынуждают платить за вход. Поэтому, я считаю, меня многие поддержат. — А, ты хочешь сделать вход бесплатным? — догадался Стяжаев. — Совершенно верно. А кассы установить возле каждой клетки. Чтобы брать плату за осмотр каждого отдельно взятого животного. Тогда сразу будет видно, кто чего стоит… Ты уже подчеркнула? — Да. — Тогда пиши дальше. — С красной строки? — Разумеется. И слово «справедливость» как-нибудь выдели. — Может, подчеркнуть? — Не стоит, у нас уже многое подчеркнуто. Напиши красными чернилами, а еще лучше — возьми в рамочку, ведь это — ключевое слово. В общем, сама подумай, ты не хуже меня разбираешься. 4. — Понятно, — сказал Стяжаев. — Ты предлагаешь распределить корм пропорционально выручке каждого животного. Остроумно, ничего не скажешь! — Я рад, что ты, наконец, догадался, но это далеко не все. Не стоило бы разворачивать целую кампанию в прессе только ради того, чтобы лишний раз поговорить о еде и блеснуть остроумием. Я, конечно, и сам не прочь повеселиться и вкусно поесть, но существуют и высшие ценности. — Например? — Например, свобода. Я считаю, что тем, кто полностью окупил расходы по своему содержанию, плюс налоги, плюс муниципальные сборы, плюс взносы в Пенсионный фонд, плюс небольшой процент в фонд зоопарка, нужно дать полную свободу. — Ты так думаешь? — Только так. Иначе мы просто не имеем права заводить разговор о справедливости. — Хорошо. Но тогда в скором времени в зоопарке останутся только худшие. — Ничего подобного! Я не собираюсь из милости кормить бездельников и уродов!.. Так. Ты уже освободилась? — Да, — сказала Марина. — Тогда пиши: Марина взялась за дело, а Стяжаев задумался. — Нет, — сказал он наконец. — Так нельзя. Сам подумай, к чему это приведет: животные без всякого надзора будут бродить по улицам, озлобяться, начнут приставать к людям, кусаться… — Так что же, мы, по-твоему, управы на них не найдем? — решительно сказал Упендра. — Пиши: 5. Марина откашлялась и громко прочла заголовок статьи: — — Надо же! — восхитился Упендра. — Я уже и сам успел забыть, как называлась моя статья, а у нее записано! Отлично! Читай дальше. — — Ты слышишь? Это же буквально мои слова! — вокликнул Упендра, — Я даже помню, как я это говорил. — Ну, дальше. — — Точно! Ну, слово в слово! Ты просто молодчина. — — Правильно. Давно пора предложить что-то конкретное. Мир устал от общих фраз. И не удивительно, что все философствуют, а никто никого не слушает. Просто потеряли надежду услышать что-нибудь дельное. Я по себе знаю. Бывает, начнешь смотреть какую-нибудь передачу с интригующей заставкой, а после двух-трех кадров уже с трудом заставляешь себя следить, потому что знаешь заранее, что будет дальше. Между тем передача «В мире животных» уже кончилась, и теперь по телевизору показывали состязания по гребле на байдарках и каноэ. 6. Когда соседка дочитала статью до конца, Упендра на минуту задумался, а потом сказал: — Между прочим, у меня появилась одна философская мысль, и кстати, ее тоже не мешало бы изложить в письменном виде и отправить в специальный журнал. — Может, в «Вопросы философии»? — подсказала Марина. — Совершенно верно, именно туда, — сказал Упендра. — Так что это тоже надо будет записать. — О чем же твоя мысль? — поинтересовался Стяжаев. — Эта мысль о том, что любая идея, если ее как следует развить, в конце концов переходит в свою противоположность. Отсюда вывод: если хочешь добиться какого-то позитивного результата, ничего не доводи до конца. В каждом деле надо вовремя остановиться. — А что делать дальше со статьей о животных? — спросила Марина. — Отмерь ровно половину, а лучше две трети или около того, и поставь точку, а остальное зачеркни. Марина принялась усердно отсчитывать буквы, а Стяжаев сказал: — Боюсь, из того, что останется, читатели мало что поймут. — Почему? — возразил Упендра. — Ведь ты же понял, а они, надеюсь, не глупее тебя. — Я пользовался твоими пояснениями, а у них такой возможности не будет. — Спасибо за идею! Мы им такую возможность предоставим. Марина! Будь добра, когда зачеркнешь все лишнее, поставь внизу наш адрес и номер телефона. И хватит об этом! Пора ужинать. А то скоро пойдут звонки, и мне уже будет не до еды. 7. За ужином Дмитрий Васильевич спросил: — Кстати, как продвигается твоя книга? — Какая книга? Куда продвигается? — переспросил с набитым ртом Упендра. — Ах, книга! Ты ведь еще ничего не знаешь. С книгой покончено. — Как! Ты ее уже дописал? — Да нет. Я решил вообще больше ничего не писать, кроме хлестких статей на самые острые темы. Вместо писанины лучше буду ставить фильмы. — Фильмы?! — Да. В наше время книг уже практически никто не пишет, а главное — не читает. Все переходят на режиссуру. И это разумно. Сам подумай: ну что такое книга? Кто ее прочтет? В лучшем случае, какие-нибудь два-три умника. А фильм может посмотреть каждый, у кого есть телевизор. И потом, в книге всего не передашь. Взять хотя бы музыку. Ведь я, когда сочиняю, всегда представляю себе какую-нибудь мелодию. Например, в моем «Чемодане», в самом конце, когда главный герой уплывает на лодке… — А разве он не уезжает на поезде? — осторожно напонила Марина. — Нет, я уже изменил конец. Согласись, уезжать из чемодана на поезде — это, мягко говоря, надуманно. Марина засмеялась. Стяжаев почувствовал, как подступает злость, но решил пока промолчать. — Закройте глаза и представьте такую картину, — сказал Упендра. — Низкие своды чемоданов, едва уловимое колыхание воды, медленно удаляющаяся лодка, а в лодке — он, одинокий странник. И в это время с экрана звучит примерно такая музыка. Он привязал гармошку и тихонько наиграл отрывок из своей любимой мелодии. — Ты не поверишь, — сказал он, обращаясь к Дмитрию Васильевичу, — но я сам чуть не заплакал, когда сочинял этот эпизод. И даже она, — он указал на Марину, — чуть не заплакала вместе со мной. 8. «Пора наконец напомнить ему, кто он такой!» — подумал Стяжаев и со злорадтвом сказал: — Между прочим, пока ты здесь проливал слезы о своем вымышленном герое, И он без прикрас рассказал обо всем, что видел в Чемоданах. Упендра внимательно его выслушал и сказал: — Не пойму, что же там все-таки стряслось, — сказал Упендра. — Из того, что ты рассказываешь, пока ничего не ясно. — Очевидно, дело в наводнении, — многозначительно сказал Коллекционер. — Когда Чемоданы залило водой, жизнь там резко ухудшилась. Естественно, это породило панику и общую растерянность. — Ну что ж, — сказал Упендра. — Если ты ничего не преувеличиваешь, то думаю, им сейчас, как никому другому, нужно посмотреть мой фильм. «Ну, уж это слишком! — мысленно возмутился Стяжаев, — Для него и впрямь не существует ничего святого!» Не будь рядом Марины, он вы высказался иначе, но в ее присутствии позволил себе только спросить: — Зачем это им смотреть твой фильм? Что-то я не понял. — Затем, что мой фильм как раз учит тому, как надо поступать в таких случаях. — Как же надо поступать? — Так, как поступил мой герой. Смываться из этих чемоданов, пока не поздно. — Что за глупости! — не выдержал Стяжаев. — Ты прекрасно знаешь, что чемоданные жители не живут вне чемоданов. — Но ведь я пока не умер. — Ты — редкое исключение, — сказал Стяжаев, и Марина, не заметив сарказма, впервые взглянула на него с одобрением. — К тому же я не собираюсь селить у себя столько народу. Одно дело — лунные жители, а другое… — он остановился, подбирая нужное слово. — Ну, конечно! Одно дело — небесные чемоданы, а другое — наши, земные, — иронически заметил Упендра. — Впрочем, насчет чемоданных жителей я с тобой и не спорю, здесь и без них тесновато. Довольно с нас одного Чемодасы. Просто хочу сказать, что, будь я на их месте, я подыскал бы себе другой чемодан, посуше. Только и всего. «Что за вздор! — подумал Стяжаев. — Только что осуждал общие фразы, а сам только и делает, что говорит ни о чем. Чемодаса прав». — Пожалуй, я пойду, — сказал он. — Уже поздно, а мне завтра на работу. — Жаль, а то бы еще посидели, — как ни в чем не бывало отозвался Упендра. Соседка же улыбнулась бесцветной улыбкой и начала убирать со стола, даже из вежливости не попытавшись удержать своего бывшего мужа.[110] В отместку за это он, как бы по рассеянности, с ней не попрощался и не сказал «спасибо» за ужин. Впрочем, она ничего не заметила. |
||
|