"Геннадий Прашкевич. Мир, в котором я дома" - читать интересную книгу автора

И кто стрелял над озером, потерянным в сельве? В меня стреляли,
случайно попав в водителя, или именно водитель являлся мишенью?.. А чего
хотел от меня Отто Верфель во время странной беседы на острове? Если он
желал моего побега, то почему не подал хоть какого-то вполне однозначного
сигнала?.. И что это, наконец, за обсерватория?.. "Сумерки"... Это походит
на код... Сумерки... Время нарушения некоего природного равновесия, когда
человек перевозбужден, когда им овладевает беспричинная тревога..." Подняв
портьеру, не выспавшийся, усталый, я смотрел в окно. И вдруг увидел людей.
Они шли по бетонной дорожке, под аркой лиан, и я невольно позавидовал
их спокойствию. Первым шел инспектор. Очень официальный, очень прямой. В
штатском костюме, который не выглядел на нем чужим, но и не казался
естественным. Рядом, мерно печатая шаг, шел один из тех, кто спорил в клубе
о войнах и о том, что невозможность предотвращения их самой природой
заложена в наши мозги. Третьим был Норман Бестлер. Я ясно различил на его
длинном лице выражение крайнего удовлетворения. Что он предложил на этот
раз? Какую идею?
Я вдруг вспомнил, как был раздосадован, даже взъярен Бестлер, когда на
одной из лекций в ночном дискуссионном клубе в Сан-Пауло студенты стащили
его с трибуны. В тот вечер Бестлер чуть ли не впервые заговорил перед
широкой публикой о нейрофизиологической гипотезе, которая, по его словам,
сама собой вытекала из теории эмоций, предложенной в свое время Папецом и
Мак-Линном и подтвержденной, якобы, многими годами тщательной
экспериментальной проверки. Он говорил о структурных и функциональных
отличиях между филогенетически старыми и новыми участками человеческого
мозга, которые, если не находятся в состоянии постоянного острого
конфликта, то, во всяком случае, влачат жалкое и тягостное сосуществование.
- Человек, - говорил Бестлер, - находится в трудном положении. Природа
наделила его тремя мозгами, которые, несмотря на полнейшее несходство
строения, должны совместно функционировать. Древнейший из этих мозгов по
сути своей - мозг пресмыкающихся, второй унаследован от млекопитающих, а
третий - полностью относится к достижениям высших млекопитающих. Именно он
сделал человека человеком... Выражаясь фигурально, когда психиатр
предлагает пациенту лечь на кушетку, он тем самым укладывает рядом
человека, лошадь и крокодила. Замените пациента всем человечеством, а
больничную койку ареной истории, и вы получите драматическую, но, по
существу, верную картину... Именно мозг пресмыкающихся и мозг простейших
млекопитающих, образующие так называемую вегетативную нервную систему,
можно назвать для простоты старым мозгом, в противовес неокортексу - чисто
человеческому мыслительному аппарату, куда входят участки, ведающие речью,
а также абстрактным и символическим мышлением.
Неокортекс появился у человекообразных в результате эволюции
полмиллиона лет назад и развился с быстротой взрыва, беспрецедентной в
истории эволюции. Скоропалительность эта привела к тому, что новые участки
мозга не сжились как следует со старыми, и накладка оказалась весьма
чревата последствиями: истоки неблагоразумия и эгоизма - вот что прячется в
наших мозгах! В каждом! И нам никуда не деться от бомбы, которую мы носим в
себе.
От изъяна, допущенного природой при моделировании нашего организма...
Именно после этих слов студенты, недовольные тем, что Бестлер
приравнял их мозг к мозгу лошади и крокодила, вместе взятых, стащили его с