"Геннадий Прашкевич. Мир, в котором я дома" - читать интересную книгу автора

великого Писсаро.
Наконец они подошли ближе, все одного роста и в одинаковой одежде -
полосатые легкие рубахи, плотные брюки, низкие резиновые сапоги. Ближайший
ко мне, рыжий, веснушчатый, с глазами, под которыми отчетливо набрякли
мешки, сунул руки в карманы, сплюнул и резко спросил:
- Что ты делаешь на острове?
- Ловлю рыбу.
Они переглянулись. Моя ложь была очевидна.
- Ты один?
- Жду товарищей.
- Не лги! Не будь виво!
Они принимали меня за проходимца. Но это было лучше, чем вновь попасть
в обсерваторию со столь странным названием. Они опять спрашивали меня:
- Чем ты ловишь рыбу? Ты кто? Твои товарищи - они тоже рыбаки? Ты
давно ел?
Один из них, не выдержав, ткнул меня в бок кулаком. Но в этот момент
на реке вновь сверкнула мигалка, и они сразу забыли обо мне. Да и я о них
забыл, потому что по реке плыла... субмарина, сияющая огнями иллюминаторов!
Значит, легенды индейцев о боиуне не были выдумкой!
Медленно, с какой-то даже торжественностью субмарина миновала остров и
вошла в протоку. Я напрасно искал опознавательные знаки. Их не было.
А потом из-за острова вышел катер. Вслед за накатившим на берег валом
он и сам мягко ткнулся в песок, и с борта его спрыгнул человек, которого я
сразу узнал - тот самый, что вытащил меня из сельвы. Я слышал, как он
спросил, указывая на меня:
- Кто это?
- Виво! - заявил рыжий. - Лгун! Он все врет! Спроси, Отто, зачем он на
острове!
Верфель, так звали моего знакомца, подошел ко мне и длинными холодными
пальцами поднял мне подбородок.
- Компадре... - узнал он меня. - Не ожидал увидеть тебя так быстро! -
он будто подчеркнул последние слова.
- Этот человек - виво! - повторил рыжий.
Верфель кивнул ему, повернулся и поманил меня за собой.
Провожаемые недоуменными взглядами, мы спустились на берег, к катеру,
и тут, пристально посмотрев мне в глаза, Верфель спросил:
- Что видел?
Я пожал плечами. Он говорил по-испански, но в речи его явственно
слышался иностранный акцент.
- Вы не из германских латифундистов? - спросил я.
- Моя родина - "Сумерки", - сумрачно ответил он.
Странный ответ, он толкнул меня на дерзость:
- Примерно так сказал в свое время химик Реппе, ставивший опыты на
людях в стенах концерна "ИГ Фарбениндустри". Этот нацистский концерн скупал
польских женщин по сорок марок за каждую и еще находил, что это дорого. На
допросе Реппе сказал: "Моя родина - "ИГ Фарбениндустри"...
Я ждал, что Верфель взорвется, но он не придал значения моим словам, а
может, не захотел придать им значение. Отвернулся, помолчал и вдруг ровным
голосом, не торопясь, будто мы встретились за коктейлем, произнес:
- По реке следует спускаться под утро. Так безопаснее.